1945 год
Поделись знанием:
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
| Годы |
|---|
| 1941 · 1942 · 1943 · 1944 — 1945 — 1946 · 1947 · 1948 · 1949 |
| Десятилетия |
| 1920-е · 1930-е — 1940-е — 1950-е · 1960-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1945 MCMXLV |
| Юлианский календарь | 1944—1945 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7453—7454 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2697—2698 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5705—5706 ה'תש"ה — ה'תש"ו |
| Исламский календарь | 1364—1365 |
| Древнеармянский календарь | 4437—4438 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1394 ԹՎ ՌՅՂԴ
|
| Китайский календарь | 4641—4642 (с 13 февраля) 甲申 — 乙酉 зелёная обезьяна — зелёный петух |
| Эфиопский календарь | 1937 — 1938 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 2001—2002 |
| - Шака самват | 1867—1868 |
| - Кали-юга | 5046—5047 |
| Иранский календарь | 1323—1324 |
| Буддийский календарь | 2488 |
| Японское летосчисление | 20-й год Сёва |
1945 (тысяча девятьсот сорок пятый) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в понедельник. Это 1945 год нашей эры, 945 год 2 тысячелетия, 45 год XX века, 5 год 5-го десятилетия XX века, 6 год 1940-х годов.
Содержание
События
Подробнее см. также: Категория:1945 год
- Джон фон Нейман написал работу «Первый проект отчёта о EDVAC», в которой рассматривалась архитектура современных программируемых компьютеров.
- В Германии Конрад Цузе (Konrad Zuse) разработал первый язык программирования высокого уровня Plankalkül.
Январь
- 1 января — на базе Департамента общественной безопасности ПКНО учреждено Министерство общественной безопасности Польши.
- 5 января — СССР признал Временное правительство Польской республики.
- 12 января — советские войска начали крупномасштабную Висло-Одерскую операцию.
- 13 января — Президиум Антифашистского национально-освободительного совета Албании принял закон о конфискации всей собственности Италии и Германии на территории Албании, а также о национализации Национального банка Албании[1].
- 14 января — Временное демократическое правительство Энвера Ходжи издало закон об общих положениях конфискации частной собственности в Албании[1].
- 15 января — в Аргентине принят закон О внутренней безопасности, предусматривавший серьёзные наказания за антиправительственную деятельность. Только участие в забастовке каралось тюремным заключением сроком до 5 лет[2].
- 17 января — освобождение Ченстоховы и Варшавы.
- 19 января — советские войска освободили Лодзь[3].
- 20 января
- Франклин Рузвельт вступил в должность президента США на 4-й срок.
- В Москве подписан Договор о перемирии между союзными державами и Венгрией[4].
- 26 января — за мужество и отвагу в условиях блокады и борьбы против фашистских захватчиков город Ленинград награждён орденом Ленина[5].
- 28 января — советские войска взяли Клайпеду[6].
- 30 января — в Балтийском море советская субмарина С-13 потопила немецкий корабль «Вильгельм Густлофф». Погибли около 9 тысяч человек — крупнейшая морская катастрофа за всю историю.
Февраль
- 4 февраля — открылась Ялтинская конференция союзных держав. Завершена 11 февраля[7].
- 13 — 14 февраля — крупномасштабная бомбардировка Дрездена британской и американской авиацией.
- 13 февраля — завершено взятие Будапешта[4].
- 15 февраля — 6 мая — войсками 1-го Украинского фронта окружена и уничтожена вражеская группировка в районе Бреслау (Вроцлав).
- 23 февраля — советские войска взяли город Секешфехервар в Венгрии[4].
- 24 февраля — вернувшийся из СССР Матьяш Ракоши возглавил Коммунистическую партию Венгрии[4].
- 26 февраля
- Временное национальное правительство Венгрии распустило в стране все фашистские партии и организации[4].
- Египет объявил войну Германии. В этот же день премьер-министр Ахмед Махир застрелен при выходе из палаты депутатов, где заявил об объявлении войны. Премьер-министром назначен новый лидер партии Саад Махмуд Фахми Нукраши[8].
- 28 февраля — в Румынии ушло в отставку правительство генерала Николае Радеску. Генерал Радеску скрылся в британской миссии в Бухаресте, а затем был вывезен в США[9].
Март
- 4 марта — Катастрофа C-47 под Мульденом.
- 6 марта — в Румынии сформировано первое левое правительство во главе с Петру Грозой[10]
- 9 марта
- Бомбардировка Токио американской авиацией (в налёте участвовало 334 бомбардировщика Б-29, сгорели 267 000 домов, погибло более 100 000 жителей)[11].
- Японская армия атаковала французские гарнизоны по всему Индокитаю и взяла под полный контроль Вьетнам, Лаос и Камбоджу[12].
- 11 марта
- 12 марта
- В местечке Тышон вьетнамской провинции Бакнинь закончилось четырёхдневное расширенное заседание Постоянного бюро ЦК Коммунистической партии Индокитая, которое приняло решение о подготовке к всеобщему восстанию против Японии[15]
- Король Камбоджи Нородом Сианук подписал два декрета, которыми расторгал все ранее заключённые соглашения между Камбоджей и Францией[12].
