Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе

Церковь
Храм Покрова Пресвятой Богородицы
Страна	Россия
Село	Покровское-Стрешнево
Конфессия	Православие
Основатель	Данилов М. Ф.
Первое упоминание	1629
Дата основания	начало XVII века
Статус	памятник архитектуры (федеральный) Объект культурного наследия города Москвы № 3349
Состояние	требует продолжения реставрационных работ

Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе — вотчинный храм при подмосковной усадьбе Покровское-Стрешнево.

История

Церковь в Покровском­-Стрешневе была построена в начале XVII века дьяком М. Ф. Даниловым. Первые упоминания о храме относятся к 1629 году, сама церковь была построена примерно в 1620-х, когда М. Ф. Данилов выкупил эти земли у сына боярина А. Ф. Палицына.

Существует версия, что церковь была построена несколькими десятилетиями раньше, а около 1629 года к ней только пристроили трапезную. Эту версию поддерживали и более поздние владельцы усадьбы. Однако, точная дата постройки церкви и сейчас остаётся неизвестной.

В 1750 году владелец усадьбы П. И. Стрешнев организовал перестройку церкви, в результате чего она приобрела черты стиля барокко. Тем не менее, плановая конфигурация здания осталась прежней. Примерно через десять лет была достроена трёхъярусная колокольня. После этого церковь практически не меняла внешний вид до конца XIX века.

В период нашествия французов церковь подверглась осквернению, — в ней устроили конюшню. В 1812 году сразу после победы храм переосвятили. Немногим позже был перестроен верхний ярус колокольни.

Во второй половине ХIХ века существенно увеличился приход. Владелица усадьбы, княгиня Е. Ф. Шаховская-Глебова-Стрешнева, не хотела расширять древнюю церковь, и пыталась добиться закрепления части прихожан за другим приходом, но ей это не удалось.

В 1894 году прихожане села Покровское-Подъелки попросили Московскую духовную консисторию ходатайствовать в строительное отделение при Московском губернском правлении о расширении церкви. По проекту перестройки была демонтирована старая трапезная, и появились два новых придела — Святителя Николая Чудотворца и Святых Апостолов Петра и Павла. Деньги на перестройку церкви выделил П. П. Боткин, член товарищества чайной торговли «Пётр Боткин и сыновья». В 1905 году были расписаны церковные стены и потолок, через 20 лет живопись была отреставрирована.

В 1931 году решением Мособлисполкома церковь была закрыта. По другой версии, её закрыли по распоряжению ВЦИК в 1932 году, а настоятель храма, отец Пётр (Вележев) был арестован.

После Великой Отечественной войны здание храма отвели топливной лаборатории НИИ гражданской авиации. С этого времени и до конца 80-х значительно изменился внешний вид церкви: был разобран верхний ярус колокольни, потеряна глава храма и оформление интерьера, позднее на фасадах появилось выветривание лицевой поверхности кирпичной кладки, исказились детали фасадного декора.

Реставрация храма проходила в конце 1980-х — начале 1990-х под патронатом объединения «Росреставрация» по проекту архитектора С. А. Киселёва. В процессе реставрации были восстановлены не только ключевые элементы здания, но и элементы декора

В 1992 году правительство России передало храм на баланс Русской Православной Церкви, началась кампания по сбору средств на его восстановление. 6 декабря 1993 года храм был освящён. Зимой 1994 года были заменены кровли, установлен купол и крест.

Работы по восстановлению храма не прекращаются и в данное время. В мае 2006 года белорусские специалисты с С. И. Бышневым во главе закончили последнюю из трёх мозаичных фресок на фасаде храма.

Несмотря на то, что церковь много раз меняла внешний вид, она представляет большую историко-архитектурную ценность как один из немногих в Москве и области примеров вотчинного храма первой трети XVII века с нетрадиционным композиционным решением. Церковь находится под охраной государства как памятник архитектуры и входит в комплекс усадьбы Покровское-Глебово-Стрешнево.

В сентябре 2011 года Патриарх Московский и всея Руси Кирилл присвоил храму статус патриаршего подворья, теперь его официальное название следующее: «Подворье Патриарха Московского и всея Руси — храм Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе»

Ссылки

• [hrampokrovastr.ru/o-hrame/istoriya#текстовая-история-храма История на официальном сайте]
• [um.mos.ru/houses/tserkov_pokrova_v_sele_pokrovskom_streshnevo/ Страница на сайте Узнай Москву]

Литература

• Пётр Георгиевич Паламарчук «Сорок Сороков». Том 4.
• А. В. Карпов. Историко-культурные исследования объекта «Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе».

Отрывок, характеризующий Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе

– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.