Ульяновский авиационно-промышленный комплекс

См. также: Авиастар-СП

Ульяновский авиационно-промышленный комплекс им. Д. Ф. Устинова (УАПК) — крупнейшее предприятие СССР (впоследствии России), созданное во второй половине 1970-х годов в г.Ульяновске. Официальной датой основания УАПК считается 10 июня 1976 года. Основные виды продукции — транспортные самолёты Ан-124 «Руслан» (1981—1994), пассажирские и грузовые самолёты семейства Ту-204 (1989—).

Первым Генеральным директором УАПК был Сысцов Аполлон Сергеевич.

Первоначально в [wikimapia.org/19329594/ru/Промзона-УАПК промзону УАПК] входило три завода: [wikimapia.org/4904810/ru/ЗАО-«Авиастар-СП» самолётостроительный], [wikimapia.org/19806006/ru/Завод-Агрегат агрегатный] и [wikimapia.org/19806303/ru/Завод-Сигнал приборостроительный], позже — [wikimapia.org/19852609/ru/Бывший-Станкостроительный-завод-Профиль станкостроительный] и заводы по производству авиационных двигателей и товаров народного потребления.

Приватизация и реорганизация

До 1992 г. УАПК являлся государственным предприятием (ГП).

В 1992 ГП УАПК был преобразован в акционерное общество (АО) «Авиастар» в результате приватизации по [www.strana-oz.ru/?numid=22&article=1003 второму варианту льгот]. АО «Авиастар» зарегистрировано Мэрией г. Ульяновска Ульяновской области 13 января 1992 года решением № 54, перерегистрировано распоряжением Мэра г. Ульяновска № 660-Р от 23.06.96г..

В 1997 г. в самостоятельную структуру выделено самолётное производство, зарегистрированное как АОЗТ «Авиастар-СП». Целью создания нового предприятия являлась оптимизация самолётостроительного производства. В производственную цепочку изготовления самолётов включились около 600 предприятий России и 150 предприятий стран СНГ и Балтии.

В соответствии с пояснительной запиской к бухгалтерской отчётности за 1997 г. АО «Авиастар» имело 22 дочерних и зависимых предприятия.

По состоянию на 17.05.1999 г. в АО «Авиастар» входило уже 35 подразделений, крупнейшими из которых, кроме самолётостроительного завода, являлись [wikimapia.org/19852609/ru/Бывший-Станкостроительный-завод-Профиль станкостроительный завод], [wikimapia.org/19806006/ru/Завод-Агрегат завод «Агрегат»], авиакомпания «Авиастар» и аэропорт «Восточный».

По данным на 17.05.1999 г. АО «Авиастар» имело такие доли в уставных капиталах следующих компаний: ЗАО «Авиастар-СП» (100 %), дата рег. — 1997 г., АО «Авиастарбанк» (35 %), дата рег. — 14.12.1990 г., ФД «Авиастар-Инвест» (35 %), дата рег. — 12.07.1994 г., ЗАО «Волга-Днепр» (35 %), дата рег. — .08.1990 г., АО «Антей» (50 %).

В 2006 году ЗАО «Авиастар-СП» вошло в состав ОАО «Объединенная авиастроительная корпорация» в статусе центральной сборочной площадки.

Основные даты

Ноябрь 1981 г. — в стапели агрегатно-сборочного производства УАПК заложен фюзеляж первого Ан-124.

30.10.85 г. — первый полет первого выпущенного на УАПК самолёта Ан-124.

1989 г. — начало освоения и производства на УАПК среднемагистрального пассажирского самолёта Ту-204.

17.08.90 г. — первый полет первого выпущенного на УАПК пассажирского самолёта Ту-204.

02.09.96 г. - около 6 тысяч работников предприятия перекрыли автомобильное движение по мосту через реку Волга в Ульяновске, дойдя до него от 1-й проходной завода, за 3 часа. Акция протеста была спонтанной, и вызвана тем, что сотрудников не допустили до рабочих мест, в связи с остановкой завода. При этом задолженность по заработной плате была на тот момент за 6 месяцев, и впоследствии (1997-1999 гг) этот срок увеличивался до 9-11 месяцев.

2009 г. — начало работ по сборке первого лётного экземпляра нового транспортного самолёта Ил-476, представляющего собой глубокую модернизацию Ил-76.

Конец 2011 г. — запланирован первый полет первого самолёта Ил-476.

22.09.2012 г. — первый полет самолёта Ил-76МД-90А (Ил-476).

Предыстория создания

Предыстория создания УАПК неразрывно связана с хронологией основных событий в авиационной промышленности СССР и США, относящихся к разработке и созданию транспортной авиации средней и большой грузоподъёмности.