- 13 марта — массированный налёт Б-29 ВВС США на город Осака (Япония)[14].
- 15 марта
- На пост президента Гватемалы вступил Хуан Хосе Аревало[16].
- В Венгрии принят закон об аграрной реформе, согласно которому были конфискованы земли деятелей режима М. Хорти и изъяты за выкуп владения площадью свыше 57 гектар[17]. Было ограничено монастырское землевладение[18].
- на полигоне под Тулоном полковник Жан-Жак Барр осуществил запуск первой французской экспериментальной ракеты на жидком топливе[19].
- 17 марта — массированный налёт Б-29 ВВС США на город Кобе (Япония)[14].
- 22 марта
- Налёт англо-американской стратегической авиации на немецкий город Хильдесхайм, в результате которого количество жертв среди гражданского населения превысило тысячу человек.
- В Каире подписан пакт о создании Лиги арабских государств[8].
- 23 марта
- В Румынии принят закон об аграрной реформе[18].
- Постановлением СНК СССР Азербайджанский филиал Академии Наук СССР преобразован в Академию наук Азербайджанской ССР[20].
- 25 марта — в Японии принято решение о формировании народного ополчения[14].
- 27 марта — Аргентина объявила войну Германии и Японии[21].
- 29 марта
- Партизанские отряды Италии объединены в единую армию под командованием генерала Рафаэле Кадорна. Его заместителями стали коммунист Луиджи Лонго и республиканец Фурруччо Парри. Разделение отрядов по партийной принадлежности упразднено[22].
- Советские войска перешли государственную границу Австрии[23].
Апрель
- 1 апреля — началась битва за Окинаву.
- 4 апреля — завершено освобождение Венгрии[4].
- 5 апреля
- Пакт о нейтралитете, предусматривавший «мирные и дружественные отношения между двумя странами» между СССР и Японией был денонсирован СССР.
- Началось Грузинское восстание на острове Тексел: восстание батальона военнопленных советских солдат из Грузии на голландском острове Тексел против немецких оккупантов.
- В Кошице провозглашена программа правительства Национального фронта чехов и словаков (Кошицкая программа), разработанная Коммунистической партией Чехословакии[24].
- 8 апреля — король Луанг-Прабанга Сисаванг Вонг при поддержке японских властей Индокитая провозгласил независимость королевства. Этот акт был распространён на все территории Лаоса[25].
- 9 апреля
- Союзные войска под командованием фельдмаршала Харольда Александера возобновили наступление в Италии[26].
- Советскими войсками взят город-крепость Кёнигсберг, столица Восточной Пруссии.
- 12 апреля — скончался президент США Франклин Рузвельт, новым президентом стал Гарри Трумэн.
- 13 апреля
- 14 апреля — создание в Москве Главного ботанического сада Академии наук СССР.
- 16 апреля — Начало Берлинской операции Красной Армии
- 16 апреля — потопление немецкого транспорта Гойя советской субмариной Л-3; в кораблекрушении погибло более 6000 человек, что стало одной из крупнейших катастроф на море.
- 19 апреля — Временное правительство Венгрии проводит своё первое заседание в освобождённом Будапеште[4].
- 21 апреля
- Союзные войска в Италии прорвали немецкий фронт[26].
- Крайова Рада Народова заключила Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между Польшей и СССР[29].
- Катастрофа FW200 в Пизенкофене
- 24 апреля — союзные войска в Италии переправились через реку По.
- 25 апреля
- В Сан-Франциско открылась конференция Объединённых Наций[7].
- «Встреча на Эльбе» — встреча советской и американской армий недалеко от города Торгау.
- 26 апреля — началось всеобщее восстание на оккупированном Германией севере Италии[26].
- 27 апреля — в Вене образовано коалиционное Временное правительство Австрии во главе с Карлом Реннером. Правительство опубликовало Декларацию независимости Австрии, провозгласившую Вторую Австрийскую республику и объявившую аншлюс недействительным[23].
- 28 апреля — американские войска без боя заняли город Аугсбург.
- 29 апреля — у озера Комо в Северной Италии партизанами был схвачен и расстрелян Бенито Муссолини.
- 30 апреля — в Берлине в своём бункере совершил самоубийство Адольф Гитлер.
Май
- 1 мая — над Рейхстагом водружено Знамя Победы[30].
- 2 мая — взятие Берлина советскими войсками. Принята капитуляция германской группы армий «С» в Северной Италии[26].
- 3 мая — англо-индийскими войсками освобождена от японских войск столица Бирмы Рангун.
- 5 мая — датские патриоты освободили столицу страны Копенгаген[31].
- 6 мая — капитуляция немецкого города-крепости Бреслау.
- 7 мая — в Реймсе был подписан Акт о капитуляции Германии.
Акт был подписан: от Германии — Альфредом Йодльем, Гансом Фридебургом и Вильгельмом Оксениусом; от Союзников — Уолтером Беделлом; от Франции — генералом Франсуа Севезом; от СССР — Иваном Суслопаровым. По сути Германия капитулировала только перед западными Союзниками.
