Каддафи, Хамис

Хамис аль-Каддафи
خميس القذافي‎
Место рождения	Триполи, ВСНЛАД
Место смерти
Принадлежность	ВСНЛАД
Род войск	Спецназ
Годы службы	2003 — 2011
Сражения/войны	Гражданская война в Ливии

Хамис аль-Каддафи (араб. خميس القذافي‎; род. 27 мая 1983, Триполи - ?) — ливийский политический и военный деятель, младший сын Муаммара Каддафи. Командир Бригады Хамиса во времена ВСНЛАД. На данный момент информация о судьбе генерала разнится. За всё время конфликта поступало много сообщений о гибели Хамиса, которые позже опровергались.

Биография

Окончил военную академию в Триполи, получив степень бакалавра военных наук, а затем — Военную академию им. Фрунзе в Москве, по данным некоторых источников — также и Военную академию Генерального штаба ВС РФ. С апреля 2010 года является студентом магистратуры в Instituto de Empresa в Мадриде.

Командир Бригады Хамиса — 32-й бригады специального назначения вооружённых сил Ливии, одного из главных военных соединений, лояльных Муаммару Каддафи, участвовавшего в боевых действиях против повстанцев во время гражданской войны в стране.

Во время боевых действий несколько раз появлялись сообщения о гибели Хамиса, которые позже опровергались.

По некоторым данным, погиб 29 августа 2011 года во время боёв за город Тархуна в 80 км к юго-западу от Триполи. 4 сентября о его смерти сообщил представитель Национального переходного совета.

1 и 5 октября газета «Аргументы недели» передавала информацию, опровергающую факт гибели Хамиса.

17 октября 2011 года смерть Хамиса подтвердили сторонники Муаммара Каддафи, информацию об этом обнародовал базирующийся в Дамаске телеканал «Аль-Раи».

22 ноября 2011 года агентство Синьхуа со ссылкой на источник в ливийском Министерстве обороны сообщило, что Хамис Каддафи до сих пор жив и находится в 80 км к юго-востоку от Триполи, в городе Тархуна, разведывательные структуры ПНС рассчитывали арестовать его в ближайшее время.

25 февраля 2012 года информация о том, что он жив (хоть и потерял ногу), появилась снова, на сей раз об этом сообщил телеканал Аль-Арабия.

14 мая 2012 года снова появились сообщения о том, что Хамис Каддафи, возможно, жив и находится в мятежном Бени-Валиде. Источником информации на этот раз было алжирское информационное агентство Algeria ISP.

20 октября 2012 года новые власти Ливии объявили, что Хамис был схвачен и убит у Бени-Валида. В этот же день другой якобы захваченный соратник Каддафи, Муса Ибрагим, в аудиообращении на страничке в Facebook своим голосом опроверг сообщения как о своём пленении, так и о гибели Хамиса. По мнению журналиста Орхана Джемаля, очередное сообщение о гибели Хамиса было связано с тем, что силам, которые много дней безуспешно штурмовали Бени-Валид, необходимо было сообщить хоть о каком-то успехе. Позже, 24 октября, по сообщениям ливийского проправительственного источника Libya Herald, пресс-секретарь правительства Насер аль-Манаа извинился за ложные сообщения о гибели Хамиса. Пресс-секретарь Муаммара Каддафи Мусса Ибрагим опроверг информацию о смерти Хамиса, заявив, что он только получил ранение. Для того чтобы спасти раненого Каддафи, было принято решение провести ложные похороны в Бени Валиде, а самого военачальника вывезти из города.

1 января 2016 года ливийские СМИ^{[какие?]} сообщили, что Хамис жив. Один из приближённых к нему офицеров сообщил, что Хамис Каддафи не погиб 20 октября 2012 года в Бени-Валиде и в настоящее время находится в Ливии. Более того, недавно он даже принял участие в битве на юге страны вместе со своими солдатами из элитной 32-ой дивизии, которую он возглавляет.

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:559115 Хамис Каддафи] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Каддафи, Хамис

– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.