О. К. Антонов начинает эпоху широких фюзеляжей

27 февраля 1965 г. состоялся первый полет советского турбовинтового транспортного самолёта Ан-22 «Антей» грузоподъёмностью 60 т. ОКБ О. К. Антонова.

Появление Ан-22 «Антей» открыло новую эпоху в мировом самолётостроении. «Созданием самолёта, — как подчёркивал О. К. Антонов, — был преодолен психологический барьер, связанный с боязнью очень „толстого“ фюзеляжа… Возникло новое поколение крупных самолётов, получивших наименование „широкофюзеляжных“».

В Ташкенте разворачивается серийное производство Ан-22

Первые два самолёта Ан-22 «Антей» строили в Киеве на опытном производстве ГСОКБ-473 в широкой кооперации с другими предприятиями отрасли. В соответствии с приказом МАП № 119 от 10.06.65 г. Ташкентский авиазавод, который с 1962 г. участвовал в кооперации по постройке первого Ан-22 киевской сборки, развернул серийное производство этих машин. 16 ноября 1965 г. со стапелей Ташкентского авиазавода сошёл Ан-22 № 01-03 (СССР-56391). 27 января 1966 г. был поднят в воздух первый ташкентский «Антей». В течение 1966-67 гг. завод выпустил ещё 7 самолётов первой опытной серии.

В ноябре 1967 года организованы филиалы Ташкентского авиационного завода им. Чкалова в гг. Фергане и Андижане — [wikimapia.org/13942462/ru/ГАО-ТАПОиЧ-Ферганский-механический-завод-ФМЗ Ферганский механический завод], [wikimapia.org/15115616/ru/Механический-завод-«Коммунар» Андижанский механический завод]. Производство самолёта на Ташкентском авиазаводе продолжалось до января 1976 года. С ноября 1965 года по январь 1976 года было выпущено 66 «Антеев».

Правительство СССР формулируют новые требования к ВТС

С появлением первого в мире широкофюзеляжного транспортного самолёта Ан-22 начался очередной этап многолетней советско-американской гонки за первенство в создании гигантских крылатых машин. Этот факт не только снижал престиж советского самолётостроения, но со временем мог привести к резкому увеличению стратегической мобильности американских войск, которые и без того уже контролировали полмира.

В США быстрыми темпами шла разработка военно-транспортного самолёта (ВТС) нового поколения — стратегического турбовентиляторного реактивного Lockheed C-5 Galaxy, который по грузоподъёмности и другим основным характеристикам должен был явно превзойти турбовинтовой Ан-22 «Антей».

Кроме того, с 1965 г. в ВВС США началась эксплуатация турбореактивного дальнего военно-транспортного самолёта Локхид C-141 «Старлифтер» грузоподъёмностью до 29 т..

28 июня 1966 г. в соответствии с приказом МАП СССР началась разработка среднего турбореактивного ВТС Ил-76 (аналога ВТС Локхид C-141 «Старлифтер»), который должен был иметь грузоподъёмность до 40 т. и дальность действия в 2 раза большие, чем у турбовинтового Ан-12, но без ухудшения взлётно-посадочных характеристик.

21 июля 1966 г. ЦК КПСС и СМ СССР принимают Постановление № 564—180 «Об основных направлениях развития авиационной техники и вооружения на 1966-70 гг.», в котором определяют задачу повысить грузоподъёмность отечественных ВТС до 100—120 т.. С августа по сентябрь 1966 гг. выходят в свет Решение Комиссии Президиума СМ СССР № 206 от 24.08.66 г., а также приказы МАП № 352 от 5.08.66 г. и № 413 от 13.09.66 г., послужившие основанием для развертывания на Киевском механическом заводе (КМЗ) проектных работ по этой теме. 25 февраля 1967 г. Генеральный конструктор С. В. Ильюшин утвердил разработанное техническое предложение на средний ВТС Ил-76. 30 июня 1968 г. состоялся первый полет стратегического ВТС США повышенной грузоподъёмности Локхид C-5 «Гэлэкси», который до 1982 г. оставался крупнейшим серийным грузовым самолётом в мире.

Ташкент начинает серийно производить Ил-76 параллельно с Ан-22

25 марта 1971 г. был осуществлен первый полёт опытного экземпляра Ил-76 сборки [www.ilyushin.org/history/brief.html московского машиностроительного завода «Стрела»] с аэродрома имени М. В. Фрунзе.

Первоначально серийное производство Ил-76 планировалось развернуть на Воронежском авиазаводе, где ранее выпускались Ан-12, а с 1960 г. — Ту-128, однако позднее было принято решение осваивать производство Ил-76 в Ташкенте.

