Советско-японская война

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Советско-японская война
Основной конфликт: Вторая мировая война

Советские и американские моряки празднуют капитуляцию Японии (Аляска, США)
Дата

9 августа2 сентября 1945

Место

Маньчжурия, Сахалин, Курильские острова, Корея

Итог

Победа СССР и МНР

Изменения

Японская империя капитулировала. СССР аннексировал у Японии территории, в т. ч. те, которые были утрачены Россией в результате Русско-японской войны. Государства Маньчжоу-го и Мэнцзян прекратили своё существование.

Противники
СССР СССР
МНР
Японская империя
Маньчжоу-го Маньчжоу-го

Мэнцзян

Командующие
А. Василевский
К. Мерецков
Р. Малиновский
Х. Чойбалсан
Отодзо Ямада
Пу И
Н. Дэмчигдонров
Силы сторон
1 747 225 солдат
26 137 арторудий
1852 САУ
3704 танка
5368 самолётов
713 000 солдат[1]
170 000 солдат
44 000 солдат
всего 1 217 000[1]
6700 орудий
1000 танков
1800 самолётов
Потери
12 031 безвозвратные
24 425 санитарные
78 танков и САУ
232 орудий и миномётов
62 самолёта[2]
84 000 убито
640 000 взято в плен[1][3]
  Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны
 
Советско-японская война
МаньчжурияЮжный СахалинСэйсинЮкиРасинКурилы

Советско-японская война — вооружённый конфликт между СССР и Монголией с одной стороны и Японией и Маньчжоу-го с другой, продолжавшийся с августа по сентябрь 1945 года и окончательно завершившийся победой над японской Квантунской армиейМаньчжурии), японскими войсками на Южном Сахалине и Курильских островах и подписанием Акта о капитуляции Японии.





Подготовка войны

Опасность войны СССР с Японией существовала со второй половины 1930-х годов, в 1938 году произошли столкновения на озере Хасан, а в 1939 сражение на Халхин-Голе на границе Монголии и Маньчжоу-Го. В 1940 создан советский Дальневосточный фронт, что указывало на реальный риск начала войны.

Однако обострение ситуации на западных границах заставило СССР искать компромисс в отношениях с Японией. Последняя, в свою очередь, выбирая между вариантами агрессии на север (против СССР) и на юг (против США и Великобритании), всё более склонялась к последнему варианту и стремилась обезопасить себя со стороны СССР. Результатом временного совпадения интересов двух стран становится подписание 13 апреля 1941 года Пакта о нейтралитете, согласно ст. 2 которого[4]:

… в случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта.

В 1941 году страны гитлеровской коалиции, кроме Японии, объявили войну СССР (Великая Отечественная война), а в том же году Япония напала на США, начав войну на Тихом океане. Вместе с тем Япония не оставляла мысли об агрессии против СССР. Так, план этой агрессии был представлен уже 2 июля 1941 г., была проведена скрытая мобилизация в Маньчжурии, а Квантунская армия увеличена вдвое[5]. Как считал министр иностранных дел Мацуока, «политика Японии не должна быть связана ни с пактом о нейтралитете, ни с Антикоминтерновским пактом»[6].

В феврале 1945 на Ялтинской конференции Сталин дал обещание союзникам объявить войну Японии через 2—3 месяца после окончания боевых действий в Европе (хотя пакт о нейтралитете предусматривал, что его действие прекращается лишь спустя год после денонсации). На Потсдамской конференции в июле 1945 США, Великобритания и Китай выступили с декларацией, требуя безоговорочной капитуляции Японии, в случае невыполнения условий Потсдамской декларации выпущенной 26 июля 1945 года, угрожали «снести Японию с лица земли».

Тем же летом Япония пыталась вести переговоры с СССР о посредничестве, но безуспешно.

