Я пью твою кровь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Я пью твою кровь
I Drink Your Blood
Режиссёр

Дэвид Е. Дёрстон

Продюсер

Джерри Гросс

Автор
сценария

Дэвид Е. Дёрстон

В главных
ролях

Бхаскар Рой Чаудхари
Линн Лоури (в титрах не указана)
Джек Дэймон
Тайд Кирни

Оператор

Жаки Демарико
Джозеф Мэнджин (в титрах не указан)

Композитор

Клэй Питтс

Кинокомпания

Grindhouse Releasing / Box Office Spectaculars

Длительность

83 мин.

Страна

США США

Язык

английский

Год

1970

IMDb

ID 0067229

К:Фильмы 1970 года

«Я пью твою кровь» (англ. I Drink Your Blood), также известен как «Гидрофобия» (англ. Hydro-Phobia) — американский фильм ужасов 1970 года. Сценаристом и режиссёром фильма был Дэвид Е Дёрстон, а одну из ролей сыграла будущая звезда фильмов категории Б Линн Лаури (удалённая из титров по своей просьбе).[1]





Сюжет

Фильм начинается со странного сатанинского ритуала, которым управляет Хорас Боунз. Ритуал заключается в жертвоприношении курицы и вкушении по кругу её крови во славу Сатаны, сыном которого называет себя Хорас. Голые и находящиеся под воздействием ЛСД, Хорас и его небольшая группа последователей, не замечают того, что за ними из-за деревьев наблюдает Сильвия, молодая местная девушка. Одна из сектанток беременна, поэтому не принимает участие в ритуале. Она замечает Сильвию и вытягивает её из укрытия. Хорас вне себя от того, что у их ритуала оказались свидетели. Энди, недавно присоединившийся к группе, признаётся Хорасу, что это он привёл Сильвию, которую встретил в городе. Но Хораса это не успокаивает, и он бьёт Энди за ослушание. Сильвия напугана и пытается убежать, но двое членов секты Ролло и Роджер ловят её в лесу и жестоко избивают (предположительно насилуют).

На следующее утро Сильвия появляется из леса жестоко избитая. Её находит Милдред, владелица местной пекарни, и младший брат Сильвии Пит. Они отвозят Сильвию домой, где она живёт вместе с Питом и их дедушкой доктором Бэннером. Милдред уверена что её бойфренд Дэвис выяснит, кто изнасиловал Сильвию. Из-за строительства плотины город опустел и, не считая семьи Сильвии и самой Милдред, единственные люди в этих местах — строительная бригада, которой управляет Дэвис. Она едет на дамбу и рассказывает ему о случившемся, он обещает разобраться.

Тем временем, Хорас и его секта обнаруживают, что их фургон сломан и непригоден для дальнейшей поездки. Хиппи-сектанты сталкивают его с дороги и отправляются в город пешком. Они видят пекарню и покупают у Милдред мясные пироги. Хорас говорит ей, что они рок-группа и едут на концерт, но из-за поломки фургона им придётся здесь задержаться, и интересуются где в городе можно переночевать. Она отвечает, что из Вэлли-Хиллс уехали почти все жители. Осталась лишь она и ещё несколько человек, в ожидании предстоящего сноса домов. Услышав это, Хорас и его приспешники проникают в заброшенный отель, ломая мебель и охотясь на крыс, которыми собираются поужинать.

Пит следует за ними и наблюдает их аморальное поведение. К моменту его возвращения домой, Сильвия отходит от шока и рассказывает о случившемся деду. Пит подслушивает их и сообщает, что знает место ночлега хиппи. Бэннер, вооружившись ружьём, отправляется мстить. При встрече с ними он теряет концентрацию и его быстро разоружают, избивают и заставляют принять ЛСД. Пит, отправившийся за ним, слышит странные звуки с улицы. Хорас хочет убить Бэннера и Пита, но сектантка Сью-Лин убеждает его от пустить их, боясь вмешательства полиции.

Пит, не знающий ничего о наркотиках и их воздействии, в отчаянии от состояния своего деда. Сильвия объясняет ему, что деда накачали ЛСД. Пит берёт ружьё и выходит из дома, но недалеко от дома на него нападает бешеная собака. Пит убивает её и вскоре возвращается с некоторыми медицинскими инструментами деда. Используя шприц, он берёт у собаки инфицированную кровь.