Таким образом, одновременно с выпуском самолётов Ан-22, который продолжался на Ташкентском авиазаводе до января 1976 г., заводские конструкторы, начиная с конца 60-х готовились к серийному выпуску нового самолёта Ил-76 главного конструктора С. В. Ильюшина.

В октябре 1972 г. Ташкентский авиационный завод преобразовался в Ташкентское авиационное производственное объединение им. В. П. Чкалова (ТАПОиЧ), включающее: [wikimapia.org/1552943/ru/ТАПОиЧ Ташкентский авиационный завод (ТАЗиЧ)], [wikimapia.org/13942462/ru/ГАО-ТАПОиЧ-Ферганский-механический-завод-ФМЗ Ферганский механосборочный завод (ФМЗ)], [wikimapia.org/15115616/ru/Механический-завод-«Коммунар» Андижанский механосборочный завод (АМЗ)] и Ташкентский кислородный завод.

5 мая 1973 г. состоялся первый полет первого серийного ташкентского Ил-76 с аэродрома ташкентского авиационного завода.

Всего на предприятии было выпущено 950 машин различных модификаций.

Воронеж занят выпуском Ту-144 и осваивает широкофюзеляжный Ил-86

Разворачивание производства Ил-76 в Ташкенте было связано с тем, что Воронежский авиазавод ранее приступил к подготовке и освоению скорейшего производства сверхзвукового пассажирского самолёта (СПС) Ту-144. Проектирование его велось на основании Постановления СМ СССР № 798—271 от 16 июля 1963 г. и Приказа МАП СССР № 276 от 26 июля того же года. Первый полет Ту-144 состоялся 31 декабря 1968 г. — на 2 месяца ранее его англо-французского аналога «Конкорд».

В то же время, одновременно с производством Ту-144 на Воронежском авиазаводе готовился выпуск первого широкофюзеляжного пассажирского самолёта — аэробуса Ил-86, разработка которого велась на основании Постановления СМ СССР, принятого в октябре 1967 г..

Первый полёт опытного самолёта Ил-86 состоялся 22 декабря 1976 г., серийного — 24 декабря 1977 г..

СССР разворачивает свою военную сверхзвуковую программу

28 ноября 1967 г. СМ СССР выпустил Постановление № 1098—378, в котором говорилось о начале работ по новому многорежимному стратегическому межконтинентальному самолёту (CMC). Советский СМС должен был противостоять сверхзвуковому стратегическому бомбардировщику В-1 «Лансер», разработка которого выполнялась в это время корпорацией Rockwell International в США.

ОКБ Сухого, Мясищева и Туполева выполняют аванпроекты СМС

К проектированию СМС сначала подключили ОКБ П. О. Сухого (ММЗ — Московский машиностроительный завод «Кулон»). Чуть позже, в конце 1968 г. вышел Приказ МАП СССР, которым другому предприятию — [www.testpilot.ru/russia/myasishchev/myas.htm ОКБ В. М. Мясищева] (ЭМЗ — Экспериментальный машиностроительный завод, расположенный в г. Жуковском) было поручено так же разработать аванпроект стратегического многорежимного многоцелевого самолёта-ракетоносца с возможностью его использования в трёх различных по назначению вариантах.

В 1969 г. ВВС СССР сформулировали новые тактико-технические требования к перспективному многорежимному CMC, разработку которого решено было вести уже на более широкой конкурсной основе. На этот раз, помимо конструкторских бюро П. О. Сухого и В. М. Мясищева, к работам привлекли и ОКБ А. Н. Туполева (ММЗ «Опыт»). К 1972 г. в ОКБ А. Н. Туполева закончили разработку аванпроекта [www.testpilot.ru/russia/tupolev/160/160.htm самолёта «160»] и представили его научно-техническому комитету ВВС СССР. Одновременно ВВС приняли к рассмотрению проекты самолётов [www.testpilot.ru/russia/sukhoi/t/4/ms/t4ms.htm Т-4МС] и [www.testpilot.ru/russia/myasishchev/m/18/m18.htm М-18], представленных на конкурс соответственно ОКБ П. О. Сухого и [www.testpilot.ru/russia/myasishchev/myas.htm ОКБ В. М. Мясищева] (все три проекта рассматривались в рамках конкурса по созданию новой стратегической системы воздушного базирования, проводимого МАП СССР в 1972 г.).

Осенью 1972 г. на научно-техническом совете в МАП были заслушаны доклады по вышеуказанным проектам [www.testpilot.ru/russia/tupolev/160/160.htm «160»] ОКБ А. Н. Туполева, [www.testpilot.ru/russia/sukhoi/t/4/ms/t4ms.htm Т-4МС («200»)] ОКБ П. О. Сухого и [www.testpilot.ru/russia/myasishchev/m/18/m18.htm М-18] [www.testpilot.ru/russia/myasishchev/myas.htm ОКБ В. М. Мясищева].