Война была объявлена ровно через 3 месяца после победы в Европе, 8 августа 1945 (9 августа в Японии, при этом декларация об объявлении войны пришла на 7 часов позже после начала боевых действий), через два дня после первого применения США ядерного оружия против Японии (Хиросима) и накануне атомной бомбёжки Нагасаки.

Силы и планы сторон

СССР

В течение мая — начала августа советское командование перебросило на Дальний Восток часть высвободившихся на западе войск и техники (свыше 400 тыс. человек, 7137 орудий и миномётов, 2119 танков и САУ и др.). Вместе с дислоцированными на Дальнем Востоке войсками перегруппированные соединения и части составили три фронта:

 — всего общей численностью примерно в 1,5 миллиона человек под командованием маршала А. М. Василевского.

Монгольскими войсками командовал Маршал МНР Х. Чойбалсан. Им противостояла японская Квантунская армия под командованием генерала Оцудзо Ямады.

План советского командования, охарактеризованный как «Стратегические клещи», был прост по замыслу, но грандиозен по масштабу[1][7]. Планировалось окружение противника на общей территории площадью в 1,5 млн квадратных километров.[1]

Япония

Состав Квантунской армии: около 700 тыс. человек, 6260 орудий и миномётов, 1150 танков, 1500 самолётов.[8]

Как отмечается в «Истории Великой Отечественной войны» (т. 5, с. 548—549):

В частях и соединениях Квантунской армии совершенно отсутствовали автоматы, противотанковые ружья, реактивная артиллерия, мало было артиллерии РГК и крупнокалиберной (в пехотных дивизиях и бригадах в составе артиллерийских полков и дивизионов в большинстве случаев имелись 75-мм пушки).

Несмотря на усилия японцев сосредоточить как можно больше войск на островах собственной империи, а также в Китае южнее Маньчжурии, японское командование уделяло внимание и Маньчжурскому направлению, особенно после того, как 5 апреля 1945 года Советский Союз денонсировал советско-японский пакт о нейтралитете.

Правда, для организации новых дивизий и бригад японцы могли использовать лишь необученных призывников младших возрастов и ограниченно годных резервистов старших возрастов − таковых летом 1945 года было призвано 250 тысяч; их направили для усиления уже существующей группировки.

Также во вновь созданных в Маньчжурии японских дивизиях и бригадах, помимо малочисленности боевого состава, зачастую совершенно отсутствовала артиллерия.

Наиболее значительные силы Квантунской армии — до десяти пехотных дивизий — дислоцировались на востоке Маньчжурии, граничившей с советским Приморьем, где был размещён Первый Дальневосточный фронт в составе 31 стрелковой дивизии, кавалерийской дивизии, механизированного корпуса и 11 танковых бригад. На севере Маньчжурии японцы держали одну пехотную дивизию и две бригады — против Второго Дальневосточного фронта в составе 11 стрелковых дивизий, 4 стрелковых и 9 танковых бригад. На западе Маньчжурии японцы расположили 6 пехотных дивизий и одну бригаду — против 33 советских дивизий, в том числе двух танковых, двух механизированных корпусов, танкового корпуса и шести танковых бригад. В центральной и южной Маньчжурии японцы держали ещё несколько дивизий и бригад, а также обе танковые бригады и всю боевую авиацию.

Следует заметить, что танки и самолёты японской армии в 1945 году по критериям того времени иначе как устаревшими назвать нельзя. Они примерно соответствовали советской танковой и авиационной технике образца 1939 года. По оценке, приведённой в журнале боевых действий войск Забайкальского фронта, «японские танки отсталой конструкции, маломощные и ни в какое сравнение с нашими даже лёгкими танками идти не могут»[9]. Это относится и к японским противотанковым орудиям, имевшим калибр всего 37 и 47 миллиметров — то есть годных для борьбы лишь с лёгкими советскими танками. Что и побудило японскую армию использовать отряды смертников, обвязанных гранатами и взрывчаткой, как основное импровизированное противотанковое средство[10]:437,[1].

