Эрмитаж (Царское село)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810447090 объект № 7810447090]
объект № 7810447090

Эрмита́ж — парковый павильон в стиле барокко в Екатерининском парке в Царском селе (город Пушкин). Служил для увеселительных собраний узкого кружка придворных.

Павильон сооружён в 1744—1754 годах одновременно со строительством Екатерининского дворца архитекторами А. В. Квасовым, С. И. Чевакинским, окончательное оформление принадлежит Бартоломео Растрелли. Представляет собой двухэтажный восьмигранный павильон с четырьмя пристройками по сторонам.

Павильон находится на искусственном острове, выложенном чёрно-белыми мраморными плитами, окружён со всех сторон водой и ограждён балюстрадой. Попасть на остров можно только по подъёмным мостам через ров.

Сочетает белизну колонн, пилястр, наличников на нежно-бирюзовом фоне стен с позолотой некоторых деталей. Шестьдесят четыре декоративные колонны, лепные гирлянды, раковины, маски, пышные наличники окон, ажурная балконная решётка не оставляют гладких поверхностей. Купол раньше венчала покрытая позолотой скульптура.


Напишите отзыв о статье "Эрмитаж (Царское село)"

Отрывок, характеризующий Эрмитаж (Царское село)

– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.