Проект самолёта [www.testpilot.ru/russia/tupolev/160/160.htm «160»] поддержки не получил из-за его «несоответствия заданным тактико-техническим требованиям».

ОКБ П. О. Сухого, имевшее уже необходимый опыт постройки и испытаний тяжелого самолёта [www.testpilot.ru/russia/sukhoi/t/4/m/t4m.htm Т-4 («100»)], строить опытный экземпляр [www.testpilot.ru/russia/sukhoi/t/4/ms/t4ms.htm «двухсотки»] (а впоследствии — и серийных машин) не имело возможности из-за загрузки собственных цехов изделиями другой, не менее важной тематики. Ему необходимо было «отдать» одно из основных предприятий, производивших тяжёлые бомбардировщики — авиационный завод в Казани, а этого никто (ну, кроме самих «суховцев») не хотел. Кроме того, ОКБ П. О. Сухого и так было загружено работами по новому многофункциональному истребителю Т-10 (Су-27) и модификациям фронтовых ударных самолётов Су-17М и Су-24. Переход «суховцев» в «тяжелую» авиацию ставил под угрозу все эти программы.

ОКБ Туполева приступает к разработке Ту-160

26 июня 1974 г. вышло Постановление СМ СССР, согласно которому был окончательно определен проектант многорежимного СМС — ОКБ им. А. Н. Туполева поручалась разработка стратегического многоцелевого бомбардировщика-ракетоносца Ту-160 с четырьмя двигателями НК-32.

В это же время было решено, что серийное производство Ту-160, учитывая имевшийся большой опыт по выпуску средних и тяжёлых бомбардировщиков, будет осваиваться на Казанском авиационном заводе № 22 им. С. П. Горбунова (с 1978 г. КАПО им. С. П. Горбунова).

Существует мнение, что для серийного производства Ту-160 было запланировано построить новый авиазавод в районе г. Ульяновск (где позднее таки был построен Ульяновский авиационно-промышленный комплекс). Однако хронология событий и сохранившиеся документы свидетельствуют об ином.

Казань готовится к серийному производству Ту-160

Освоение серийного производства столь сложной машины потребовало коренной реконструкции авиазавода в Казани и строительства новых производственных площадей.

В ходе работ по освоению производства [www.testpilot.ru/russia/tupolev/160/160.htm изделия «70»] на Казанском авиационном заводе в общей сложности было введено более 300 тысяч квадратных метров новых производственных площадей. Так, был построен новый корпус, включавший в себя цехи механической сборки узлов из титана и изготовления длинномерных панелей из алюминиевых сплавов с использованием уникальных станков с ЧПУ. В том же корпусе размещалась установка для электронно-лучевой сварки деталей агрегатов центроплана толщиной до 120 мм в вакууме (ЭЛУ-24), установка отжига сварных узлов из титана в вакууме (УВН-45), уникальная рентген-камера. Были построены цехи химического фрезерования длинномерных панелей и листов, а также очистных сооружений, электрожгутовой, плазово-шаблонный и агрегатно-сборочный. Заново отстроили корпуса транспортного цеха и механизированных складских помещений, корпус для изготовления мягких топливных баков, кузницы.

В 1975 г. Казанский авиационный завод приступил к строительству «большепролётного» цеха, позволявшего изготавливать крупноразмерные неразъёмные конструкции и детали самолёта. Ввели в строй цех анодирования с ваннами длиною 32 м, цех глубокого размерного химического травления с ваннами длиною 20 м и т. д. На заводе появилось уникальное оборудование для изготовления композитных и сотовых панелей, штамповки и фрезеровки крупногабаритных деталей, в том числе 20-метровых монолитных плит переменной толщины из титановых и высокопрочных алюминиевых сплавов. Огромная центропланная балка длиной 12,4 м и шириной 2,1 м фрезеровалась из двух титановых половин, верхней и нижней, затем сваривалась в одно целое в вакуумной камере под спецприсадками и флюсами (это было «ноу-хау» казанского завода). Некоторые операции приходилось проводить ночью, иначе работа мощнейшего оборудования могла оставить без электроэнергии полгорода. Ряд технологических процессов, внедренных на авиазаводе в Казани, не имел аналогов в советской промышленности.

19 декабря 1975 г. вышло очередное «уточняющее» Постановление ЦК КПСС и СМ СССР № 1040—348 в котором МАП и другим оборонным Министерствам предписывалось создать стратегический многорежимный ракетоносец Ту-160 и задавались основные его тактико-технические характеристики.

В 1976—1977 годах были подготовлены эскизный проект и полноразмерный макет самолёта, которые в 1977 году были с замечаниями приняты и утверждены заказчиком.