Однако перспектива быстрой капитуляции японских вооружённых сил в Маньчжурии представлялась далеко не очевидной. Принимая во внимание фанатичное и иногда самоубийственное сопротивление, оказанное японскими войсками в апреле-июне 1945 на Окинаве, имелись все основания полагать, что ожидается продолжительная, сложная кампания за овладение последними оставшимися японскими укреплёнными районами[1]. На некоторых участках советского наступления эти ожидания полностью оправдались[1].

Ход войны

Маньчжурия

Документ об объявлении войны был вручён японскому послу в Москве в 17:00 8 августа 1945 года. В нём говорилось, что боевые действия начнутся на следующий день. Однако с учётом разницы во времени между Москвой и Дальним Востоком, фактически у японцев был всего один час до того момента, как Красная Армия перешла в наступление. На рассвете 9 августа 1945 года передовые разведывательные отряды трёх советских фронтов начали наступление. Одновременно авиация нанесла массированные удары по военным объектам в Харбине, Синьцзине и Цзилине, по районам сосредоточения войск, узлам связи и коммуникациям противника в пограничной зоне. Тихоокеанский флот перерезал коммуникации, связывавшие Корею и Маньчжурию с Японией, и нанёс удары по японским военно-морским базам в северной Корее — Юки, Расину и Сэйсину.

Войска Забайкальского фронта, наступая с территории Монголии и Даурии, преодолели безводные степи, пустыню Гоби и горные Хинганские хребты, разгромили калганскую, солуньскую и хайларскую японские группировки, вышли на подступы к важнейшим промышленным и административным центрам Маньчжурии, отрезали Квантунскую армию от японских войск в Северном Китае и, заняв Синьцзин и Фэнтянь, продвигались к Дайрэну и Рёдзюну.

Войска 1-го Дальневосточного фронта, наступавшие навстречу Забайкальскому фронту из Приморья, прорвали полосу пограничных укреплений японцев, отразили в районе Муданцзяна сильные контрудары японских войск, заняли Цзилинь и Харбин (совместно с войсками 2-го Дальневосточного фронта), во взаимодействии с десантами Тихоокеанского флота овладели портами Юки, Расин, Сэйсин и Гэндзан, а затем заняли северную часть Кореи (севернее 38-й параллели), отрезав японские войска от метрополии (см. Харбино-Гиринская операция).

Войска 2-го Дальневосточного фронта во взаимодействии с Амурской военной флотилией форсировали реки Амур и Уссури, прорвали долговременную японскую оборону в районах Хэйхэ и Фуцзиня, преодолели горный хребет Малый Хинган и совместно с войсками 1-го Дальневосточного фронта овладели Харбином (см. Сунгарийская операция).

14 августа начался новый мощный штурм. Ломая упорное сопротивление врага, советские воины неумолимо продвигались к Муданьцзяну. За шесть дней боев войска 1-го Дальневосточного фронта, прорвав долговременную оборону противника и выйдя на рубеж Линькоу, восточнее Муданьцзяна, Начжин, сумели продвинуться на 120—150 километров в глубь Маньчжурии. Японское командование обратилось с предложением о заключении перемирия. Но практически военные действия с японской стороны не прекращались. Лишь через три дня Квантунская армия получила приказ своего командования о капитуляции, которая началась 20 августа. Но и он не сразу до всех дошёл, а кое-где японцы действовали и вопреки приказу.

16 августа после ожесточённых боев, которые вели с противником воины 1-й Краснознаменной и 5-й армий, был взят город Муданьцзянь.

19 августа японские войска почти повсеместно стали сдаваться в плен, в то же время в Мукдене советские войска взяли в плен императора Маньчжоу-Го Пу И (ранее — последний император Китая). К 20 августа советские войска вышли на Маньчжурскую равнину. С 18 по 27 августа были высажены воздушные десанты в Харбине, Фэнтяне, Синцзине, Цзилине, Рёдзюне, Дайрэне, Хэйдзё и других городах, а также использованы подвижные передовые отряды.

