454-й дальнебомбардировочный авиационный полк

454-й дальнебомбардировочный авиационный полк

454-й дальнебомбардировочный авиационный полк
Войска:	ВВС
Род войск:	бомбардировочная авиация
Формирование:	август 1941
Предшественник:	12-й дальнебомбардировочный авиационный полк, 12-А-й дальнебомбардировочный авиационный полк
Боевой путь
Иранская операция (1941), Крымский фронт (1941-1942); Воронежский фронт, 1 Украинский фронт; Советско-японская война (1945)

История

454-й дальнебомбардировочный авиационный полк или 454-й бомбардировочный авиационный полк он же 12-А дальнебомбардировочный авиационный полк, создан в августе 1941 на базе 12-го дальнебомбардировочного авиационного полка.

С момента создания входил в состав формируемой 26в бад, далее получившей номер 134 бад. Позднее она была переименована в 113 бад, а еще позже переименована в 334 бад.

На вооружении имел самолеты ДБ-3 и ДБ-3Ф.

В 1943-1945 годах был в составе 2 ВА, потом 3 ВА, воевал на самолетах Ту-2.

Первый командир полка - капитан (майор с 17.11.1941) Виноградов Николай Иванович , 1905 г.р, участник финской войны 1940 г., награжден орденом Ленина. Комиссар - ст.политрук Безбожный Василий Митрофанович , 1907 г.р. Начальник штаба - Пенкин Николай Александрович. Начальник штаба с октября 1941 - ст.лейтенант (капитан с 17.11.1941) Ясенков Николай Степанович , 1907 г.р. Полк состоял из 3 эскадрилий.

Татулов Аветис Артемович, 1907 г.р., уроженец Грузинская ССР, г. Ахалцихе, армянин, ВКП(б) с 1930, в РККА с 1925, участник Хасанских событий, майор и командир 121 сбап, позднее полковник, командир 454 бап в июне 1943 года-декабре 1944, награжден 09.07.1943 и 17.01.1945 орденом Красного Знамени.

Салов Василий Геннадьевич, 1914 г.р., уроженец Ивановская обл., г. Родники, в РККА с 1931, командир 454 бап с апреля 1945 года. Награжден 13.10.1945 орденом Красного Знамени за "борьбу с японскими империалистами" (и другими орденами).

Боевые действия

Полк принял участие в совместной советско-британской операции в Иране в августе 1941 года, в составе 26 дбад, которая в этот момент переформировывалась на несколько дивизий, в том числе 134 дбад. Основная работа - разбрасывание листовок.

Предположительно с 13.12.1941 по март 1942 (?) полк участвовал в Великой Отечественной войне на Крымском фронте, в составе 134 бад, которая была переименована в 113 аддд в конце января 1942 года.

08.05.1942 года 454 дбап убывает к месту новой дислокации - 11 запасной авиаполк (г.Кировобад) на доформирование и переучивание на самолет Бостон. Мат.часть полка передается в 12 дбап. Часть л/с полка передается в 12 дбап, часть л/с 12 дбап передается в 454 дбап.

Далее воевал на Воронежском фронте, 1 Украинском. Дошел до Венгрии.

Личный состав

Личный состав на конец июля - начало августа 1941 (создание полка)

Виноградов Николай Иванович, 1905, капитан, командир 454 дбап

Безбожный Василий Митрофанович, 1907, ст.политрук, военком 454 дбап

Марничев (Маркичев ?), военврач 3 ранга

Пенкин Николай Александрович, 1908, капитан, нач.штаба 454 дбап

Гаврилов Александр Сергеевич, 1911, ст.лейтенант, зам.нач.штаба 454 дбап

Волчек Леонид Павлович, 1911, ст.лейтенант, пом.нач.штаба 454 дбап по разведке

Франчук Владимир Феофанович, 1911, воентехник 1 ранга, начальник связи 454 бап

Федоров Анатолий Васильевич, 1910, капитан, штурман 454 бап

Пятаков Михаил Ефимович, 1912, лейтенант, начальник химслужбы 454 бап

Мосенцев Степан Денисович, 1914, мл.политрук, начальник отдела строевого и кадров

Обрывков Петр Николаевич, 1904, воентехник 1 ранга, ст.инженер 454 бап

Емельянов Иван Иванович, 1912, воентехник 1 ранга, инженер вооружения

Левин Иосиф Владимирович, 1913, воентехник 1 ранга, инженер по электро и спецоборудованию

Федоренко Павел Максимович, 1912, воентехник 1 ранга, инженер по полевому ремонту

Самарин Николай Алексеевич, 1909, капитан, командир эскадрильи 454 дбап

Мысак Тихон Игнатьевич, 1906, ст.политрук, военком эскадрильи

Кобылка Алексей Артемович, 1914, лейтенант, штурман эскадрильи

Ворошко Федор Александрович, 1915, лейтенант, начальник связи эскадрильи

Ляпунов Александр Устинович, 1909, ст.лейтенант, адъютант эскадрильи

Остробородов Лев Евгеньевич, 1909, ст.лейтенант, командир звена

Нечепуренко Николай Филиппович, 1911, лейтенант, командир звена

Лысенко Иван Иванович, 1911, ст.лейтенант, пилот

Чернов Евгений Иванович, 1915, лейтенант, пилот

Краюшкин Александр Иванович, 1913 или 1918, лейтенант, пилот

Медянников Александр Иванович, 1913, лейтенант, пилот

Логинов Михаил Григорьевич, 1918, лейтенант, пилот

Лукин Иван Юрьевич, 1917, лейтенант, пилот

Попков Николай Алексеевич, 1916, лейтенант, штурман звена

Левашин Николай Иосифович, 1910, ст.лейтенант, штурман звена

Смолин Иван Николаевич, 1912, лейтенант, стрелок-бомбардир

Дзугаев Петр Абиевич, 1912, лейтенант, стрелок-бомбардир

Румянцев Николай Иванович, 1907, воентехник 1 ранга, ст.техник эскадрильи

Гержан Николай Григорьевич, 1919, воентехник _ ранга, техник авиавооружения эскадрильи