- 8 мая
- Войска 1-го Украинского фронта после двухдневных боёв сломили сопротивление противника и овладели городом Дрезден
- В пригороде Берлина Карлсхорсте в здании военно-инженерного училища в 22 часа 43 минуты по центральноевропейскому времени, подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии во Второй мировой войне.
- в Баборской Кабилии (Французский Алжир) вспыхивает антифранцузское восстание[32].
- 9 Мая
- Закончилась Великая Отечественная война.
- Советскими войсками освобождена Лиепая[33].
- Советскими войсками освобождена Прага.
- 10 мая — войска 3-го Украинского фронта соединились с британскими войсками западнее австрийского города Грац.
- 15 мая — завершены изгнание и капитуляция немецко-фашистских войск в Югославии.
- 24 мая — Сражение при Лясе Стоцком в Люблинском воеводстве Польши, окончившееся крупной локальной победой партизан Армии Крайовой над правительственными силами.
Июнь
- 1 июня — Лиенцская трагедия.
- 4 июня — силы вьетнамских коммунистов создали единый освобождённый район в провинциях Северного Вьетнама[15].
- 5 июня — союзные державы подписали Декларацию о взятии на себя верховной власти в Германии правительствами СССР, США, Великобритании и Франции. Страна разделена на 4 зоны оккупации[34].
- 10 июня — на основе 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов была образована Группа советских войск в Германии.
- 11 июня
- Коммунистическая партия Германии распространила воззвание со своей программой создания новой Германии[34].
- В Турции принят закон об аграрной реформе, ограничивший крупное землевладение и предусматривавший наделение крестьян землёй из колонизационного фонда[35].
- 21 июня — президент Чехословакии Эдуард Бенеш издал декрет «О конфискации и ускоренном разделе земельных владений немцев, венгров, а также предателей и врагов чешского и словацкого народа»[35].
- 24 июня — в Москве на Красной площади прошёл Парад Победы.
- 26 июня
- Подписан устав Организации Объединённых Наций.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР в Советском Союзе введено воинское звание Генералиссимус Советского Союза. На следующий день оно было присвоено маршалу СССР И. В. Сталину[36].
- 29 июня — подписан договор между СССР и Чехословакией. Закарпатская Украина вошла в состав СССР[37].
- 30 июня — Крымская АССР преобразована в Крымскую область РСФСР[7].
Июль
- 1 июля — ушёл в отставку Государственный секретарь США Эдвард Стеттиниус. Его сменил Джеймс Бирнс.
- 5 июля
- Парламентские выборы в Великобритании, поражение консерваторов во главе с Уинстоном Черчиллем.
- Скончался премьер-министр Австралии Джон Кёртин. Его пост временно занял Френсис Майкл Форд[38].
- 13 июля
- Новым премьер-министром Австралии стал лейборист Джозеф Бенедикт Чифли[38].
- Вспышка сверхновой SN 1945B в галактике M83.
- 16 июля — США произвели первое в мире испытание ядерной бомбы «Тринити»[39].
- 17 июля — начало работы Потсдамской конференции.
Август
- 2 августа — в Потсдаме (пригород Берлина) завершилась 17-дневная конференция «Большой тройки» — руководителей СССР, США и Великобритании: Сталина, Трумэна и Черчилля (после поражения на выборах его сменил Клемент Эттли).
- 6 августа — американская атомная бомбардировка японского города Хиросима.
- 8 августа
- В Лондоне представители СССР, США, Великобритании и Франции заключили соглашение об ответственности военных преступников[40].
- Советский Союз объявил войну Японии.
- 9 августа
- Советский Союз начал боевые действия в Маньчжурии против Японии.
- американская атомная бомбардировка японского города Нагасаки.
- В Аргентине отменено осадное положение, началось освобождение политзаключённых из концлагерей[41].
- 10 августа
- Япония попыталась захватить село Забайкальское. Советские пограничники сдержали их на реке Уссури.
- Монгольская Народная Республика объявила войну Японии[42].
- 11 августа — президент США Гарри Трумэн директивой WARX 48004 приказал генералу Дугласу Макартуру и адмиралу Нимитцу занять порт Дальний раньше Советской армии.
- 12 августа — император Маньчжоу-Го Пу И со свитой покинул столицу Манчжоу-Го Синьцзин для эвакуации через Корею в Японию[43].
- 13 августа
- Открылась двухдневная конференция Компартии Индокитая, принявшая решение о начале всеобщего восстания и установления народной власти во Вьетнаме. Создан Комитет восстания во главе с Во Нгуен Зиапом[15].
- Французские разведывательно-диверсионные группы в Индокитае начинают получать инструкции начать подготовку к захвату административных центров и принятию капитуляции японских гарнизонов[44].
- 14 августа
- В Москве заключён договор между СССР и гоминьдановским Китаем. Китай возвратил СССР КВЖД и признал возврат Порт-Артура и Дальнего под советские военные базы. В тот же день МИД Китая заявил, что независимость Монгольской Народной Республики будет признана после проведения там референдума.
- В Камбодже сформировано прояпонское правительство Сон Нгок Тханя, заявившее о готовности защищать независимость страны[12].
- 15 августа
- Император Японии Хирохито по радио обратился к нации и объявил о капитуляции Японии.