Первый лётный экземпляр самолёта Ту-160 (изделия «70-01») заложили в постройку на ММЗ «Опыт» (с привлечением к этой работе всех его филиалов) только в 1977 году. Работы, в частности, велись в тесной кооперации с серийным авиационным заводом в Казани, где одновременно полным ходом шла подготовка к полномасштабному производству Ту-160 на реконструированных и вновь введенных мощностях.

Постройка прототипов Ту-160 на ММЗ «Опыт» в Москве и серийных машин на авиазаводе в Казани была организована на основе широкой кооперации многих заводов МАП СССР. Крылья и двигательные отсеки изготавливались на авиационном заводе в Воронеже, оперение и воздухозаборники — в Иркутске, шасси изготавливал агрегатный завод в Куйбышеве (Самаре), а фюзеляж, центроплан и узлы поворотных консолей крыла — на авиазаводе в Казани, где и производилась окончательная сборка Ту-160.

18 декабря 1981 г. первый опытный экземпляр самолёта Ту-160 московской сборки впервые поднялся в воздух с аэродрома в Жуковском.

10 октября 1984 г. поднялся в воздух первый серийный Ту-160 производства КАПО (№ 1-01).

Антонов делает ставку на новые технологии

К середине 1968 г. О. К. Антонов представил сразу два аванпроекта: АН-126 грузоподъёмностью 140 т и АН-124 грузоподъёмностью 120 т. Оба они базировались на перспективных достижениях науки и техники и по основным ЛТХ, а также возможностям обзорно-прицельного и оборонительного комплексов должны были буквально заткнуть за пояс американского конкурента Lockheed C-5 Galaxy. 2 февраля 1972 г. после всестороннего изучения проблемы Комиссия Президиума СМ СССР по военно-промышленным вопросам приняла решение о выборе для дальнейшей разработки четырёхдвигательного АН-124, которому на фирме был присвоен индекс «изделие 200».

В 1973 г. был построен полноразмерный макет нового широкофезюляжного ВТС АН-124. Однако подходы, которые были приняты при его предварительном проектировании, все ещё носили слишком консервативный характер и не позволяли достичь необходимого уровня совершенства конструкции.

В силу огромного скачка, который предстояло совершить в размерности и техническом уровне самолёта, для его осуществления требовались новые, революционные подходы. «Особенности работы над самолётом большой грузоподъёмности таковы, — формулировал проблему П. В. Балабуев, занимавший тогда должность первого заместителя Генерального конструктора, — что при этом необходимо ориентироваться на самые передовые, зачастую ещё не реализованные в технологии идеи».

Тщательно взвесив все «за» и «против» О. К. Антонов принял трудное решение о полной переработке проекта, которому, в 1976 г. присвоили новый шифр «изделие 400».

В январе следующего, 1977 года вышло Постановление ЦК КПСС и СМ СССР № 79-23, утвердившее решение Генерального и содержавшее новые требования к самолёту.

Разработка и реализация КЦП-124 обеспечивает необходимый технологический скачок

Чтобы обеспечить должный технический уровень «четырёхсотки», впервые в СССР была разработана и реализована комплексно-целевая программа (КЦП), предусматривавшая улучшение всех составляющих эффективности самолёта: аэродинамических характеристик, показателей прочности и ресурса, весового совершенства, удельных характеристик силовой установки, функциональных возможностей систем и оборудования, трудоёмкости техобслуживания и ремонта и др..

Принятие КЦП-124 не только сыграло решающую роль в создании «Руслана», но и дало мощный толчок развитию авиапромышленности. Координацию работ осуществлял П. В. Балабуев, а общее руководство — сам О. К. Антонов.

Новые задачи были поставлены перед двигателистами, разработчиками электроники, металлургами, создателями станочного оборудования и, конечно же, перед учёными ЦАГИ и других отраслевых институтов. С целью поиска оптимального сочетания параметров с помощью вычислительной техники было проанализировано 540 возможных компоновок самолёта, в аэродинамических трубах продуто 185 различных моделей, в том числе 36 вариантов крыльев и 13 вариантов шасси.

