Тритон Ноль

Для термина «Тритон» см. также другие значения.

«Тритон Ноль» или «приказ Лакония» (нем. «Laconia-Befehl», англ. «Laconia order») — приказ, отданный командующим подводными силами ВМФ Германии Карлом Дёницем 17 сентября 1942 года командирам всех подводных лодок. Приказ запрещал оказывать помощь пассажирам и экипажу потопленных подводной лодкой судов.

Предыстория

До 1942 года подводные лодки ВМФ Германии после атаки судов противника предпринимали меры помощи спасшимся, что считалось необходимым согласно правилам ведения войны (хотя, разумеется, это делалось не всегда). 12 сентября 1942 года подводная лодка кригсмарине U-156, атаковав и потопив судно «Лакония», оказала помощь выжившим членам экипажа и пассажирам. Во время спасательной операции, в которой участвовали ещё три подлодки и два корабля (германского и итальянского флотов), лодки, имеющие на борту несколько сотен спасённых и ведущие на буксире шлюпки, были атакованы самолётами ВВС США, пилоты которых были в курсе происходящего. В результате атаки U-156 была серьёзно повреждена, а одна из шлюпок со спасёнными была уничтожена прямым попаданием бомбы.

Приказ

На следующий день после повреждения U-156, то есть 17 сентября, узнавший о событиях адмирал Дёниц, командующий подводными силами ВМФ Германии, издал приказ:

Jegliche Rettungsversuche von Angehörigen versenkter Schiffe, also auch das Auffischen Schwimmender und Anbordgabe auf Rettungsboote, Aufrichten gekenterter Rettungsboote, Abgabe von Nahrungsmitteln und Wasser haben zu unterbleiben. Rettung widerspricht den primitivsten Forderungen der Kriegsführung nach Vernichtung feindlicher Schiffe und deren Besatzungen. Die Befehle über das Mitbringen von Kapitänen und Chefingenieuren bleiben bestehen. Schiffbrüchige nur dann retten, wenn ihre Aussagen für das Boot von Wichtigkeit sind. Bleibt hart. Denkt daran, daß der Gegner bei seinen Bombenangriffen auf deutsche Städte keine Rücksicht auf Frauen und Kinder nimmt! Запрещается предпринимать любые попытки к спасению команд потопленных кораблей и судов, то есть вылавливать тонущих, передавать их на спасательные шлюпки, возвращать в нормальное положение перевернутые шлюпки, снабжать пострадавших провизией и водой. Спасение противоречит самому первому правилу ведения войны на море, требующему уничтожения судов противника и их команд. Приказы о захвате капитанов и главных механиков остаются в силе. Спасать людей только при наличии у них важной информации для лодки. Будьте непреклонны. Помните — враг не вспоминает о женщинах и детях, когда бомбит германские города.

Оценка приказа на Нюрнбергском процессе

В 1946 году в Нюрнберге английский обвинитель попытался охарактеризовать приказ как зверский, требующий от командиров подводных лодок преднамеренно уничтожать спасшиеся экипажи и пассажиров. Но Международный военный трибунал не согласился с такой трактовкой, и в приговоре по данному обвинению было сказано: «Трибунал придерживается мнения, что доказательства не устанавливают с несомненностью, требуемой в данном случае, того факта, что Дёниц намеренно приказал убивать людей, спасшихся с потопленных судов».

Литература

• Дениц K. «Немецкие подводные лодки: 1939—1945 гг.» Минск: «АСТ», 2000.

Отрывок, характеризующий Тритон Ноль

Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c'est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C'est Marieie qui s'exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.