- Военная миссия США в Москве направила И. В. Сталину приказ генерала Д. Макартура № 1 о том, что севернее 38-й параллели капитуляцию японских войск будет принимать СССР. На следующий день Сталин выразил согласие.
- В Гватемале состоялся первый Национальный конгресс профсоюзного единства, заявивший о поддержке правительства Хуана Хосе Аревало[45].
- 16 августа — в Москве подписан советско-польский договор, определивший новую линию границы между СССР и Польшей[46].
- 17 августа
- Провозглашение в Батавии (Джакарте) независимости Индонезии в условиях продолжавшейся японской оккупации. Начало войны за независимость Индонезии[47].
- Советским авиадесантом на аэродроме Мукдена захвачены в плен император Маньчжоу-Го Пу И и его брат Пу Цзе[43].
- 18 августа — Комиссия по подготовке независимости Индонезии избрала первым президентом страны Ахмеда Сукарно, вице-президентом — Мохаммеда Хатта. Кроме того, Комиссией была принята временная конституция Индонезии. На следующий день сформировано первое правительство Сукарно с участием коммунистов[48].
- 19 августа — силы вьетнамских коммунистов заняли Ханой[15].
- советскими войсками освобождён город Харбин.
- 20 августа — в СССР создан Специальный комитет по использованию атомной энергии под руководством Л. П. Берия.
- 21 августа — США объявили о прекращении поставок по ленд-лизу (поставки были продолжены правительству Чан Кайши в Китае)[49].
- 23 августа
- В Югославии издан Закон о земельной реформе и колонизации, предусматривавший конфискацию земельной собственности свыше 45 гектаров и наделение малоземельных и безземельных крестьян землёй на правах собственности[35].
- Силы вьетнамских коммунистов взяли под контроль Хюэ[15].
- 24 августа — советским воздушным десантом освобождён город Пхеньян.
- 25 августа
- Силы вьетнамских коммунистов взяли под контроль Сайгон. В Хюэ вьетнамский император Бао Дай подписал акт об отречении от престола[15].
- Коммунистическая партия Китая заявила о готовности начать переговоры с Гоминьданом.
- освобождён остров Сахалин.
- 27 августа
- 28 августа
- Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай на американском самолёте прибыли в Чунцин и начали переговоры с представителями Гоминьдана[50].
- В Лаосе французская диверсионная группа майора Имфельда заняла столицу королевства Луанг-Прабанг город Луангпрабанг[51].
- 29 августа — Антифашистский национально-освободительный совет Албании принял закон об аграрной реформе, предусматривавший конфискацию крупного землевладения свыше 40 гектар и распределение земель между крестьянами[35].
- 30 августа — король Луанг-Прабанга Сисаванг Вонг на встрече с французским майором Имфельдом объявил провозглашение независимости страны несостоявшимся, а протекторат Франции не прекращавшим действия[51].
Сентябрь
- 1 сентября — полностью освобождены Курильские острова.
- 2 сентября
- Закончилась Вторая мировая война.
- На полумиллионном митинге в Ханое Хо Ши Мин провозгласил независимость Вьетнама и образование Демократической Республики Вьетнам[15].
- 3 сентября — в Саксонии принято решение о ликвидации крупной земельной собственности и наделении крестьян землёй. Начало аграрной реформы в Советской зоне оккупации Германии[35].
- на Шпицбергене капитулировала группа немецких военных метеорологов — последнее подразделение вермахта, продолжавшее войну.
- 4 сентября — создан Всевенгерский национальный комитет[52].
- 5 сентября
- В восточногерманской земле Мекленбург начата аграрная реформа. На следующий день решение о земельной реформе принято в Бранденбурге[35].
- В Будапеште открылась сессия Временного национального собрания Венгрии[52].
- В Лаосе французская диверсионная группа капитана Фабра заняла Вьентьян[51].
- 10 сентября — земельная реформа в Восточной Германии распространена на Саксонию-Ангальт и Тюрингию[35].
- 12 сентября — китайский генерал Лу Хань ввёл во Вьетнаме оккупационный режим. Китайская армия разоружила партизан и разогнала народно-революционные комитеты[53].
- 15 сентября — глава правительства Луанг-Прабанга принц Петсарат баз согласия короля Сисаванг Вонга издал декрет об объединении королевства и четырёх южных лаосских провинций в единое королевство Лаос[54].
- 18 сентября — объединённый комитет начальников штабов армии США принял директиву 1496/2 «Основы формирования военной политики», которая определила СССР как главного противника и утвердила концепцию превентивного удара.
- 20 сентября — в Минске открыт Литературный музей Янки Купалы.
- 21 сентября — командир французского отряда капитан Фабр ввёл все его силы во Вьентьян и оказал давление на главу правительства принца Петсарата с целью убедить его отказаться от провозглашённой независимости Лаоса. В ответ принц Петсарат собрал Народный комитет и приступил к формированию лаосской милиции[54].
- 22 сентября — ночью на 23 сентября французская армия под командованием адмирала Жоржа Тьерри д‘Аржанлье начала военную операцию по восстановлению власти Франции на юге Вьетнама, в Сайгоне и других городах. Встречено сопротивление вьетнамской стороны. Началась Индокитайская война[55].
