Чевакинский, Савва Иванович
| Савва Иванович Чевакинский | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Место рождения |
село Вешки, Новоторжский уезд, Тверская область |
| Работы и достижения | |
| Работал в городах | |
| Архитектурный стиль | |
| Важнейшие постройки | |
Са́вва Ива́нович Чева́кинский (1709[1]; по другим данным 1713[2]— между 1772 и 1780; по другим данным после 1783[2]) — русский архитектор эпохи елизаветинского барокко, который работал в Санкт-Петербурге и его окрестностях, главным образом по заказам флота (как главный архитектор Адмиралтейств-коллегии).
Биография
Родился в дворянской семье в селе Вешки Новоторжского уезда Тверской губернии.
В 1729 году был определён в Морскую академию в Петербурге, откуда в 1734 году ушёл в Измайловский полк. По требованию Адмиралтейств-коллегии был исключен (за самовольный уход из академии) из полка и поступил учеником в архитектурную команду И. К. Коробова, под руководством которого проработал семь лет. Для собственного проживания выстроил дом на улице Галерной, 58[3].
В 1739 году начал самостоятельную творческую деятельность. В 1741—1767 годах — главный архитектор Адмиралтейств-коллегии. В 1745—1760 годах был архитектором Царского Села, руководил работами по реконструкции дворцово-паркового ансамбля. Здесь Чевакинский возвел по своим проектам два корпуса (церковный и зал), соединенными галереями с центральной частью Екатерининского дворца, несохранившийся охотничий павильон «Монбижу», дома для дворцовых служащих, участвовал в создании павильона «Эрмитаж».
В качестве главного архитектора флота им выстроены склады для хранения корабельного леса на острове Новая Голландия и подготовлен генеральный план застройки Кронштадта.
Крупнейшей постройкой Чевакинского в Петербурге является Никольский морской собор (1753—1762) с отдельно стоящей ярусной колокольней (1756—1758).
По заказам крупных вельмож Чевакинским также спроектированы два парадных дворца — особняк Шереметевых на Фонтанке (1750—1755, совместно с Ф. С. Аргуновым) и дом И. И. Шувалова на углу Малой Садовой и Итальянской (1749—1756). Выстроенный им для П. Б. Шереметева т. н. Миллионный дом на улице Миллионной не сохранился.
C 1755 по 1758 год Чевакинский был архитектором Академии наук. В эти годы у него проходили стажировку В. И. Баженов и И. Е. Старов. Тогда же им была перестроена пострадавшая от пожара башня Кунсткамеры. В 1767 г. с наступлением эпохи классицизма Чевакинский ушёл в отставку и уехал в своё имение. После этого сведения о нём практически отсутствуют.
Похоронен в 1779 году в фамильном склепе в селе Выдропужск (Спировский район Тверской области) рядом с храмом Смоленской (Выдропужской) Божией Матери, который построил сам.
Стилевые особенности
С целью скругления фасадных линий Чевакинский предпочитал оформлять выступающие углы зданий пучками из трёх колонн, из которых средняя обычно вынесена на самый угол. Этот приём предположительно был заимствован им из древнерусского зодчества[4]. Как и другие архитекторы елизаветинской эпохи, щедро использовал для обработки фасадов скульптурный декор. Культовые постройки Чевакинского (в том числе конкурсные проекты на перестройку Исаакиевского и Петропавловского соборов) выделяются коваными балкончиками и декорированными растительным узором кронштейнами, позаимствованными из репертуара дворцовых построек того времени.
Приписываемое
Помимо построек в Петербурге и Царском Селе, Чевакинскому также приписывают некоторые стоящие ныне в руинах провинциальные храмы, например, церковь в усадьбе Трубецких Дылицы и церковь Михаила Архангела при императорском путевом дворце в селе Хотилово Бологовского района (1764-67).
Напишите отзыв о статье "Чевакинский, Савва Иванович"
Примечания
- ↑ См. www.karavan.tver.ru/html/n798/article9.php3, www.tzar.ru/museums/history/architects/chevakinsky
- ↑ 1 2 Згура В.В. Старые Русские Архитекторы / П. П. Муратов. — М.; Пг.: Государственное издательство, 1923. — С. 56. — 64 с. — (Искусство).
- ↑ [encspb.ru/object/2804008448?lc=ru Энциклопедия Санкт-Петербурга — Чевакинский С. И. (1713—1783), арх.]
- ↑ [slovari.yandex.ru/чевакинский/Гуманитарный%20словарь/Чевакинский%20Савва%20Ив/ Чевакинский Савва Ив — Гуманитарный словарь — Яндекс. Словари](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))
Литература
-
Петров А. Н. Савва Чевакинский. — Л.: Лениздат, 1983. — (Зодчие нашего города). - Петров А. Н. Савва Чевакинский // Зодчие Санкт-Петербурга, XVIII век. — СПб., 1997. — С. 291—322.
Отрывок, характеризующий Чевакинский, Савва Иванович
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