Большой скачок был сделан в области технологии: разработаны уникальные прессованные панели крыла длиной до 28 м, крупногабаритные панели фюзеляжа, новые конструкционные материалы с повышенными свойствами, в том числе полимерные композиционные, создан высокоресурсный крепеж. «В силу необходимости широкого внедрения в конструкцию разрабатываемых самолётов новых материалов и полуфабрикатов, а также для разработки и освоения новых технологий металлургического направления в мае 1971 года на базе металлургического отдела, который с 1966 года входил в ОГТ КБ Антонова, создается самостоятельный отдел главного металлурга (ОГМет), — отмечал заместитель генерального конструктора И. В. Павлов. — Первоначально ОГМет возглавлял Щучинский С. Г., потом Никитин Е. М. (1979—1988 г.г.), Беляев В. Н. (1988—1993 г.г.), Моляр А. Г. (1993—2004 г.г), а с 2005 г. — Лавренко И. Г. В 1975 году на наше предприятие были возложены задачи ведущей организации отрасли по созданию опытных конструкций с применением композиционных материалов (КМ). Это потребовало от нас широкого комплекса научно-исследовательских, опытно-конструкторских и экспериментальных работ по этому направлению. Для комплексного и целенаправленного решения технологических проблем с применением КМ в 1976 году на базе отдельных лабораторий ОГМет был создан самостоятельный научно-исследовательский отдел композиционных материалов (НИОКМ) под руководством Кантера Г. Г. (1976—1989), затем Бондаря В. Г., а с 2006 года — Петропольского В. С.

Эти отделы всегда были и уже 50 лет остаются в едином строю коллектива АНТК им. О. К. Антонова». Так было воплощено в жизнь то, о чём ещё в 1955 году в журнале «Знамя» в статье «Пусть крепнут крылья» писал О. К. Антонов: «… сейчас много говорят и пишут о роли технолога. Нет сомнений, что без технологии нечего и думать о коренном улучшении производства, о качественном росте промышленности. Несомненно, что конструктор и технолог должны сотрудничать непосредственно при разработке проекта».

Спроектировать хороший самолёт — ещё не значит его построить

Однако спроектировать хороший самолёт — это ещё не все, его нужно так же хорошо построить.

Задолго до появления понятия «производственная технологичность конструкции» О. К. Антонов в 1962 году в докладе «Некоторые вопросы проектирования» говорил: «Постоянный вопрос, над которым должен работать конструктор — это процесс изготовления детали. Всякая деталь изготавливается по известной технологии. Конструктор должен представлять себе как на производстве будут делать, строгать, фрезеровать, точить, полировать, собирать, наносить антикоррозионные покрытия и т. д. Иначе говоря, конструктор должен мыслить технологическими процессами. Если не отступать от этого правила, не будет у нас таких сборок, которых нельзя собрать, не будет таких деталей, которые очень сложны и дороги в изготовлении».

Ввиду масштабности поставленной задачи и связанных с этим больших потерь в случае какой-либо ошибки, строительству Ан-124 предшествовала обширная программа экспериментальной отработки ключевых конструктивно-компоновочных решений на стендах и в лабораториях. Результаты работы многих предприятий отрасли по созданию новых материалов и технологий воплотились в примерно 3500 отдельных образцов конструкции, прошедших затем всесторонние испытания.

Для нового широкофезюляжного ВТС Ан-124 необходим новый завод

Киев приступает к сборке опытных экземпляров Ан-124

Первый опытный экземпляр самолёта Ан-124 решено было строить на КМЗ и Киевском авиазаводе, где до этого серийно производились Ан-24 и Ан-26. Для этого в Киеве с 1973 г. началось возведение огромного производственного корпуса с пролётом до 100 м. Для выпуска Ан-124 была задействована широкая кооперация между всеми заводами-смежниками. Шасси делали в Куйбышеве, двигатели изготавливались в Запорожье, ВСУ — в Ступино, гидравлика — в Москве и Харькове. Всего в изготовлении комплектующих участвовало около 100 заводов.

Но главным партнером двух киевских предприятий выступило Ташкентское авиационное производственное объединение им. В. П. Чкалова, изготовившее консоли крыла, центроплан и крупногабаритные детали поперечного набора фюзеляжа. Из Ташкента в Киев готовые агрегаты перевозились на спине Ан-22.

Первый полёт первого опытного Ан-124 «Руслан» состоялся 24 декабря 1982 года с аэродрома Святошино.

Всего (до 1994 года, когда производство «Русланов» было приостановлено) в Киеве было построено 19 из 56 самолётов Ан-124 различных модификаций.

Однако ещё с самого начала было очевидным, что в связи с отсутствием в Киеве необходимых производственных мощностей, для успешного выполнения программы по ВТС в полном объёме основное серийное производство Ан-124 нужно разворачивать в другом месте.

П. В. Дементьев выступает инициатором создания авиакомплекса в районе г. Ульяновска

Летом 1974 года в Ульяновск прилетел министр авиационной промышленности Петр Васильевич Дементьев. Он собрал совещание с первым секретарем Ульяновского областного комитета КПСС Анатолием Скочиловым, пригласили также строителей.