- 25 сентября — СССР заявил о восстановлении дипломатических отношений с Венгрией[52].
- 26 сентября
- Радиостанция «Голос Вьетнама» передала радиообращение президента Демократической Республики Вьетнам Хо Ши Мина, в котором он обвинил Францию в интервенции, призвал умереть свободными, а не жить рабами, и выразил уверенность в победе[55].
- В Аргентине восстановлено действие осадного положения, отменённого в августе[56].
- 30 сентября — 1-я дивизия морской пехоты США начала высадку в китайском порту Тангу в зоне Тяньцзиня[57].
Октябрь
- 1 октября — силы китайских коммунистов, продолжая разоружение японской армии, окружили Пекин и Тяньцзинь, вышли к Нанкину и Шанхаю, заняли Шанхайгуань, Вэйхайвэй и другие города[58].
- 3 октября — на 1-м Всемирном конгрессе профсоюзов в Париже основана Всемирная федерация профсоюзов[59].
- 6 октября — премьер-министр Франции генерал Шарль де Голль телеграммой даёт указание полковнику Имфельду убедить короля Луанг-Прабанга Сисаванг Вонга отмежеваться от действий правительства принца Петсарата и признать протекторат Франции в обмен на признание королевской власти над всеми территориями Лаоса[60].
- 7 октября — командующий 8-й армией Коммунистической партии Китая Чжу Дэ заявил протест против высадки армии США на китайском побережье, где японские части уже разоружены коммунистами[61].
- 8 октября
- Армия США в Китае взяла под контроль железные дороги Тяньцзинь — Шанхайгуань и Тяньцзинь — Пекин[61].
- Глава правительства Луанг-Прабанга принц Петсарат и вернувшийся из Вьетнама принц Суфанувонг в Саваннакхете создали комитет «Свободный Лаос» под председательством Суфанувонга. В тот же день принято решение о создании Лаосской армии освобождения и обороны[60].
- 9 октября — отправлен в отставку и вскоре арестован и выслан на остров Мартин-Гарсия вице-президент Аргентины полковник Хуан Перон. В стране начинаются массовые выступления в его поддержку[62].
- 10 октября
- В Чунцине подписано соглашение между КПК и Гоминьданом о созыве представителей партий и организаций страны для решения вопроса о демократическом переустройстве Китая[50].
- Морская пехота США высадилась в Циндао, американский воздушный десант выброшен в Пекине[61].
- В советской зоне оккупации Кореи создано северокорейское Оргбюро Коммунистической партии Кореи, ставшее основой для создания Трудовой партии Кореи[63].
- Король Луанг-Прабанга Сисаванг Вонг направил во Вьентьян телеграмму, в которой сообщал о смещении принца Петсарата с поста главы правительства за превышение полномочий[60].
- 11 октября — во Вьентьяне сформирован Комитет лаосского народа, поставивший целью защиту независимости Лаоса[64].
- 12 октября — во Вьентьяне сформировано национальное правительство во главе с принцем Кхаммао. В тот же день оно провозгласило независимость единого Лаоса — Патет Лао («Страна Лао») и утвердило его временную конституцию[64].
- 13 октября — в Китае армия Гоминьдана начала наступление на районы, контролируемые КПК[50].
- 15 октября
- Между СССР и США заключено соглашение о поставках в СССР в форме долгосрочного кредита не поставленного по ленд-лизу оборудования на сумму 244 миллиона долларов[65].
- Расстрелян бывший премьер-министр вишистского правительства Франции Пьер Лаваль, обвинённый в государственной измене[66].
- 17 октября — в Аргентине полковник Хуан Доминго Перон освобождён из под ареста после массовых народных выступлений. Вскоре он выдвинул свою кандидатуру на президентские выборы 1946 года[62].
- 20 октября
- В Монгольской Народной Республике проведён референдум о независимости. За неё проголосовали 97,85 % голосовавших. Китай официально признал независимость МНР[42].
- Временная Палата представителей во Вьентьяне проголосовала за низложение короля Сисаванг Вонга и направила своих представителей в Луангпрабанг[64].
- 24 октября
- 25 октября — входивший в состав Японской империи остров Тайвань в соответствии с решениями Потсдамской конференции передан Китаю[68].
- 29 октября — в Нью-Йорке впервые поступили в продажу шариковые ручки (через 57 лет после получения патента).
Ноябрь
- 3 ноября
- На рассмотрение Комитета начальников штабов армии США представлен доклад № 329 Объединённого разведывательного комитета, в котором было намечено около 20 целей для атомных бомбардировок на территории СССР. В их числе были Москва, Ленинград, Свердловск, Ярославль, Иркутск, Новосибирск и др[69].
- Генерал Дуглас Макартур заявил на экстренном заседании Комитета начальников штабов, что США стоят «перед угрозой потерять Китай» и он перейдёт под контроль СССР[58].
- 4 ноября
- Столкновения армии США в Инкоу с частями Коммунистической партии Китая.
- В Венгрии прошли первые после падения режима адмирала Хорти выборы в Национальное собрание. Победила Партия мелких сельских хозяев, на втором месте социал-демократы[70].
- Королевские власти Луанг Прабанга заявили о подчинении Временному правительству Лаоса во Вьентьяне[71].
