Тёмный эльф (трилогия)

Трилогия «Тёмный Эльф» (Dark Elf trilogy, 1990-91) — книжная трилогия американского автора Роберта Сальваторе в жанре фэнтези по вселенной Forgotten Realms. Состоит из романов «Homeland», «Exile» и «Sojourn». Трилогия является приквелом к трилогии «Долина Ледяного Ветра», и первым по внутренней хронологии произведением о следопыте-дроу по имени Дзирт До’Урден (Dzirt Do’Urden), рассказывая о его рождении и юности.

Трилогия проиллюстрирована Джеффом Изли в первом издании и Тоддом Локвудом в переиздании Wizards of the Coast 00-х. Новое издание содержит два предисловия: от Эда Гринвуда и самого Сальваторе. В России выпущена издательством Максима, в том числе в одном томе.

По всем томам трилогии существует комикс.

Родина (Homeland, 1990)

• В переводах: «Родина», «Отступник».

Действие разворачивается в Мензоберранзане, подземном городе тёмных эльфов-дроу. В обществе царит матриархат: городом правят жрицы мрачной богини Ллос, Паучьей Королевы и Великие матери благородных домов, а мужчины занимают подчинённое положение. Дома встроены в жёсткую иерархию, и полное уничтожение конкурирующего Дома — обычный способ улучшить свой статус. Многообещающий Дом До’Урден собирается уничтожить Дом Де’Вир, прибегнув к помощи Безликого, учителя магов из городской академии. Налёт прошёл удачно: Мастер Клинка Закнафейн и его воины вырезали всех Де’Виров. Только юному Альтону случайно удалось спастись: студент по имени Мазой убил Безликого и помог Альтону обезобразить лицо с помощью кислоты, чтобы занять его место. В эту же ночь у Матери Мэлис До’Урден родился третий сын, которого, по традиции, должны были принести в жертву богине Ллос. Но второй сын Дома, Дайнин, зарезал своего брата Нальфейна во время налёта на Де’Вир, и жрицы сочли это своеобразным жертвоприношением, решив не убивать более членов семьи.

Мальчика назвали Дриззт. Его воспитанием занялась сестра Вирна, с изумлением отмечавшая как растущие способности ребёнка, так и его странную непокорность старшим. Когда Дриззт подрос, его отец Закнафейн, непревзойдённый фехтовальщик, обучил его всем приёмам боя. Дриззт поступил в академию на факультет воинов и вскоре считался лучшим молодым фехтовальщиком Мензоберранзана. В то же время, юноша оставался на редкость наивным и невинным, каждый раз удивляясь подлым трюкам и жестокости своих товарищей.

Брат юного До’Урдена, Дайнин, начал брать его с собой в патрули. Однажды патруль Дриззта получает особо ответственное задание: подняться на поверхность и атаковать лесных эльфов, которых пропаганда называет жестокими и безжалостными врагами дроу. Но налёт на деле оказывается избиением безоружных, что вызывает у Дриззта отвращение. Тайком он спасает от расправы эльфийскую девочку. В другой раз, патруль Дайнина и Мазоя столкнулся с глубинными гномами, свирфнеблинами. Во время боя маг Мазой выпустил волшебное животное, пантеру Гвенвивар с астрального плана, чтобы она догнала и убила других выживших глубинных гномов. Дриззт уговорил брата отпустить одного из пленных гномов, Белвара Диссенгальпа, но перед этим пленнику отрубили руки. Вскоре пантера сдружилась с Дриззтом — к неудовольствию Мазоя.

Закнафейн, втайне надеявшийся на то, что его сын вырастет непохожим на других дроу, был удручён его боевой славой. Он пытается убить Дриззта на тренировке. Но вместо этого, поединок превращается во взаимное признание: и отец, и сын — диссиденты в обществе дроу. Дриззт предлагает отцу побег, но разочарованный во всем мире Зак не соглашается принять в нём участие. Юный До’Урден выходит за пределы Мензоберранзана. Там на него нападают Мазой и Альтон. Сначала Мазой надеялся натравить на него пантеру, но Гвенвивар неожиданно переходит на сторону своего друга. В ходе битвы оба волшебника погибают.

Тем временем, узнав с помощью магии о «преступлении» младшего сына во время вылазки на поверхность, Мать Мэлис приходит в ярость. Чтобы искупить его малодушие перед Ллос, Паучьей Королевой, и избежать кары в виде нападения другого Дома, она решает убить его. Но Закнафейн добровольно предлагает себя в жертву Ллос вместо своего сына.

Вернувшийся домой Дриззт узнаёт о смерти Закнафейна. В гневе он высказывает своей семье всё, что он думает о жестокой богине Ллос и об обществе дроу и, прежде чем его успевают остановить, вместе с Гвенвивар бежит из города и скрывается в пещерах.

Изгнанник (Exile, 1990)

Дзирт и Гвенвивар скитаются по пещерам и тоннелям Подземья. Следопыт все чаще впадает в ярость берсерка, он чувствует, что от одиночества теряет разум. В отчаянии, он сдается в плен глубинным гномам. Лишь заступничество Белвара, которого он когда-то освободил, спасает его от немедленной казни. Белвар лишился обеих рук, вместо которых носит зачарованные молот и кирку, и с тех пор не покидает родного селения Блингденстоун. Дзирт осознаёт, что представляет опасность для гномов: за ним охотятся бывшие сородичи. Он покидает Блингденстоун, и Белвар отправляется вместе с ним.

