Циглер, Франц Вильгельм

Франц Вильгельм Циглер (нем. Franz Ziegler; 3 февраля 1803, Вархау — 1 октября 1876, Берлин) — немецкий политик и писатель.

Биография

Был адвокатом, потом обер-бургомистром в Бранденбурге-на-Хафеле.

В 1848 году был членом франкфуртского парламента, где принадлежал к левому центру. После закрытия парламента был судим за государственную измену и отбыл несколько лет заключения в Магдебургской крепости; позже занимался преимущественно литературной деятельностью, писал повести, стихотворения и публицистические брошюры, отстаивая интересы демократии. В 1865 году избран в прусский ландтаг, где оставался до смерти, в 1867 году — в рейхстаг Северо-Германского союза, в 1871 и 1874 годах — в германский рейхстаг. И там, и тут он принадлежал к партии прогрессистов, в рядах которых занимал место на левом, демократическом крыле; однако в 1866 году, после войны с Австрией, голосовал за индемнитет.

Пользовался большим личным уважением даже в рядах противников.

Его повести (наиболее известна «Saat und Ernte») и путевые очерки, не возвышающиеся над уровнем посредственности, в своё время читались и расходились в нескольких изданиях; собраны в «Gesammelte Novellen und Briefe aus Italien» (Берлин, 1872). Из публицистических работ имели цену: «Wie ist dem Handwerkerstande zu helfen» (Берлин, 1850) и «Zur socialen Reform des preussischen Abgabenwesens» (Берлин, 1850). Его политические речи изданы под заглав.: «Gesammelte Reden» (2 изд., Берлин, 1882). См. К. Janike, «Der Volksmann Fr. Z.» (Глогау, 1895).

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Циглер, Франц Вильгельм

– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.