- 8 ноября — объединённый разведывательный штаб армии США сделал вывод, что СССР не имеет атомной бомбы, авиации дальнего действия и достаточного военно-экономического потенциала, чтобы представлять прямую угрозу для США. Делается вывод, что СССР сможет нанести ответный ядерный удар по США не раньше 1966 года.
- 10 ноября
- На Всемирной конференции молодёжи в Лондоне основана Всемирная федерация демократической молодёжи[72].
- Король Луанг-Прабанга Сисаванг Вонг подписал документ об отречении от престола и о признании законными Временного правительства по Вьентьяне и временной конституции[71].
- Албания восстановила дипломатические отношения с СССР[1].
- 11 ноября — самораспустилась по решению своего Центрального комитета Коммунистическая партия Индокитая. Рекомендовано создать коммунистические партии в каждой из трёх стран Индокитая. На её базе будут созданы Партия трудящихся Вьетнама (1945), Народно-революционная партия Лаоса (1955) и Коммунистическая партия Кампучии (1951)[73].
- 14 ноября — первым премьер-министром Индонезии назначен Сутан Шарир.
- 15 ноября — в Венгрии сформировано правительство Золтана Тилди[74].
- 18 ноября — в Португалии прошли парламентские выборы, бойкотированные оппозицией. Все места в парламенте заняла партия премьер-министра Антониу Салазара Национальный союз.
- 19 ноября — французский отряд капитана Фабра вынужден покинуть столицу Лаоса Вьентьян[71].
- 20 ноября — Мао Цзэдун направил уполномоченному ЦК КПК Пэн Чжэню телеграмму с указанием просить СССР по возможности оттянуть сроки прихода в Маньчжурию армии Чан Кайши.
- 25 ноября — прошли выборы в Национальный совет Австрии[23].
- 29 ноября — Учредительное собрание Югославии провозгласило ликвидацию монархии Карагеоргиевичей[75].
Декабрь
- 2 декабря — прошли выборы в Учредительное собрание Албании[1].
- 3 декабря — Объединённый разведывательный комитет представил Комитету начальников штабов армии США доклад № 329/1, в котором утверждал, что СССР в ближайшем будущем не сможет нанести удар по континентальным Соединённым Штатам ввиду отсутствия у него значительного военно-морского флота[76].
- 5 декабря — пропажа в районе «Бермудского треугольника» 6 самолетов США — «Вылет 19».
- 6 декабря — в Венгрии национализирована горная промышленность[52].
- 12 декабря — президент США Гарри Трумэн заявил, что «победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром».
- 14 декабря — Объединённый комитет военного планирования США издал директиву № 432/Д в которой делал вывод, что единственное эффективное оружие против СССР — атомные бомбардировки. Предлагалось в случае конфликта сбросить 196 атомных бомб на 20 городов СССР[77].
- 16 декабря — для переговоров в Чунцин прибыла делегация КПК во главе с Чжоу Эньлаем.
- 16—26 декабря — Московское совещание министров иностранных дел СССР, США и Великобритании. Достигнуто соглашение о желательности вывода из Китая войск СССР и США[50].
- 31 декабря:
- Союзная военная администрация на оккупированных территориях (АМГОТ) передала правительству Италии последние итальянские территории, находившиеся под её управлением[78].
- В СССР вышел в эфир первый выпуск радиопередачи «Клуб знаменитых капитанов»[79].
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Театр
Напишите отзыв о статье "1945 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Персоны года
Человек года по версии журнала Time — Гарри Трумэн, президент США.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1945 году
- 10 января
- Валентина Теличкина, актриса театра и кино, народная артистка Российской Федерации.
- Род Стюарт, британский певец.
- 11 января — Георгий Тараторкин, советский и российский актёр театра и кино, народный артист РСФСР.
- 15 января — Максим Дунаевский, советский и российский композитор.
- 17 января — Семён Альтов, советский и российский писатель-сатирик.
- 29 января — Ибрагим Бубакар Кейта, малийский политический деятель, премьер-министр Мали (1994—2000), президент Мали с 2013 года.
- 6 февраля — Боб Марли (ум. 1981), ямайский музыкант, гитарист, вокалист и композитор.
- 8 февраля — Лучанский, Григорий Эммануилович, российский предприниматель.
- 9 февраля — Ёсинори Осуми, японский учёный, молекулярный биолог, лауреат Нобелевской премию (2016).
- 10 февраля — Владимир Шумейко, российский политик, 1-й председатель Совета Федерации.
- 12 февраля — Борис Быстров, советский и российский актёр.
- 19 февраля — Антонов, Юрий Михайлович, советский и российский эстрадный певец и композитор.
- 2 марта — Орлов, Геннадий Сергеевич, советский футболист, нападающий. Мастер спорта СССР. Больше известен как спортивный телекомментатор.
- 7 марта — Элизабет Мун, американская писательница-фантаст.
- 8 марта — Ансельм Кифер (нем. Anselm Kiefer), один из ведущих художников послевоенной Германии.
- 30 марта
- Андрей Толубеев (ум. 2008), советский и российский актёр театра и кино.
- Эрик Клэптон, британский музыкант, гитарист, композитор.
