Уходящие из жизни
| Уходящие из жизни | |
| итал. Lo scomparso | |
 Заголовок русской афиши фильма | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| В главных ролях | |
| Длительность |
912 м (около 33 мин) |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
Уходящие из жизни — немой итальянский художественный фильм 1913 года. В главной роли Эрмете Цаккони.
Содержание
В ролях
Сюжет
Фильм состоит из трёх актов[1]:
Акт 1. «До свадьбы»
Брат Лидии, Гюи, служивший в отдалённой колонии врачом, приезжает на родину в Италию, чтобы присутствовать при бракосочетании своей сестры с графом Альфредом. Он знакомится с семьёй графа и на него очень сильное впечатление производит сестра графа — Дора. В свою очередь и Дора не остается равнодушной к мужественному Гюи. Через некоторое время Гюи делает Доре предложение, которое ей охотно принимается. Теперь предстоят две свадьбы одновременно.
Акт 2. «Молодой врач»
Обе молодые пары вполне счастливы, жизнь их полна удовольствий и любви и время летит быстро. Однажды у Доры, содержавшей обезьян, все животные погибают от неизвестной болезни. Дора просит Гюи вылечить последнюю обезьянку, которая осталась в живых. Вылечить обезьяну не удаётся, в тот же день она умирает, успев укусить Гюи за палец, когда он её осматривал. Молодой врач определяет, что причина смерти обезьян — туберкулёз. Он тщательно дезинфицирует свою рану от уксуса, но затем забывает о ней, так как считает, что заразиться так невозможно. Однако через некоторое время признаки болезни проявляются и у него. Гюи с ужасом убеждается, что он заразился чахоткой. Долг врача борется в нём с чувством влюбленного и первый одерживает верх. Гюи не может жениться на Доре и заразить её, а может быть и будущее потомство смертельной болезнью. Он решает уехать, скрыв причину своего отъезда, считая, что если он расскажет о своем недуге, то могут решить, что это наследственная болезнь и будет расстроен брак его сестры. Гюи исчезает, оставляя разбитое сердце Доры, которая предполагает измену.
Акт 3. «Нет спасения»
Проходит очень немного времени и Гюи понимает, что ему уже нет спасения. Он принимает яд стрихнин, чтобы прервать нить своих страданий. Но слуга его поторопился исполнить предсмертное приказание своего хозяина и вместо того, чтобы отнести написанное им письмо с изложением всех причин, побудивших его исчезнуть и искать смерти на следующий день — он относит его в дом графа немедленно… В ужасе Дора, Лидия и Альфред спешат к умирающему, но уже поздно. Они застают лишь страшную картину предсмертной агонии умирающего от стрихнина Гюи.
Интересные факты
- Один из первых фильмов, где врачи выступали консультантами. В частности, под наблюдением врачей были сняты сцена микроскопических исследований и сцена смерти от отравления стрихнином[2].
Напишите отзыв о статье "Уходящие из жизни"
Примечания
- ↑ Либретто фильма
- ↑ [starosti.ru/archive.php?m=3&y=1913 Газета «Вечерние известия»], 1 марта (16 февраля) 1913 года.
Ссылки
Отрывок, характеризующий Уходящие из жизни
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