18 августа была начата Курильская десантная операция, в ходе которой советские войска заняли Курильские острова.

Южно-Сахалинская сухопутная операция была проведена для освобождения южной части Сахалина.

18 августа главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал Василевский отдал приказ об оккупации японского острова Хоккайдо силами двух стрелковых дивизий[11]. Эта высадка не была осуществлена из-за задержки продвижения советских войск в Южном Сахалине, а затем отложена до указаний Ставки.

Основные боевые действия на континенте велись 12 дней, по 20 августа. Однако отдельные боестолкновения продолжались вплоть до 10 сентября, ставшего днём полной капитуляции и пленения Квантунской армии.

Боевые действия на островах полностью закончились 5 сентября.

Акт о капитуляции Японии был подписан 2 сентября 1945 года на борту линкора «Миссури» в Токийском заливе.

В результате была полностью разгромлена миллионная Квантунская армия. По советским данным, её потери убитыми составили 84 тыс. человек, взято в плен около 600 тыс. Безвозвратные потери Советской армии составили 12 тыс. человек.

Советские войска заняли Маньчжурию.

Значение

Советско-японская война имела огромное политическое и военное значение[12]. Так 9 августа на экстренном заседании Высшего совета по руководству войной японский премьер-министр Судзуки заявил[13]:

Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны.

Советская Армия разгромила сильную[14] Квантунскую армию Японии. Советский Союз, вступив в войну с Японской империей и внеся весомый вклад в её разгром, ускорил окончание Второй мировой войны. Американские руководители и историки не раз заявляли, что без вступления в войну СССР она продолжалась бы ещё не менее года и стоила бы дополнительно нескольких миллионов человеческих жизней.

Главнокомандующий американскими вооружёнными силами в бассейне Тихого океана генерал Макартур считал, что «Победа над Японией может быть гарантирована лишь в том случае, если будут разгромлены японские сухопутные силы»[15]. Государственный секретарь США Э. Стеттиниус утверждал следующее[15]:

Накануне Крымской конференции начальники американских штабов убедили Рузвельта, что Япония может капитулировать только в 1947 г. или позже, а разгром её может стоить Америке миллиона солдат.

Дуайт Эйзенхауэр в своих мемуарах указывал, что обращался к президенту Гарри Трумэну: «Я говорил ему, что, поскольку имеющиеся сведения указывают на неизбежность скорого краха Японии, я категорически возражаю против вступления Красной Армии в эту войну»[16].

Итоги

За отличия в боях в составе 1-го Дальневосточного фронта 16 соединений и частей получили почётное наименование «Уссурийские», 19 — «Харбинские», 149 — награждены орденами. 308 тыс. солдат и офицеров были награждены орденами и медалями (87 из них стали Героями Советского Союза)[17].

В результате войны СССР фактически вернул в свой состав территории, аннексированные Японией у Российской империи по окончании Русско-японской войны 1904—1905 годов по итогам Портсмутского мира (южный Сахалин и, временно, Квантун с Порт-Артуром и Дальним), а также ранее уступленную Японии в 1875 году основную группу Курильских островов и закреплённую за Японией Симодским договором 1855 года южную часть Курил.

Последняя территориальная потеря Японией не признана до сих пор. Согласно Сан-Францисскому мирному договору Япония отказалась от любых притязаний на Сахалин (Карафуто) и Курилы (Тисима Рэтто). Но договор не определял принадлежность островов. И СССР, в том числе и по этой причине, не подписал его. Однако в 1956 году была подписана Московская декларация, по которой прекращено состояние войны и установлены дипломатические и консульские отношения СССР с Японией. В 9 статье Декларации, в частности, сказано:

СССР, идя навстречу пожеланиям Японии и учитывая интересы японского государства, соглашается на передачу Японии островов Хабомаи и острова Сикотан с тем, однако, что фактическая передача этих островов Японии будет произведена после заключения Мирного Договора.