На следующий день, в пекарне Милдред Пит тайно впрыскивает кровь собаки в мясные пироги, которые планирует продать хиппи. Его план удаётся, хиппи возвращаются в пекарню и покупают пироги.

Вернувшись домой, Хорас и другие сектанты жадно поедают эти пироги. Энди — единственный, кто не стал их есть, ему было не по себе от насилия, которое он причинил и наблюдал, он решает дистанцироваться от остальных и покидает дом. У тех, кто ел пироги, вскоре начинают проявляться признаки болезни. Ролло убивает спящего Роджера кинжалом, нанеся ему многочисленные удары. Вернувшийся Энди видит это и убегает прочь, в то время как Ролло в неконтролируемой ярости сначала преследует его, но, найдя топор, возвращается и отрубает ногу Роджера. Хорас для защиты от Ролло хватает рапиру, но дотронувшись до крови Роджера, сам сходит с ума и угрожает остальным хиппи.

Сектантка по имени Молли в панике убегает прочь. Строители, посланные Дэвисом чтобы найти Милдред и присмотреть за ней, по пути встречают Молли. Пользуясь своей сексуальностью, она просит взять её с собой. Вернувшись в общежитие, где живут строители, Молли заниается сексом с каждым. В конечном счёте, она сходит с ума и кусает одного из мужчин. В это же время, двое строителей, решивших поискать Милдред в доме, занятом хиппи, становятся жертвами Хораса.

Бэннер понимает причину происходящего после обнаружения кровавых отпечатков Хораса на машине Милдред. Энди прокрадывается к дому Бэннера, извиняется перед Сильвией и просит у неё помощи. Она велит ему спрятаться в амбаре, где их находит Пит и рассказывает что он натворил. Энди объясняет что он не ел пироги и что он не инфицирован. Бэннер информирует других о потенциально эпидемии бешенства, и на следующий день к ним приезжает доктор Оукс. Дэвис, Оукс и его ассистент натыкаются на бригаду строителей, превратившихся в бешенных маньяков, которые убили Молли, и вместе с хиппи перебили всех жителей. Оукс и другие, зная что больные бешенством боятся воды, спасаются от них в мелкой речке.

Энди вместе с Сильвией и Питом находят в амбаре мёртвого Бэннера и бегут в лес. Там они обнаруживают беременную сектантку, просящую отвезти её в больницу. Энди объясняет ей, что она больна бешенством и всё равно вскоре умрёт. После этого, она протыкает себе живот деревянным колом. Выбравшись из леса, они оказываются между Ролло и Хорасом. Однако, сектанты больше заинтересованы в друг друге, что позволяет троице скрыться. В ходе борьбы, Ролло пронзает Хораса его же рапирой. Энди, Сильвия и Пит просят забаррикадировавшуюся в пекарне Милдред их впустить, но она слишком напугана чтобы что-нибудь поделать. Когда же она решается открыть дверь, голову Энди отрубает один из строителей, вооружённый мачете. Сильвия и Пит прячутся вместе с Милдред в подвале пекарни. Дверь в подвал не закрывается изнутри на замок, поэтому один из строителей проникает внутрь, где Милдред стреляет ему в голову. Троица выбегает из пекарни и пытаются уехать на машине Милдред, но машина не заводится. Милдред убивает Ролло, полив его из шланга, но в это время её в руку кусает один из строителей. Пока Милдред пытается завести машину, их окружает толпа строителей, которые переворачивают машину. Из-за поворота появляются прибывшие полицейские и медики, и открывают огонь по заражённым. Милдред, Сильвию и Пита увозит скорая.

Актёры

Актёр Роль
Бхаскар Рой Чаудхари Хорас Боунс Хорас Боунс
Джадин Вонг Сью-Лин Сью-Лин
Ронда Фульц Молли Молли
Джордж Паттерсон Ролло Ролло
Линн Лоури Кармен (в титрах не указана) Кармен (в титрах не указана)
Тайд Кирни Энди Энди
Джек Дэймон Роджер Дэвис Роджер Дэвис
Ричард Боулер доктор Бэннер доктор Бэннер
Райли Миллз Пит Бэннер Пит Бэннер
Арлин Фарбер Сильвия Бэннер (в титрах не указана) Сильвия Бэннер (в титрах не указана)
Элизабет Мэрнер-Брукс Милдред Нэш Милдред Нэш
Айрис Брукс Сильвия Сильвия
Алекс Манн Шелли Шелли
Дэвид Е Дёрстон доктор Оукс (в титрах не указан) доктор Оукс (в титрах не указан)