Один из них, инженер Геннадий Анциферов, автор книги «Трудное счастье строителя», прекрасно помнит тот день: «Вопрос для нас оказался совершенно неожиданным. Дементьев предложил строить в Ульяновске крупнейший в стране авиационный завод. Министр намекнул, что, так как он сам родом из Симбирска, то ему хотелось бы сделать родному городу подарок, разместив здесь это суперпредприятие». Конечно, решение должно было быть принято в Госплане, с учётом государственной стратегии, необходимым техническим и экономическим обоснованием. Вообще производства такого масштаба разрешалось возводить только за Уралом и лишь в исключительных случаях — в европейской части страны. МАП решило, что Ульяновск должен стать таким исключением.

16 апреля 1975 г. по предложению министра авиационной промышленности П. В. Дементьева и поддержке министра обороны Д. Ф. Устинова выходит в свет Постановление ЦК КПСС и СМ СССР о строительстве авиакомплекса по выпуску крупнофюзеляжных самолётов в районе города Ульяновска.

О. К. Антонов и А. С. Сысцов входят в комиссию по выработке конкретных предложений

В состав комиссии, которой предстояло проанализировать возможные варианты решения поставленной задачи и сформулировать конкретные предложения по размещению нового авиакомплекса, вошёл Аполлон Сергеевич Сысцов, главный инженер ТАПОиЧ (основного смежника киевлян при постройке опытного Ан-124 и серийного производителя широкофюзеляжного Ан-22), а также сам «виновник торжества» Генеральный конструктор «Руслана» Олег Константинович Антонов.

Во второй половине апреля 1975 года в г. Ульяновск вместе с Олегом Константиновичем прибыла группа специалистов, в числе которых были первый заместитель генерального конструктора КБ Антонова П. В. Балабуев, начальник производства О. Г. Котляр, главный технолог И. В. Павлов, председатель завкома П. П. Максаков, другие ведущие конструктора и авиастроители. Сохранились фотодокументы того времени, на которых запечатлены рабочие моменты осмотра авиаспециалистами места будущего размещения УАПК — голой степи на левом берегу Волги в районе г. Ульяновск, относящиеся предположительно к 16—28 апреля 1975 года.

МАП принимает окончательное решение о строительстве УАПК

28 апреля 1975 г. министр авиапромышленности СССР П. В. Дементьев подписывает приказ о строительстве на левом берегу Волги города Ульяновска комплекса из трёх заводов — самолётостроительного, агрегатного и приборостроительного. В планах было также строительство станкостроительного завода, заводов по производству авиационных двигателей и товаров народного потребления.

Генеральным директором нового предприятия был назначен Сысцов Аполлон Сергеевич, который ранее занимал должность главного инженера Ташкентского авиационного производственного объединения имени В. П. Чкалова. Впоследствии стал министром авиационной промышленности СССР. 1 сентября 1975 г. на основании Распоряжения Совета Министров СССР № 1784-рс от 05.08.1975 г. был выпущен приказ МАП СССР № 350 «О строительстве в г. Ульяновске авиационного промышленного комплекса».

В сентябре 1975 года была создана дирекция строящегося УАПК с функцией заказчика. Первыми работниками предприятия стали Матросов А. И., Утюж А. Б., Полежаев Н. С. и Куприянов Ю. А..

История строительства УАПК

В течение 1975—1976 годов осуществляется геодезическая разбивка главных корпусов и цехов завода и жилого массива в чистой степи на левом берегу Волги в районе г. Ульяновска.

Создание базы стройиндустрии, начало строительства бетонорастворного завода, завода ЖБИ, комплекса подрядных строительных организаций в Заволжском районе г. Ульяновска, выдача первого кубометра бетона. Возведение первых вспомогательных цехов на временных площадях, забивка первой сваи заводского корпуса.

10 июня 1976 г., после проведения геодезической разметки, был вбит первый колышек под свайный фундамент первого корпуса будущего авиагиганта — эта дата стала официальным днем рождения Ульяновского авиационного промышленного комплекса им. Д. Ф. Устинова (УАПК), ныне ЗАО «Авиастар-СП».

Строительство будущего авиагиганта, развернутое на левом берегу Волги, по своей масштабности, промышленному и архитектурному решению практически не имело себе равных и было объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройки. Работа велась по многим глобальным направлениям. Одновременно строились завод и громадный жилой массив.

Непрерывно шёл набор кадров со всех концов страны, а также их обучение, повышение квалификации на родственных предприятиях СССР.

Высшие и средне-специальные учебные учреждения Ульяновска, а также построенные в новом городе Учебный центр, авиационные техникум и лицей; а затем и институт вели усиленную подготовку кадров для самолётостроения.

1977—1980 гг. — ввод первого пускового комплекса — рождение самолётостроительного завода, запуск технической документации на производство самолёта Ан-124 «Руслан», строительство новых корпусов и цехов авиакомплекса, параллельное строительство объектов соцбыта Нового города.