Тем не менее, сразу же после подписания Япония начала требовать возврата всей южной группы Курил как предварительного условия для переговоров по мирному договору. Эта позиция японского правительства сохранилась до сих пор и препятствует заключению мирного договора между Японией и Россией как государством-наследником СССР.

Помимо СССР, после окончания Второй мировой войны Япония ведёт территориальные споры с рядом других государств. Так, Япония вовлечена в территориальный спор с Китайской Народной Республикой и Китайской Республикой по поводу принадлежности островов Сэнкаку, несмотря на наличие мирных договоров между странами (с Китайской Республикой договор заключён в 1952 году, с КНР — в 1978 году). Кроме того, несмотря на наличие Базового договора об отношениях между Японией и Кореей, Япония и Республика Корея также вовлечены в территориальный спор о принадлежности островов Лианкур.

Несмотря на статью 9 Потсдамской декларации, предписывающую возвращение домой военнослужащих по завершении военных действий, согласно приказу Сталина № 9898, по японским данным, до двух миллионов японских военнослужащих и мирных граждан было депортировано на работы в СССР. Сразу же после окончания военных действий освобождено 65 176 раненых и больных. Умерло в плену 62 069 военнопленных, из них 22 331 до поступления на территорию СССР. Ежегодно репатриировалось в среднем по 100 000 человек. К началу 1950 года осталось около 3000 человек, осуждённых за уголовные и военные преступления (из них 971 переданы Китаю за совершённые преступления против китайского народа), которые в соответствии с Советско-японской декларацией 1956 года были досрочно освобождены и репатриированы на родину.

В культуре

  • Разгром милитаристской Японии — документальный фильм 1945 года
  • Через Гоби и Хинган — художественный фильм 1981 года
  • Приказ: перейти границу — художественный фильм 1982 года
  • Утомлённое солнце — художественный фильм 1988 года.
  • Поле битвы — Маньчжурия: забытая Победа (Battlefield — Manchuria: The Forgotten Victory) — документальный фильм 2001 года
  • [www.youtube.com/watch?v=1MqwrPTFTmA&list=PLhuA9d7RIOdZW5GMDfDzPZSIffFYUogL-&index=18&t=48s- Великая Война. 18 Серия. Война с Японией. StarMedia. Babich-Design]
  • Сражение за Поднебесную — документальный фильм телеканала Россия К 2015 года