Степаненко Иван Денисович, 1913 или 1914 г.р. (5 января 1914), воентехник 1 ранга, техник звена

Здоронков Василий Дмитриевич, 1914, воентехник 1 ранга, техник звена

Иванов Павел Васильевич, 1907, воентехник 1 ранга, техник звена,

Белянкин Владимир Иванович, 1914, воентехник 1 ранга, авиационный механик

Иванов Павел Иванович, 1914, воентехник 2 ранга, авиационный механик

Погребняк Алексей Петрович, 1903, воентехник 2 ранга, авиационный механик

Казаков Виктор Дмитриевич, 1911, воентехник млад., механик авиационный

Вдовин Александр Степанович, 1918, воентехник _ ранга, механик авиационный

Бочарников Яков Алексеевич, 1907, капитан, командир АЭ

Новиков Константин Георгиевич, 1903, ст.политрук, военком АЭ

Марташев Андрей Сергеевич, 1902 (?), капитан, штурман АЭ

Дубривный Михаил Петрович, 1911, лейтенант, адъютант АЭ

Чистяков Александр Александрович, 1908 или 1912 года рождения, ст.лейтенант, 

Кветков (Квитков ?) Николай Георгиевич, 1911, капитан, командир звена

Голяев Василий Павлович, 1907, ст.лейтенант, пилот

Пелипенко Андрей Васильевич, 1916 или 1910, лейтенант, пилот

Арефин Василий Григорьевич, 1915, лейтенант, штурман звена

Пивень Василий Дорофеевич, 1918, лейтенант, стрелок-бомбардир . Умер 25.12.1944 , Госпиталь ЭГ 1098, Венгрия, варм. Хайду, г. Дебрецен, восточная сторона, аэродром, кладбище летчиков

Бронников Георгий Устинович, 1914, лейтенант, стрелок-бомбардир

Архипов Федор Иванович, 1914, лейтенант, стрелок-бомбардир

Логинов Иван Николаевич, 1907, воентехник 1 ранга, техник АЭ 12А ДБ авиаполка

Нелюбин Алексей Михайлович, 1915, воентехник 2 ранга, техник авиавооружения

Захаров Василий Павлович, 1918, воентехник 1 ранга, техник звена

Моисеев Михаил Михайлович, 1915, воентехник 2 ранга, авиационный механик

Данилов Николай Илларионович, 1914, воентехник 2 ранга, техник авиазвена

Неляков Сергей Гаврилович, 1916, воентехник 2 ранга, механик авиационный

Личный состав после августа 1941

Батманов Яков Никитич (Тбилиси)		Штурман аэ	?÷19.03.42
Бочарников Яков Алексеевич		врио командир полка	?	?
Гаврилов Алексей Сергеевич		Зам. начальника штаба, нач. опер. отдела	?÷04.02.42	НБЗ
Галета Николай Тимофеевич	1915	Стрелок-радист	?÷26.03.42	Ранен
Латышев Алексей Павлович		Зам. командира полка
Самарин Николай Алексеевич		командир АЭ
Харченко Николай Селиверстович		командир АЭ	?÷19.03.42	НБЗ
Хоменко Николай Акимович
Потылицын Алексей Федорович, старшина, штурман экипажа, место жительства Красноярск	1925
Кульман Ефим Ефимович, сержант, авиационный механик	1922
Воронин Иван Михайлович, майор	1910
Ильин Анатолий Васильевич мл.лейтенант, место жительства Красноярск	1925

Подчинение

Полк был создан в августе 1941 года из 12 дбап, некоторое время имел название 12А дбап, потом был назван 454 дбап. Полк 12 дбап входил в состав 26 дбад, которая переформировывалась на 4 дивизии, в том числе 134 дбад, в которую вошли 12 дбап и 454 дбап.

В 1945 году 454 бап входил в состав 334 бад, которая входила в 6-й бомбардировочный авиационный корпус, который был частью Забайкальского фронта. (Смотри 12-я воздушная армия (СССР), Советско-японская война).

Литература

1. pamyat-naroda.ru/
2. Иванов М.С. (ред.) История Ирана. М., 1977.- 488 с.
3. Оришев А.Б. Иран в политике нацистской Германии на Среднем Востоке накануне и в годы Второй мировой войны (1933-1943 гг.) Автореферат дисс… Казань, 2007
4. allaces.ru/sssr/struct/p/bap454.php
5. allaces.ru/p/ls.php?div=bap0012
6. [ru.wikipedia.org/w/index.php?title=454-й_дальнебомбардировочный_авиационный_полк&veaction=edit ru.wikipedia.org/wiki/Салов, Василий Геннадьевич]
7. Osborn, P. Operation Pike: Britain versus the Soviet Union, 1939-1941. Santa Barbara, 2000.- 236 p.
8. Ягодинский А.А. Начало боевого пути 12 бап. С.156-
9. stsokol.ru/stsokol/index.html
10. Перечень No.9 соединений и частей авиации дальнего действия со сроками вхождения их в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны.

Отрывок, характеризующий 454-й дальнебомбардировочный авиационный полк

– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.