Тем временем в Мензоберранзане Дом До'Урден готовится выдержать осаду со стороны Дома Ган’етт. Чтобы умилостивить Паучью Королеву, Мэлис обещает богине поймать и принести ей в жертву предателя Дзирта. Союзником До’Урденов становится хитрый наёмник Джарлаксл и его организация Бреган д’Эрт. Дом Ган’етт атакует, но наёмники Бреган д’Эрт, состоявшие в рядах его войск, неожиданно поворачивают оружие против своих товарищей и добывают победу До’Урденам и ловкому Джарлакслу.

Белвар и Дриззт, ставшие близкими друзьями, скитаются по Подземью. К ним присоединяется странное существо: гном-пич, преврещенный злым магом в огромное чудовище — Пещерного урода (в оригинале hook horror). Щелкунчик, как его прозвали друзья, страдает от потери своего тела и его возможности слушать и чувствовать камень. Герои находят мага и пытаются заставить его вернуть Щелкунчику прежний облик, но пещерный гигант в приступе ярости убивает своего обидчика, сделав невозможным возвращение своего прежнего облика. Позже троицу спутников захватывают в плен иллитиды, раса гипнотизёров. Они подавляют волю троицы и присоединяют героев к своим рабам. Их заставляют биться друг с другом на гладиаторских боях, копать тоннели, ухаживать за Главным Мозгом. Иллитиды командуют сотнями рабов, держа их под ментальным контролем.

Чтобы покончить с Дриззтом, матрона Мэлис создает зомби (зин-карла) из тела Закнафейна. Непобедимый фехтовальщик, управляемый её разумом, обшаривает Подземье и вторгается в царство иллитидов. Атаки проницателей мертвецу не страшны, и вскоре он сеет смерть в их рядах, разрушив сеть гипноза. Трое друзей получают свободу, и вызванная следопытом Гвенвивар уничтожает Главный Мозг. Но вскоре они вынуждены вступить в поединок с покойным отцом Дриззта, в бою с которым погибает Щелкунчик. Повторяя приёмы, которым Зак его научил, Дриззту удаётся пробудить в зомби воспоминания о том, кем он был. Разум Закнафейна на минуту пробуждается, и тот бросается в озеро кислоты чтобы не навредить сыну.

Провалив исполнение клятвы, До’Урдены теряют расположение богини Ллос и их дом уничтожается верховным Домом Бэнр. Хитрый Джарлаксл забирает себе лучших из уцелевших. Уверенный, что бывшие сородичи все ещё преследует его, Дриззт расстается с Белваром и решает уйти на Поверхность.

Странствие (Sojourn, 1991)

• В переводах: «Странствие», «Скиталец», «Воин».

Тёмный эльф выходит на Поверхность. Его слепит солнечный свет, он не понимает этого странного, меняющегося мира, не знает, кто может быть врагом, а кто — другом. Он наблюдает за семейством людей, пытается найти с ними контакт, даже убивает гноллов, собиравшихся напасть на семью. Но люди лишь в ужасе шарахаются от дроу, чей народ по праву считается смертельно опасным.

Узнав о появлении дроу, два демона-оборотня, Улгулу и Кемпфана, решают воспользоваться этим. Превратившись в тёмного эльфа, Улгулу пожирает семью Тистлдаунов. Дриззт чувствует вину за гибель детей, он с Гвенвивар отправляется в горы и уничтожает демонов. Но на Дриззта всё равно объявляют охоту — разъярённые крестьяне, уверенные в том, что он убийца, нанимают лучших следопытов. Обороняясь, Дриззт обрывает ухо охотнику Родди Макгристлу. В итоге следопыты оставляют эльфа в покое, поняв, что он невиновен. Только Родди все ещё жаждет мести.

Дроу мёрзнет в зимнем лесу. Его подбирает слепой следопыт Монтолио, который обучает эльфа жизни в лесу, общению с животными и языку людей. На рощу Монтолио совершают набег орки, которым помогают охотник Родди и бывший слуга демонов, Тефанис — крошечный квиклинг, передвигающийся с невероятной скоростью. Монтолио, До’Урден и Гвенвивар героически обороняются втроём против целой армии. Орки разбиты, а Родди попадает в плен, из которого сбегает благодаря Тефанису.

Через несколько лет Монтолио умирает от старости, и Дриззт отправляется в странствие по миру с бродячими монахами. Жаждущий мести Тефанис заманивает их в пещеру к дракону. Тёмный эльф ловко обманывает дракона, сам прикинувшись драконом, превращённым в тёмного эльфа. Узнав об этой неудаче, Родди убивает Тефаниса.

От монахов эльф узнает о Долине Ледяного Ветра, где якобы рады всем изгнанникам. Дриззту позволяют поселиться в Долине, но вдали от людей. Он сводит дружбу с девочкой Кэтти-бри, приёмной дочерью короля гномов Бернора. Родди настигает его и здесь, клевеща на дроу и пытаясь его поймать, выбивая из девочки признание. Но эльф лишь побеждает Макгристла, не убив его. Бренор выгоняет охотника и позволяет Дриззт остаться. Скиталец наконец обретает свой дом.

Ссылки

• [www.rasalvatore.com/sidemenu/sampleChapters/de.html Предисловие к коллекционному изданию]

См. также

• Дриззт До'Урден
• Джарлаксл
• Дроу

Отрывок, характеризующий Тёмный эльф (трилогия)

– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.