Денисов, Фёдор Алексеевич
| Денисов Фёдор Алексеевич | |
| Род деятельности: |
профессор Санкт-Петербургского университета,коллежский советник |
|---|---|
| Подданство: | |
| Дата смерти: |
28 сентября (10 октября) 1830 |
| Место смерти: | |
Фёдор Алексе́евич Дени́сов (1785 — 28 сентября (10 октября) 1830, Москва) — химик-технолог, профессор Московского университета .
Биография
Получил первоначальное воспитание в разночинской гимназии при Московском университете. В 1802 году поступил на медицинский факультет Московского университета, но вскоре оставил занятия медициной и перешел на физико-математический факультет, где занимался естественной историей, преимущественно физикой и химией, которую и избрал впоследствии своею специальностью.
По окончании в 1806 году курса университета со степенью кандидата был оставлен при нём для приготовления к профессорскому званию; преподавал естественные науки в бывшей академической гимназии, был старшим надзирателем над казённокоштными воспитанниками.
В 1814 году успешно выдержал экзамены на степень доктора физико-математических наук; в 1815 году возглавил кафедру технологии. После утверждения в 1818 году в докторской степени, в сентябре того же года был утверждён в звании адъюнкта; с октября 1822 года — ординарный профессор по кафедре технологии, которую занимал до самой смерти.
Обладая обширными познаниями по естествознанию и даром слова, Фёдор Алексеевич впоследствии стал одним из самых популярных профессоров и с университетской кафедры и посредством публикации журнальных статей принялся за распространение научных и технических знаний.
Кроме университета Ф. А. Денисов преподавал технологию в Московской практической академии коммерческих наук, а также вёл уроки естественной истории в университетском благородном пансионе и в училище при Московском воспитательном доме. Денисов, кроме всего прочего, неоднократно выступал и на поприще практической деятельности, подавая советы практического характера фабрикантам и заводчикам и принимая близкое участие в устройстве и оборудовании разнообразных промышленных заведений.
Умер от холеры.
Научная и писательская деятельность
В первые годы преподавал по руководству профессора Двигубского, вскоре составил свои собственные записки.
- 1822 — «Речь, произнесённая в 1822 году: о влиянии химии на успехи мануфактурной промышленности».
- 1828 — перевод, некоторая переработка и дополнение известного руководства по технологии германского профессора Поппе, издание пособия в свет под названием: «Пространное руководство к общей технологии, или к познанию всех работ, средств, орудий и машин, употребляемых в разных технических искусствах».
В дополнение к ней Фёдор Алексеевич собирался издать оригинальное сочинение по частной технологии, но столь ранняя смерть помешала осуществлению его плана.
- 1824 — начало журнальная деятельность Денисова.
Статьи его (подписанные Ф. Д — ъ или Ф. Д) посвящены разнообразнейшим вопросам науки, фабрично-заводской промышленности и домашней техники и новейшим открытиям в этой области, помещались в основанном в 1820 году профессоорм Двигубским «Новом магазине естественных наук, физики, химии и сведений экономических». Многие из них взяты из иностранной литерату: журналов, газет и др.).
- 1824 — опыты, утверждающие мнение испытателей природы об одинаковом происхождении сибирского железа и падающих из атмосферы камней, или аеролитов[1].
- 1825 — о способе выделывания кирпичей посредством сгнетания[2].
- 1825 — о новом способе полирования стальных галантерейных вещей[3].
- 1825 — о приготовлении и употреблении хромокислых солей в искусствах[4].
- 1825 — о выделывании соломенных, стружковых, дроковых и других летних шляп[5].
- 1825 — Мурова для глиняной посуды[6].
- 1825 — о способе выделывания бумаги, подобной сафьяну[7].
- 1825 — Нерастворяемая водою и предохранительная от пожара обмазка соломенных кровель[8].
- 1825 — важное замечание о квасцах для красильных фабрикантов[9].
- 1825 — о белении[10].
- 1825 — о способах приготовления чистой кобальтовой окиси для наведения синего грунта на лучший фарфор[10].
- 1827 — о приготовлении и спиртовом брожении картофеля[11].
- 1827 — о притираниях для лица.[12]
- 1827 — о кобальтовой, или тенаровой синей краске, употребляемой вместо ультрамарина[13].
Денисов помещал без подписи и заглавий небольшие заметки по разнообразным вопросам своей специальности, начиная с различных открытий по фабрично-заводскому делу и кончая областью косметики, дамского туалета и костюмов[14].
Напишите отзыв о статье "Денисов, Фёдор Алексеевич"
Примечания
- ↑ Annales de chimie et de physique" ч. III, № 3, стp. 185
- ↑ Annales de chimie et de physique" ч. I, № 2, стр. 121
- ↑ Annales de chimie et de physique" ч. I, № 2, стр. 125
- ↑ «Dictionnaire Technologique», ч. II, № 1, стр. 49
- ↑ « Dict. Techn и Bulletin des sciences technologiques», ч. III, № 1, стр. 43
- ↑ « Bull. des sciences techn.», ч. III, № 2, стр. 113
- ↑ « Bull. des sciences techn.», ч. III, № 2, стр. 115
- ↑ «Dictionnaire Technologique», ч. II, № 1, стр. 119
- ↑ «Dictionnaire Technologique» ч. III, № 3, стр. 195
- ↑ 1 2 «Dictionnaire Technologique» ч. III, № 3, стр. 199
- ↑ «Dictionnaire Technologique», ч. І, № 1, стр. 33 с таблицей чертежей аппаратов
- ↑ «Dictionnaire Technologique», ч. І, № 2, стр. 125
- ↑ «Dictionnaire Technologique», ч. І, № 2, стр. 138
- ↑ «Московский Телеграф», 1828 г.
Литература
- Справочный словарь о русских писателях, и ученых, умерших в XVIII и XIX вв. Берлин, 1876—80 гг.
- Биографический словарь профессоров и преподавателей Московского университета.
- Волков В. А., Куликова М. В. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Естественные и технические науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2003. — С. 78. — 294 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
Отрывок, характеризующий Денисов, Фёдор Алексеевич
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
