Хошеутовский хурул
Хошеу́товский хуру́л — буддийский храм начала XIX века, архитектурно-исторический памятник федерального значения[1], находящийся в селе Речное Харабалинского района Астраханской области. Хошеутовский хурул является единственным частично сохранившимся до наших дней калмыцким хурулом, построенным в дореволюционное время.
Содержание
История
Строительство Хошеутовского хурула инициировал владетель Хошеутовского улуса, герой Отечественной войны 1812 года подполковник Серебджаб Тюмень, который хотел построить мемориальный комплекс в память участвовавших в войне калмыков. Строительство Хошеутовского хурула по проекту Батура-Убуши Тюменя началось в 1814 году на месте старого буддийского храма и завершилось в 1817—1818 годах.
17 −18 октября 1858 года хурул посетил Александр Дюма, гостивший в то время у Серебджаба Тюменя[2].
В 20-е годы XX столетия Хошеутовский хурул был закрыт. В 30-е годы XX столетия хурул использовался в качестве клуба, в 50-е годы он использовался как зернохранилище. После восстановления Калмыцкой АССР в 1957 году территория, на которой находился Хошеутовский хурул, отошла к Астраханской области. В 60-е годы большая часть хурула была разобрана для строительства коровника. Позднее оставшаяся часть хурула была заброшена и он постепенно стал разрушаться.
В августе 2004 года была создана инициативная группа по восстановлению хурула. В настоящее время ведётся постепенное восстановление хурула.
Описание
Хошеутовский хурул соединил в себе черты восточной буддийской и западно-европейской архитектур. Считается, что хурул был построен по модели Казанского Собора в Санкт-Петербурге. После Отечественной войны Серебджаб Тюмень побывал в российской столице и был впечатлён архитектурой Казанского собора. Серебджаб Тюмень поручил своему брату Батур-Убуши сделать проект хурула. Батур-Убуши вместе с буддийским монахом Гаван Джимбе создал проект хурула, который соединил в себе черты Казанского собора и родовой герб нойонов Тюменевых, представлявший собой натянутый лук.
Вокруг храма располагались в кибитках кочевые хурулы Декшидын и Манлан. Они хорошо видны на рисунке Чернецовых 1838 года. По преданию эти хурулы прибыли ещё из Джунгарии, кочевали по левобережью Волги, а с 1811 года тяготели к месту формирования Второго калмыцкого полка. На литографии неизвестного художника 1868 года, приложенной к материалам Кумо-Манычской научной экспедиции видно, что эти хурулы обрели каменные сюмэ, расположенные слева и справа от главного здания. За правым крылом колоннады располагалось ещё одно небольшое каменное строение – придворная часовня нойона. Кроме того, вокруг храма разместились ещё несколько культовых построек, субурганов и мани (Мани – часовня, в которой находился молитвенный барабан «кюрдэ»), а также кибитки служителей. Все эти постройки вкупе составили монастырский комплекс Хошеутовского хурула[3].
В современном хуруле находится частично сохранившаяся оригинальная роспись.
Напишите отзыв о статье "Хошеутовский хурул"
Примечания
Источник
- Джанджиев В. Д.-Г., Санджиев А. Б., Хурулы Калмыкии, Элиста, НПП «Джангар», 2007, стр. 32 — 33
- Илишкин Лари, Знаменитые калмыки прошлого, Элиста, НПП «Джангар», 2010 г., стр. 27
Ссылки
- [www.kalmnlib.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=47&Itemid=38 Подробно о Хошеутовском хуруле]
- [dic.academic.ru/dic.nsf/buddhism/549/хошеутовский Хошеутовский хурул]
- [templkhosh.narod.ru/ Сайт, посвящённый Хошеутовскому хурулу]
- [vetert.ru/sights/46-khosheutov.php Хошеутовский хурул]
- [macos.livejournal.com/480098.html Заброшенный хурул хана Тюменя]
- [www.roadplanet.ru/home/reports/782/ Хошеутовский хурул в Речном]
- [khurul.ru/?p=4412 Хошеутовский хурул]
Координаты: 46°55′38″ с. ш. 47°36′48″ в. д. / 46.92722° с. ш. 47.613583° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=46.92722&mlon=47.613583&zoom=17 (O)] (Я)
Отрывок, характеризующий Хошеутовский хурул
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