- 18 апреля — Джанет Каган, американская писательница-фантаст.
- 25 апреля — Бьорн Ульвеус, шведский певец, музыкант и композитор, участник группы ABBA.
- 26 апреля — Виктор Литовкин, военный обозреватель РИА «Новости».
- 9 мая — Юпп Хайнкес, знаменитый немецкий футболист и тренер.
- 28 мая — Джон Фогерти, американский певец, песенник и гитарист, лидер и автор большинства песен группы Creedence Clearwater Revival.
- 31 мая — Райнер Вернер Фасбиндер (ум. 1982), немецкий кинорежиссёр («Замужество Марии Браун»).
- 12 июня — Георгий Кузнецов (ум. 2005), российский кинорежиссёр, сценарист.
- 17 июня — Игорь Григорьевич Яковенко, российский культуролог, философ, правозащитник.
- 19 июня — Наталья Селезнёва, советская и российская актриса театра и кино.
- 1 июля — Дебора Харри — американская певица и актриса, лидер группы «Blondie».
- 9 июля — Александр Журбин, российский композитор.
- 26 июля — Хелен Миррен, британская актриса, лауреат премии «Оскар».
- 31 июля — Леонид Якубович, российский актёр и телеведущий («Поле чудес»)
- 10 августа — Александр Адабашьян, актёр, художник, сценарист.
- 12 августа — Валерий Калинин, русский хоровой дирижёр.
- 14 августа
- Вим Вендерс, немецкий кинорежиссёр
- Стив Мартин, американский актёр, комик. Лауреат «Оскара».
- 15 августа — Екатерина Васильева, советская и российская актриса театра и кино.
- 18 августа
- Владимир Сергеевич Лукьянов, советский и российский художник-архитектор.
- Владимир Мигуля (ум. 1996), советский и российский композитор и певец.
- 9 сентября — Владимир Дергачёв, русский географ-экономист, профессор, доктор географических наук.
- 11 сентября — Франц Беккенбауэр, немецкий футболист и тренер (в обоих качествах — чемпион мира).
- 16 сентября — Евгений Петросян, писатель-юморист, артист и телеведущий, народный артист России.
- 17 сентября — Фил Джексон, американский баскетболист и тренер, 13-кратный чемпион НБА.
- 24 сентября — Лариса Рубальская, писатель, поэтесса-песенник, переводчица.
- 30 сентября — Эхуд Ольмерт, израильский политический и общественный деятель, 16-й премьер-министр Израиля.
- 1 октября — Виктория Дауётите-Пакярене, литовский литературовед.
- 19 октября — Джон Литгоу, американский актёр, двукратный обладатель премии «Золотой глобус».
- 21 октября — Никита Михалков, русский актёр и кинорежиссёр.
- 24 октября — Андрей Мартынов, советский и российский актёр театра и кино.
- 27 октября — Виктор Коклюшкин, российский юморист.
- 28 октября — Гаджи Гаджиев, советский футболист, главный тренер «Амкара».
- 3 ноября — Герд Мюллер, западногерманский футболист, чемпион мира и Европы.
- 15 ноября
- Анни-Фрид Люнгстад, шведская певица, участница группы ABBA.
- Боб Гантон, американский актёр («Побег из Шоушенка»).
- 21 ноября
- Юрий Цапник (ум. 2014), актёр театра и кино, народный артист России.
- Голди Хоун, американская актриса, режиссёр, продюсер, лауреат премии «Оскар».
- 1 декабря
- Геннадий Хазанов, российский актёр эстрады, театра и кино, общественный деятель, руководитель московского Театра эстрады.
- Бетт Мидлер, американская актриса и певица, двукратная номинантка на премию «Оскар».
- 5 декабря — Нина Русланова, советская и российская актриса, народная артистка России.
- 8 декабря — Евгений Стеблов, советский и российский актёр.
- 24 декабря — Лемми Килмистер, британский бас-гитарист и вокалист рок-группы «Motörhead».
- 31 декабря — Конни Уиллис, американская писательница.
Скончались
См. также: Список умерших в 1945 году
- 3 января — Эдгар Кейси, американский ясновидящий и врачеватель.
- 6 января — Владимир Иванович Вернадский, российский и советский учёный, мыслитель, основатель учения о ноосфере.
- 18 февраля
- Дмитрий Михайлович Карбышев, генерал-лейтенант инженерных войск, Герой Советского Союза.
- Иван Данилович Черняховский, советский военачальник, генерал армии, дважды Герой Советского Союза.
- 23 февраля — Алексей Николаевич Толстой, русский советский писатель.
- 26 марта — Борис Михайлович Шапошников, советский военный и государственный деятель, Маршал Советского Союза.
- 12 апреля — Франклин Рузвельт, президент США (1933—1945).
- 18 апреля — Джон Флеминг, английский учёный, член Лондонского королевского общества.
- 28 апреля — Бенито Муссолини, итальянский политический деятель, лидер фашистской партии, диктатор («дуче») (1922—1945).
- 30 апреля — Адольф Гитлер, фюрер нацистской партии Германии, канцлер Германского Рейха.
- 11 мая — Лев Ефимович Маневич, советский военный разведчик, Герой Советского Союза.