Производство

Идея фильма пришла к Дёрстону после прочтения газетной статьи, в которой было написано про иракскую деревню, жители которой погибли от бешенства. Это, в сочетании с вызвавшими общественный резонанс недавними преступлениями преступного сообщества «Семья» Чарльза Мэнсона, сподвигло режиссёра на съёмки фильма ужасов, объединившего обе темы. Ритуальные обряды, показанные в фильме, были основаны на настоящих обрядах, о которых Дёрстону рассказал его друг, сам в прошлом являвшийся членом сатанинского культа.[2]

Большая часть фильма была снята в небольшом городке Шарон-Спрингс штата Нью-Йорк, прежде известном как курорт с минеральными водами. Ко времени съёмок Шарон-Спрингс большей частью стал городом-призраком и продюсерам было разрешено использовать для съёмок заброшенные отели и дома. С тех пор, город возрадился и сейчас является центром туризма в северной части штата Нью-Йорк.[3]

Цензура

Я пью твою кровь стал одним из первых фильмов, получивших от Американской ассоциации кинокомпаний рейтинг «X», основанный на демонстрации насилия, а не на обнажёнке.[4] Несколько сцен пришлось переделать, чтобы получить рейтинг «R», которого пытался добиться продюсер фильма Джерри Гросс. Он отправил копии картины киномеханикам всем кинотеатров, в которых планировался показ фильма, чтобы они подогнали его под рейтинг «R». В итоге получилось 280 плёнок с разной степенью цензуры, попавших в оборот. Цензурой плёнок для кинотеатров Лос-Анджелеса и Нью-Йорка занимался лично режиссёр Дэвид Е Дёрстон.

«Энциклопедия ужасов» пишет, что «фильм из сырого и жестокого триллера превратился в разочаровывающую склейку костедробильных ужасов и насилия, которое никогда не происходило.»[4]

Релиз

В кинотеатрах фильм демонстрировался в паре с фильмом 1964 года Я ем твою кожу, который не имел ничего общего с Я пью твою кровь, и оригинальным названием которого было Зомби (англ. Zombies). Переименовать фильм решил продюсер Я пью твою кровь Джерри Гросс.

Боб Муравзки из компаний Grindhouse Releasing/Box Office Spectaculars разыскал режиссёра Я пью твою кровь Дэвида Е Дёрстона и они вдвоём подготовили и в 2002 году официально издали фильма на DVD в США через дистрибьюторскую компанию Муравски Box Office Spectaculars, которая продолжает держать права на фильм по всему миру. В DVD вошла оригинальная версия фильма, не подвергавшаяся цензуре, а также включены дополнительные материалы.

Ремейк

17 сентября 2009, было анонсировано, что Дэвид Е Дёрстон планирует снять ремейк своего фильма, одну из ролей в котором должна сыграть звезда фильмов категории Б Сибил Даннинг.[5]

Напишите отзыв о статье "Я пью твою кровь"

Примечания

  1. [www.bloody-disgusting.com/news/19580 10 Strange Things You’d Better Not Eat or Drink!]
  2. [www.imdb.com/title/tt0067229/trivia?ref_=tt_trv_trv I Drink Your Blood (1970) — Trivia — IMDb]
  3. [www.nytimes.com/2008/06/05/nyregion/05sharon.html?_r=1&scp=1&sq=%22sharon%20springs%22&st=cse New York Times article about Sharon Springs]
  4. 1 2 Milne, Tom. Willemin, Paul. Hardy, Phil. (Ed.) Encyclopedia of Horror, Octopus Books, 1986. ISBN 0-7064-2771-8 p 235
  5. [www.fangoria.com/home/news/9-film-news/3935-original-director-talks-i-drink-your-blood-remake.html Original director talks I DRINK YOUR BLOOD remake]
  • [www.sexgoremutants.co.uk/spot10.html Интервью с дистрибьютором эксплуатационного кино Бобом Муравски] из компании Grindhouse Releasing

Ссылки

Отрывок, характеризующий Я пью твою кровь

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.