Чемпионат Санкт-Петербурга по футболу
Поделись знанием:
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
(перенаправлено с «Чемпионат Ленинграда по футболу»)
Чемпионат Санкт-Петербурга по футболу | |
Страна | |
---|---|
Основан | |
Действующий победитель | |
Наиболее титулован |
Динамо (29) |
Сайт |
[ff.spb.ru ru] |
Чемпионат Санкт-Петербурга по футболу — футбольный турнир, проводимый в Санкт-Петербурге. Разыгрывается с 1901 года.
До 1923 года включительно розыгрыш осуществлялся Санкт-Петербургской футбол-лигой. Первой наградой являлся Кубок Аспдена, который был приобретён футбольным меценатом и крупным предпринимателем Т. М. Аспденом. Этот приз разыгрывался все дореволюционные годы.
Год | № | Чемпион | Второй призёр | Третий призёр |
---|---|---|---|---|
1901 | 1 | «Невка» | «Виктория» | «Невский» |
1902 | 2 | «Невский» | «Виктория» | «Невка» |
1903 | 3 | «Виктория» | «Невский» | «Спорт» |
1904 | 4 | «Невский» | Петровский | «Виктория» |
1905 | 5 | «Невский» | Националы | «Виктория» |
1906 | 6 | «Невский» | «Виктория» | «Нева» |
1907 | 7 | «Невский» | «Нева» | «Спорт» |
1908 | 8 | «Спорт» | «Виктория» | «Нева» |
1909 | 9 | «Спорт» | «Надежда Удельная» | «Меркур» |
1910 | 10 | «Спорт» | «Коломяги» | «Удельная» |
1911 | 11 | «Меркур» | «Невский» | «Спорт» |
1912 | 12 | «Унитас» | «Спорт» | «Нарва» |
1913 | 13 | «Спорт» | «Меркур» | «Нарва» |
1914 | 14 | «Спорт» | «Коломяги» | «Унитас» |
1915 | 15 | «Меркур» | «Спорт» | «Коломяги» |
1916 | 16 | «Коломяги» | «Меркур» | «Нева» |
1917 | 17 | «Коломяги» | «Меркур» | «Унитас» |
1918 | 18 | «Коломяги» | «Меркур» | «Унитас» |
1920 | 19 | «Коломяги» | «Меркур» | ? |
1921 | 20 | «Меркур» | «Коломяги» | — |
1922 | 21 | «Спорт» | «Меркур» | «Унитас» |
1923 | 22 | «Меркур» | «Спорт» | «Унитас» |
1924 | 23 | Петроградский район | Ленинградский уезд | - |
1925 | 24 | «Красный путиловец» | Петроградский район-«А» | Выборгский район-«А» |
1926 | 25 | «Динамо» | Выборгский район | Володарский район |
1927 | 26 | «Динамо» | Профсоюзы | «Пищевкус» |
1928 | 27 | «Пищевкус» | «Красный путиловец» | «Динамо» |
1929 | 28 | «Пищевкус» | «Красный выборжец» | «Динамо» |
1930 | 29 | «Динамо» | «Пищевкус» | Большевик |
1931 | 30 | «Динамо» | «Красная заря» | Большевик |
1932 | 31 | «Красная заря» | «Динамо» | Большевик |
1933 | 32 | «Динамо» | ? | ? |
1934 | 33 | «Красная заря» | «Динамо» | Промкооперация |
1935 | 34 | «Динамо» | Большевик | «Красная заря» |
1936 | 35 | «Локомотив» | ? | ? |
1937 | 36 | Институт физкультуры | ? | ? |
1938 | 37 | «Динамо» | ? | ? |
1939 | 38 | «Красная заря» | ? | ? |
1940 | 39 | ЛВО | ? | ? |
1943 | 40 | В/ч Быстрова | В/ч Лобанова | Всевобуч |
1944 | 41 | В/ч Лобанова | Всевобуч | «Динамо» |
1945 | 42 | «Динамо» | ? | ? |
1946 | 43 | «Пищевик» | ? | ? |
1947 | 44 | Красногвардейский район | ? | ? |
1948 | 45 | «Динамо» | ? | ? |
1949 | 46 | «Трудовые резервы» | ? | ? |
1950 | 47 | «Динамо» | ? | ? |
1951 | 48 | «Динамо» | ? | ? |
1952 | 49 | ЛДО | ? | ? |
1953 | 50 | «Динамо» | ? | ? |
1954 | 51 | ЛДО | ? | ? |
1955 | 52 | ГОМЗ | ? | ? |
1956 | 53 | ГОМЗ | ? | ? |
1957 | 54 | «Светлана» | ? | ? |
1958 | 55 | «Светлана» | «Геологоразведка» | — |
1959 | 56 | «Светлана» | ? | ? |
1960 | 57 | «Светлана» | ? | ? |
1961 | 58 | ГОМЗ | «Динамо» | «Светлана» |
1962 | 59 | ГОМЗ | «Динамо» | «Светлана» |
1963 | 60 | «Динамо» | «Зенит» (ГОМЗ) | «Ижорец» |
1964 | 61 | «Динамо» | «Зенит» (ГОМЗ) | «Комсомолец» |