См. также


Напишите отзыв о статье "Советско-японская война"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.cgsc.edu/carl/resources/csi/glantz3/glantz3.asp "August Storm: The Soviet 1945 Strategic Offensive in Manchuria. Leavenworth Papers №7. by LTC David. M. Glantz"] (англ.). Combat Studies Institute, fort Leavenworth, Kansas, 1983. Проверено 15 июня 2010. [www.webcitation.org/61BgrOlQF Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  2. [www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter5_13_09.html Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооружённых сил.]
  3. Потери включают в себя потери войск Манчжоу-Го, которые составили большой процент в некоторых районах (Тучуань, Чиамису, Солон). Потери также включают в себя неизвестное число японских резервистов и гражданских, которые воевали вместе с военными гарнизонами. Не учтены японские войска, которые продолжали воевать долгое время после формальной капитуляции Японии. (Д. Гланц)
  4. В результате действия Пакта СССР отказался в начале 1942 дать возможность приземления на своей территории американских бомбардировщиков после налёта последних на Токио (Рейд Дулиттла). Место посадки пришлось перенести в Китай, что удлинило маршрут почти на 1000 км. В результате все самолёты были потеряны, а экипажи попали в плен
  5. Slavinsky B. The Japanese-Soviet neutrality pact: A diplomatic history, 1941—1945. London-New York, 2004. P. 73.
  6. Там же. P. 66.
  7. Захаров М. В. «Финал. Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 году». M.: Наука, 1969 г.
  8. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/GAREEV1.HTM по данным участника событий, генерала армии, президента Академии военных наук М. А. Гареева]
  9. [www.9may.ru/unsecret/m10008780 Из журнала боевых действий войск Забайкальского фронта за период с 22 по 31.08.1945 г.]  (Проверено 21 сентября 2011)
  10. Мерецков Кирилл Афанасьевич. [militera.lib.ru/memo/russian/meretskov/32.html На службе народу]. М.: Политиздат, 1968.. [www.webcitation.org/65OZNrBJH Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
  11. ЦАМО РФ, ф. 66, оп. 178499, д. 1, л. 265—266
  12. [www.inosmi.ru/russia/20100821/162334866.html Историки переосмысляют роль Советского Союза в поражении Японии («The Associated Press», США)]
  13. Шишов А. В. [militera.lib.ru/h/shihsov_av/index.html Россия и Япония. История военных конфликтов.] — М.: Вече, 2001. — ISBN 5-7838-0863-6
  14. 600 000 человек, 6640 артиллерийских орудий и миномётов, 1215 танков и самоходных орудий, 1907 боевых самолётов
  15. 1 2 Василевский А. М. [militera.lib.ru/memo/russian/vasilevsky/28.html Дело всей жизни.] — М.: Политиздат, 1978.
  16. Эйзенхауэр Д. [militera.lib.ru/memo/usa/eisenhower/index.html Крестовый поход в Европу]
  17. В. В. Лаврентьев, П. Д. Казаков. Великая Отечественная. — М.: Воениздат, 1984. — С. 328—329.

Ссылки

Точка зрения США
  • Силы и потери сторон приведены по «August Storm: The Soviet 1945 Strategic Offensive in Manchuria» by David M. Glantz, Combat Studies Institute, US Army Command and General Staff College, February 1983 (см. также cgsc.leavenworth.army.mil/carl/resources/csi/glantz3/glantz3.asp). В работе, с опорой на советские, и частично японские источники, проведён исчерпывающий анализ всей операции.
  • [cgsc.leavenworth.army.mil/carl/resources/csi/glantz4/glantz4.asp August Storm: Soviet Tactical and Operational Combat in Manchuria, 1945]
Точка зрения СССР/России
  • К. Асмолов [militera.lib.ru/research/pyhalov_dukov/07.html Победа на Дальнем Востоке] — общий анализ советско-японских отношений с момента заключения пакта о нейтралитете до капитуляции Японии, вклада СССР в войну на Тихом океане и других вопросов.
  • Мерецков К. А. [www.abirus.ru/o/1dvf.htm На службе народу. М., Политиздат, 1968] − воспоминания маршала СССР Мерецкова К. А. о разгроме японцев в Маньчжурии и других событиях в Китае.
  • [www.fegi.ru/PRIMORYE/flot/flot1_13.htm Тихоокеанский военно-морской флот России в войне против Японии]
  • [www.sakhalin.ru/Region/WORLDWAR2/main.htm Общая информация о советских операциях на Курилах и Сахалине в августе 1945 года].
Советский план действий
  • [rkka.ru/maps/tv25.gif Карта операции]
  • [www.j-aircraft.com/research/George_Mellinger/soviet_order_of_battle.htm Советский план действий] (англ.)
  • [www.sakhalin.ru/Region/WORLDWAR2/ShumshuMap.htm Карты советской десантной операции на Курилах]
  • [www.sakhalin.ru/Region/WORLDWAR2/KotonMap.htm Карта советской операции на Сахалине]
  • [www.j-aircraft.com/research/aerial_actions_over_kuriles.htm Воздушные действия над Курилами] (англ.)
  • [www.j-aircraft.com/research/soviet_navel_aerial_kills_augus.htm Советская военно-морская авиация] (англ.)


Отрывок, характеризующий Советско-японская война

Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.