Согласно сохранившимся документам, на сооружении гиганта по выпуску самолётов семейства «Руслан» с 1977 г. были задействованы два монтажно-строительных управления треста «Гидромонтаж» — № 14 и № 62. Ими были проведены весьма ответственные работы: «поставлен» механический завод и начат монтаж на объектах вертолётного завода, а также оказана большая помощь сельскохозяйственным предприятиям Ульяновской области.

С 1977 г. по 1991 г. на производственных площадях в 900 тыс. м² в период были выполнены большие объёмы работ более чем на 40 корпусах на монтаже технологического оборудования, санитарно-технических систем, промышленной вентиляции, было проложено 98 600 метров инженерных коммуникаций.

Большой вклад в строительство гиганта авиационной промышленности — Ульяновского авиационно-промышленного комплекса был внесен трестом Ульяновсктрансстрой. Были построены: станция «Промышленная» на 13 железнодорожных станционных путей с горочным парком, локомотивным депо, компрессорной, постами ЭЦ и экипировочным хозяйством; подъездные пути к станции Железнодорожная; станция ТЭЦ; станция Заводская со станционными путями.

Осуществлялось также строительство аэродромного комплекса: средства взлёта и посадки, контрольно-диспетчерский пункт, топливохранилище и другие объекты.

Подразделения треста «Ульяновсктрансстрой» строили не только железные дороги и аэродромы, но и принимали участие в строительстве таких необходимых для Ульяновска объектов как транспортные ворота города: железнодорожный и речной вокзалы, здание аэропорта с комплексом гостиниц и других обустройств.

Коллектив треста «Ульяновсктрансстрой» построил уникальный для города Ульяновска объект: Центр гражданской авиации для подготовки лётного состава стран членов СЭВ. В него вошли такие крупные здания, как гостиница на 700 мест, учебно-лабораторный корпус, тренажерный корпус, медсанчасть, столовая и другие.

Первый заводской цех — «инструментальный» начал работать в «финском» ангаре на Верхней Террасе, в марте 1980 г. началась наладка станков.

К концу 1980 года на Ульяновском авиационно-производственном комплексе создано «Производство наземных и лётных испытаний».

В марте 1981 г. в строй действующих были введены цеха производства технической оснастки. В апреле 1981 г. к ним добавились цеха механосборочного производства.

К концу 1981 года начали действовать два крупных цеха агрегатно-сборочного производства (АСП): 174 и 277.

Всё это позволило в ноябре 1981 года заложить в стапели АСП фюзеляж первого Ан-124.

В 1983 году сдана в эксплуатацию уникальная взлётно-посадочная полоса длиной 5100 м и шириной 105 м..

В 1983 году «Производство наземных и лётных испытаний» УАПК преобразовано в «Лётно-испытательный комплекс» (ЛИК).

Март 1984 г. — подписан Приказ о серийном производстве военно-транспортного самолёта Ан-124.

10 октября 1985 года — осуществлена выкатка первой машины АН-124 «Руслан» из цеха окончательной сборки.

30 октября 1985 года осуществлён первый контрольно-испытательный полёт первого военно-транспортного самолёта самолёта Ан-124, выпущенного Ульяновским авиационным промышленным комплексом, который продолжавшийся 1 час 55 минут. 1986—1990 гг. — сдача 1-й очереди завода.

6 июня 1991 года — первый полет первого серийного гражданского самолёта Ан-124-100 «Руслан».

В 1991 году ЛИК преобразован в «Аэродромный комплекс».

26 ноября 1991 года Постановлением Правительства РСФСР № 23 получено разрешение на право выполнения международных полётов отечественных и зарубежных воздушных судов через аэродромный комплекс «Ульяновск — Восточный».

1992 г. — преобразование УАПК (о) им. Д. Ф. Устинова в акционерное общество «Авиастар». Документы подписаны Президентом РФ Б. Н. Ельциным.

А в октябре 1993 г. Авиарегистр МАК выдал ОАО «Авиастар» «Свидетельство об одобрении производства» на выпуск самолётов Ан-124-100 «Руслан».

1994 г. — производство самолётов Ан-124 «Руслан» было остановлено.

Как итог, Ульяновский авиакомплекс был признан образцом промышленной архитектуры того времени. Имеющиеся мощности и система построения технологического процесса ЗАО «Авиастар-СП» рассчитана на серийный выпуск до 50 воздушных судов в год.

Производственные корпуса предприятия расположены на площади 318 га, а с учётом территории аэродромного комплекса — 1 054 га.

Отрывок, характеризующий Ульяновский авиационно-промышленный комплекс

– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.