Утуй Татанг Сонтани
| Утуй Татанг Сонтани |
Утуй Татанг Сонтани (индон. Utuy Tatang Sontani, 13.5.1920, Чианджур — 17.09.1979, Москва) — индонезийский прозаик и драматург. Участник движения «Поколение-45» и организации «Лекра». Писал сначала на сунданском, затем на индонезийском языке. Сунданец по национальности.[1]
Содержание
Биография
Родился 13 мая 1920 в яванском селении Чианджур. В 1938 году поступил в школу для взрослых. После провозглашения независимости Индонезии начал писать на индонезийском языке. Был членом организации деятелей культуры Лекра, которая находилась под влиянием Коммунистической партии Индонезии (КПИ). В 1958 году участвовал во Второй Конференции писателей стран Азии и Африки в Ташкенте. В конце сентября 1965 года отправился в составе делегации КПИ в Китай на празднование годовщины китайской революции. Там его застал антикоммунистический переворот в Индонезии.[1] На родину он не вернулся, оставшись жить в Китае. В 1973 году переехал в СССР, где преподавал индонезийский язык в ИСАА при МГУ им. М. В. Ломоносова. Умер в Москве 17 сентября 1979 года. Похоронен на Митинском кладбище.
Творчество
Первые два романа — бытовой «Из-за отца» и исторический «Тамбера» написаны на сунданском языке еще на школьной скамье. Последний в 1952 году был переработан на индонезийском языке (рус. пер. 1964, 1972) и опубликован в издательстве «Балей Пустака», в котором писатель стал работать с 1948 года. Там же появились его аллегорическая драма в стихах «Бамбуковая свирель» (1951), прозическая драма «Цветок кафе» (1948, рус. пер. 1957) и «Авал и Мира» (1951), либретто для традиционной оперы на мифологический сюжет «Сангкурианг» (1959) и сборник рассказов «Неудачники» (1951). В эмиграции были созданы мемуары о начале творческого пути, повести «Сарти», «Колот-колоток» (рус. пер. 1988), «Сбросивший одежды» и ряд других произведений.[2]
Память
Малайзийский поэт Кемала, посетивший могилу Сонтани в 1989 году, посвятил ему стихотворение, в котором есть такие строки:
|
Отдыхай, брат., Утро и новые ростки взойдут., |
|
Библиография
На индонезийском языке[1]
- «Тамбера» (1949, рус. пер. 1964), роман о начале голландской экспансии в Индонезии
- «Неудачники» (1951), сборник рассказов
- «Сапар» (1964), повесть
Пьесы:
- «Цветок кафе» (1948, рус. пер. 1957)
- «Авал и Мира» (1951)
- «Зачем есть другие» (1954)
- «На небе есть звёзды» (1955)
- «Сангкурианг» (1955)
- «Решающий момент» (1957)
- «Кабаян» (1959, рус. пер. 1960)
- «Кампенг» (1964)
Напишите отзыв о статье "Утуй Татанг Сонтани"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/143529/%D0%A3%D1%82%D1%83%D0%B9 Утуй Татанг Сонтани, статья в БСЭ]
- ↑ Погадаев, В. Малайский мир (Бруней, Индонезия, Малайзия, Сингапур). Лингвострановедческий словарь. М.:"Восточная книга", 2012, с. 618—619
- ↑ Кемала. Стихи. Из сборников разных лет. Перевод с малайского В.А. Погадаева и А.В. Погадаевой. М.: Гуманитарий, 2001, с. 39
Литература
- Suling, Djakarta, 1949; Manusia Kota, Djakarta, 1961; в рус. пер. — [Рассказы], в сборнике: При лунном свете, М., 1970.
- Сикорский В. В., Индонезийская литература, М., 1965; S antaMaria L., Significato e problematico dell' opera di Utuy Tatang Sontani, «Annali. Istituto Universitario Orientale di Napoli», 1965, v. 15, p. 237-78; Teeuw A., Modern Indonesian literature. The Hague, 1967, p. 190-95.
- Harry Aveling&Utuy Tatang Sontani. Man and society in the works of the Indonesian playwright Utuy Tatang Sontani. Honolulu : Southeast Asian Studies Program, University of Hawaii, 1979. (англ.)
- Herman S. Sorotan atas drama «Awal dan Mira», karangan Utuy Tatang Sontani : paper. Bandung : Djurusan Bahasa dan Sastera Indonesia IKIP Bandung, 1964. (индон.)
Ссылки
- [www.livelib.ru/author/316936 Страница автора Утуй Татанг Сонтани на сайте livelib.ru]
Отрывок, характеризующий Утуй Татанг Сонтани
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