1965 | 62 | «Светлана» | ? | ? |
1966 | 63 | «Динамо» | ЛОМО («Зенит») | «Ижорец» |
1967 | 64 | «Динамо» | Большевик | ЛОМО («Зенит») |
1968 | 65 | «Динамо» | Большевик | «Сокол» |
1969 | 66 | «Светлана» | «Динамо» | «Шторм» |
1970 | 67 | «Динамо» | «Светлана» | ЛОМО |
1971 | 68 | «Динамо» | «Шторм» | «Скороход» |
1972 | 69 | «Динамо» | «Шторм» | «Скороход» |
1973 | 70 | «Динамо» | ЛОМО | «Шторм» |
1974 | 71 | «Динамо» | «Скороход» | «Ижорец» |
1975 | 72 | «Динамо» | ЛОМО | «Светлана» |
1976 | 73 | «Динамо» | Красный треугольник | ЛОМО |
1977 | 74 | «Динамо» | ЛОМО | «Светлана» |
1978 | 75 | «Динамо» | «Скороход» | ЛОМО |
1979 | 76 | ЛОМО | «Динамо» | «Скороход» и «Светлана» |
1980 | 77 | «Динамо» | ЛОМО | «Светлана» |
1981 | 78 | «Динамо» | ЛОМО | «Светлана» |
1982 | 79 | «Светлана» | ЛОМО | «Кировец» |
1983 | 80 | ЛОМО | «Светлана» и «Кировец» (равное количество очков в турнире) |
|
1984 | 81 | ЛОМО | «Кировец» | «Светлана» |
1985 | 82 | «Адмиралтеец» | ЛОМО и Красный треугольник (равное количество очков в турнире) |
|
1986 | 83 | ЛОМО | «Кировец» | «Светлана» и Красный треугольник (равное количество очков в турнире) |
1987 | 84 | «Светлана» | «Кировец» | Красный треугольник |
1988 | 85 | «Светлана» | «Кировец» | «Адмиралтеец» |
1989 | 86 | «Кировец» | ЛОМО | Красный треугольник и «Скороход» (равное количество очков в турнире) |
1990 | 87 | Красный треугольник | «Кировец» | «Светлана» и «Невский завод» |
1991 | 88 | «Турбостроитель» | ? | ? |
1992 | 89 | «Звезда» | «Смена» | «Турбостроитель» |
1993 | 90 | «Динамо» | «Адмиралтеец» | «Светлана» |
1994 | 91 | «Ижорец» | «Адмиралтеец» | «Звезда» |
1995 | 92 | «Ижорец» | «Зенит» | «Светлана» |
1996 | 93 | ««Зенит»» | Пифкорп | — |
1997 | 94 | «Турбостроитель»-ЭЛЭС | «Зенит» | — |
1998 | 95 | «Смена» | «Динамо» | «Зенит» |
1999 | 96 | «Р.Дж.Р.-Петро» | СКА-«Локомотив» | «Треугольник» |
2000 | 97 | «Петро» | «Треугольник» | «Зенит» |
2001 | 98 | «Аква Стар» | «Алые паруса» | ЛЕМО |
2002 | 99 | «Петро» | «Кукарача» | «ПетроЛесПорт» |
2003 | 100 | «Петро» | «Кукарача» | «ПетроЛесПорт» |
2004 | 101 | ПСЖ | «Кукарача» | «Алые паруса» |
2005 | 102 | «Коломяги-47» | «Алые паруса» | «Кукарача» |
2006 | 103 | «Коломяги-47» | «Колпино-Инкон» | «Петро» |
2007 | 104 | «Коломяги-47» | «Колпино-Инкон» | «Сварог-СМУ 303» |
2008 | 105 | «Коломяги-47» | «Еврострой» | «Руан-Нева» |
2009 | 106 | «Ижора-Бралан» | «Нева-Инкон» | «Коломяги-47» |
2010 | 107 | «Тревис и ВВК» | «Сварог-СМУ 303» | «Инкон» |
2011 | 108 | «Тревис и ВВК» | «Руан» | «Коломяги-47» |
2012 | 109 | «Тревис и ВВК» | «Инкон» | «Коломяги-47» |
2013 | 110 | «Тревис и ВВК» | «Инкон» | «Руан-Нева-Матэкс» |
2014 | 111 | «Звезда» | «Инкон» | «Русфан» |
2015 | 112 | «Звезда» | «Инкон» | «Грузовичкоф» |
Напишите отзыв о статье "Чемпионат Санкт-Петербурга по футболу"
Ссылки
- 70 футбольных лет. Футбол в Петербурге, Петрограде, Ленинграде / Сост. Н. Я. Киселев. — Л.: Лениздат, 1970. — 279 с.
- [www.ff.spb.ru Официальный сайт Федерации футбола Санкт-Петербурга]
- [footclubs.ru/index/sankt_peterburg/0-138 Призёры чемпионатов Санкт-Петербурга] (с 1992)
- [www.goalstream.org/association/100164 Страница Федерации] на сайте официального партнера goalstream.org
Это заготовка статьи о футболе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Чемпионат Санкт-Петербурга по футболу
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.