Бирманская кампания

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бирманские операции
Основной конфликт: Вторая мировая война

География Бирмы
Дата

январь 1942 года — июль 1945 года

Место

Бирма

Итог

победа союзников

Противники
Великобритания Великобритания

Китай
США США

Японская империя Японская империя

Таиланд Таиланд
Азад Хинд (Индийская национальная армия)
Государство Бирма (Национальная армия Бирмы)

Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
60 тыс. солдат

Китайский экспедиционный корпус в Бирме: 42 тыс. солдат (1942); X Force и Y Force: 100 тыс. солдат (1944)

316 700 (1944)[1]

35 тыс.

Потери
71 244 убитых и раненых[2] Армия Японской империи: 144 тыс. убитых; около 70 тыс. раненых. Всего потерь: ок. 200 тыс.
  Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны

Бирманская кампания — боевые действия (с января 1942 по июль 1945 года) в ходе Второй мировой войны на территории Бирмы, между британскими войсками (в том числе индийскими и бирманскими частями, а также китайскими войсками и американскими наёмниками) и японскими войсками (включая бирманские и индийские части).





Накануне войны

Бирма была частью Британской империи, завоёванной в ходе трёх англо-бирманских войн в XIX веке. Первоначально она управлялась как часть Британской Индии, а с 1937 года как отдельная колония.

В 1941 году в Бирме находилась 1-я бирманская дивизия (в составе 1-й и 2-й бирманских бригад), в апреле прибыла 13-я индийская бригада (включённая в 1-ю бирманскую дивизию), в декабре — 16-я индийская бригада (резерв командующего войсками в Бирме).

Британское командование полагало, что японцы могут вторгнуться в Бирму через территорию Шанской области, по единственной дороге из Лаоса. Вариант южного пути, через Тенассерим, практически не рассматривался, поскольку через гористый и лесистый перешеек Кра можно было пробраться лишь по тропам. Исходя из этого, командующий войсками в Бирме генерал Дональд Кеннет Маклеод (англ.) направил накануне войны 13-ю индийскую и 1-ю бирманскую бригады в Шанскую область, оставив на юге Бирмы только 2-ю бирманскую бригаду, которая должна была оборонять 500-км участок границы, а также города Моулмейн и Тавой, и транзитный аэродром в Виктория-пойнт (ныне Кодаун) на южной оконечности Бирмы.

В ноябре 1941 года Бирму проинспектировал генерал Уэйвелл, командующий Индийской зоной обороны. Он сообщил в Лондон, что «крайне обеспокоен масштабами неготовности бирманской обороны». Черчилль ответил, что в Бирму будет переправлена 18-я дивизия (англ.) из Кейптауна, а также 6 эскадрилий бомбардировщиков. Однако обещанные подкрепления так и не прибыли.

По японскому плану захвата Бирмы, 15-я армия (в составе 33-й и 55-й дивизий) после занятия Таиланда вторгнется в южную Бирму, захватит британские аэродромы в Тенассериме (тем самым прервав воздушное сообщение Сингапура с Индией), затем будет продвигаться в направлении Моулмейна и далее на бирманскую столицу Рангун.

Стратегическими целями захвата Бирмы Японией были — овладение поставщиком риса и нефти, создание плацдарма между Юго-Восточной Азией и Индией, ликвидация маршрута снабжения Китайской армии.

Захват японцами Бирмы

В конце 1941 — начале 1942 года японские войска начали переходить границу между Таиландом и Бирмой. 20 января японцы захватили город Тавой. Там японцы начали формировать «Армию независимости Бирмы» из так называемых «такинов» (бирманских левых националистов). 8 марта японцы взяли Рангун и начали наступление на север. Не имея сил для защиты Бирмы, англичане были вынуждены обратиться за помощью к Чан Кайши. Китайские войска вошли в северную Бирму и попытались задержать японцев, но начался развал фронта. Часть китайских войск смогла отступить на китайскую территорию, другие оказались отрезанными, и были вынуждены с остатками британских частей пробиваться через горы и джунгли на территорию Британской Индии. К началу сезона дождей практически вся Бирма оказалась оккупированной японцами.

Операции в 1942—1943 годах

Южный фронт

21 декабря 1942 года британцы предприняли небольшое по масштабам (силами 14-й индийской дивизии) наступление в прибрежной бирманской провинции Аракан. Дивизия продвинулась на несколько километров вглубь бирманской территории, но была остановлена на хорошо укреплённых японских позициях. После нескольких попыток прорыва этих позиций, в апреле 1943 года индийская дивизия, понеся большие потери, отступила к индийской границе.

Северный фронт

В феврале 1943 года индийско-бирманскую границу пересекла 77-я индийская бригада (англ.) под командованием бригадира Орда Уингейта, известная под названием «Чиндиты» (чудовища бирманской мифологии) — в составе батальона гуркхов, британского батальона и бирманского батальона.

Целью рейда бригады было перерезать железнодорожную линию, проходящую с юга на север Бирмы. Первоначально рейд планировался в рамках более масштабной операции, которая была отменена из-за нехватки ресурсов.

Около 3 тысяч бойцов бригады вошли на территорию Бирмы несколькими колоннами. Бригаде удалось прервать использование железной дороги японцами в течение двух недель. Однако «Чиндиты» понесли большие потери (818 убитых, раненых и пропавших). Бригада вернулась в Индию, многие из бойцов были больны или физически истощены. Военные результаты рейда были невелики, однако имели большое пропагандистское значение для поднятия боевого духа британских и индийских солдат.

Операции в 1944 году

Северный фронт

В феврале 1944 года «Чиндиты» начали второй рейд в северную Бирму, с целью обеспечить действия китайских войск (под командованием американского генерала Стилуэлла) по захвату маршрута снабжения из Индии в Китай. В марте для содействия 77-й бригаде «Чиндитов» в северной Бирме были десантированы по воздуху еще три британские бригады (их также стали неофициально называть «Чиндитами»).

В конце апреля в Бирму вступили китайские войска (почти 40 тысяч бойцов) из провинции Юньнань, они пересекли реку Салуин на 300-км фронте. Затем число китайских войск увеличилось до 70 тысяч, они вступили в бои против 56-й японской дивизии.

«Чиндиты» успешно действовали в тылу японских войск, однако понесли большие потери. С конца июня они по приказу командования стали отходить в Индию.

Южный фронт

В январе 1944 года британцы начали второе наступление в Аракане, силами 5-й и 7-й индийских дивизий. Их небольшое продвижение было остановлено 55-й японской дивизией.

5 февраля японцы перешли в контрнаступление. Они практически окружили 7-ю индийскую дивизию, но не смогли её уничтожить, а британцы бросили в бой ещё две дивизии и смогли отбить атаки японцев. В конце февраля бои на этом участке фронта затихли.

Центральный фронт — вторжение японцев в Индию

В марте 1944 года японская 15-я армия в составе трёх японских дивизий и частей Индийской национальной армии начали наступление на крупный индийский город Импхал. Японцам противостоял 4-й индийский корпус (три индийские дивизии).

15 марта японцы окружили 17-ю индийскую дивизию, однако она продолжала вести бои, ей помогала 23-я индийская дивизия. В бои была брошена 50-я индийская парашютная бригада, но она была разбита силами японского полка. Затем на помощь 4-му корпусу с Араканского фронта была переброшена 5-я индийская дивизия.

В апреле индийские дивизии отбили несколько попыток наступления японцев. В конце апреля на этот участок фронта был переброшен 33-й индийский корпус.

30 мая командир 31-й японской дивизии генерал-лейтенант Сато заявил командующему 15-й армией, что будет отступать. Командующий пригрозил трибуналом, а Сато ответил оскорблениями в адрес командующего и увёл остатки своей дивизии в Бирму (после этого генерал Сато был уволен с военной службы «по болезни»).

В конце июня, после поражения в Кохимской битве, японская 15-я армия была вынуждена отступить с территории Индии. Её потери за время боёв составили 55 тысяч (14 тысяч убитыми, остальные пленными, ранеными и больными). Командующий армией генерал Мутагути был снят с должности (как и все командиры дивизий его армии).

Потери индийцев и британцев составили 17 тысяч убитыми и ранеными.

С августа по ноябрь британские войска, преследуя японцев, продвинулись на территории Бирмы до реки Чиндуин. Был взят город Калева и несколько плацдармов на восточном берегу реки.

К концу 1944 года японские войска практически без боёв отступили за реку Иравади.

Изгнание японцев из Бирмы

В феврале 1945 года началось наступление 14-й британской армии в Бирме. 33-й корпус брал город Мандалай (на реке Иравади), 4-й корпус — город Мейтхилу (120 км восточнее Иравади). Им противостояли японские 15-я и 28-я армии, а также части Индийской национальной армии.

Мейтхила была взята 3 марта, Мандалай — 20 марта. Части Национальной армии Бирмы (НАБ) перешли на сторону британцев и начали боевые действия против японцев (27 марта НАБ объявила войну «фашистскому правительству японских варваров»).

20 апреля британские войска взяли город Пьинмана (300 км севернее Рангуна), 22 апреля — город Таунгу (250 км от Рангуна). Однако 25 апреля японцы оказали упорное сопротивление британцам у города Пегу (100 км от Рангуна).

27 апреля японцы начали эвакуироваться из Рангуна, и 29 апреля там оставался лишь один батальон Индийской национальной армии и японские подрывники. 1 мая южнее Рангуна был десантирован парашютный батальон гуркхов, 2 мая 1945 в Рангуне с кораблей была высажена 26-я индийская дивизия.

Остатки японских войск в Бирме были ликвидированы к июлю 1945 года (Индийская национальная армия капитулировала ещё 18 мая).

Напишите отзыв о статье "Бирманская кампания"

Примечания

  1. Louis Allen. Указ. соч. — P. 662.
  2. Louis Allen. Указ. соч. — P. 638. — «Minimum of 6,665 dead, but not all fatalities recorded»

Литература

  • Louis Allen. Burma: The Longest War. — Dent, 1984. — ISBN 0-460-02474-4.
  • Christopher Bayly, Tim Harper. Forgotten Armies. — London: Penguin, 2005. — ISBN 0-140-29331-0.
  • Ashley Jackson. The British Empire and the Second World War. — London: Hambledon Continuum, 2006. — ISBN 978-1-85285-517-8.
  • William Slim. Defeat Into Victory. — London: Cassell, 1956. — ISBN 0-304-29114-5.

Отрывок, характеризующий Бирманская кампания

«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.