- 19 мая — Константин Андреевич Тренёв, российский и советский писатель и драматург.
- 21 мая — Генрих Гиммлер один из главных политических и военных деятелей Третьего рейха, рейхсфюрер СС, самоубийство.
- 25 мая — Демьян Бедный, российский и советский писатель и поэт.
- 3 июня — Викентий Викентьевич Вересаев, русский советский писатель.
- 5 июня — Владимир Адоратский (род. 1878), революционер, советский историк, директор Института Маркса-Энгельса-Ленина, Института философии АН СССР, академик АН СССР.
- 5 июля — Джон Кёртин (род. 1885), австралийский государственный и политический деятель, премьер-министр Австралии в 1941—1945 годах.
- 7 июля — Саломея Нерис, литовская поэтесса.
- 16 июля — Владимир Яхонтов, советский артист эстрады.
- 20 июля — Поль Валери, французский писатель.
- 27 июля — Сергей Яковлевич Аллилуев (род. 1866), русский революционер, отец Н. С. Аллилуевой.
- 8 августа — Яков Протазанов, российский и советский режиссёр немого кино, сценарист, актёр.
- 31 августа — Стефан Банах, польский математик.
- 9 сентября — Зинаида Гиппиус, русская поэтесса и писательница.
- 26 сентября — Александр Ханжонков, российский организатор кинопромышленности, продюсер, режиссёр, сценарист, один из создателей российского кинематографа.
- 15 октября — Пьер Лаваль (род. 1883), французский политик-социалист, премьер-министр Франции в 1931—1932, 1935—1936 годах.
- 31 октября — Винценты Витос, польский политик, три раза занимавший пост премьер-министра Польши.
- 18 ноября — Витаутас Бичюнас, литовский критик, драматург, режиссёр, прозаик, художник.
- 16 декабря — Фумимаро Коноэ (род. 1891), японский военный и политический деятель, премьер-министр Японии в 1937—1939 и 1940—1941 годах.
- 28 декабря — Теодор Драйзер, американский писатель и общественный деятель.
Нобелевские премии
- Физика — Вольфганг Паули — «За открытие принципа запрета Паули».
- Химия — Арттури Илмари Виртанен — «За исследования и достижения в области сельского хозяйства и химии питательных веществ, особенно за метод консервации кормов удостоен премии».
- Медицина и физиология — Александер Флеминг, Эрнст Борис Чейн, Хоуард Уолтер Флори — «За открытие пенициллина и его целебного воздействия при различных инфекционных болезнях»
- Литература — Габриэла Мистраль — «За поэзию истинного чувства, сделавшую её имя символом идеалистического устремления для всей Латинской Америки».
- Премия мира — Корделл Халл — «В знак признания его заслуг по утверждению мира в западном полушарии, в укреплении торговли и становлении ООН».
См. также
|
1945 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 СИЭ т. 1 — С. 351.
- ↑ Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 482.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 611.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 История Венгрии т. 3 / М. 1972 — С. 901.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 306.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 262.
- ↑ 1 2 3 БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 514.
- ↑ 1 2 Объединённая Арабская Республика / М. 1968 — С. 104.
- ↑ Краткая история Румынии/ М. 1987 — С. 415.
- ↑ Краткая история Румынии/ М. 1987 — С. 518.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 67—68.
- ↑ 1 2 3 История Кампучии./ М. 1981 — С. 152.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 261.
- ↑ 1 2 3 4 Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 68.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 581.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 260.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 189.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 16 — С. 496.
- ↑ [www.universalis.fr/encyclopedie/centre-national-d-etudes-spatiales/1-les-premiers-temps-de-l-espace-francais/ Les premiers temps de l'espace français] (французский). Centre national d'études spatiales. Проверено 18 октября 2012. [www.webcitation.org/6BYc2J4um Архивировано из первоисточника 20 октября 2012].
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 259.
- ↑ Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 416.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 206.
- ↑ 1 2 3 4 СИЭ т. 1 — С. 133.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 304.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 53.
- ↑ 1 2 3 4 БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 46.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 121.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 69.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 315.
- ↑ [www.rg.ru/2007/05/08/znamya.html Федеральный закон от 7 мая 2007 г. № 68-ФЗ «О Знамени Победы»] // Собрание законодательства Российской Федерации от 14 мая 2007 г. № 20 ст. 2369.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 123.
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 399.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 435.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 377.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 СИЭ т. 1 — С. 190.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 219.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 9 — С. 303.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 1 — С. 91.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 79.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 144.
- ↑ Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 432.
- ↑ 1 2 СИЭ т. 9 — С. 630.
- ↑ 1 2 Сидихменов В. Я. Маньчжурские правители Китая / М. 1985 — С. 291.
- ↑ Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса/М. 1979 — С. 57.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 262.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 59.
- ↑ Капица М. С. Малетин Н.П Сукарно. Политическая биография. / М. 1980 — С. 89.
- ↑ Капица М. С. Малетин Н. П. Сукарно. Политическая биография. / М. 1980 — С. 91.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 292.
- ↑ 1 2 3 4 БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 216.
- ↑ 1 2 3 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 58.
- ↑ 1 2 3 4 История Венгрии т. 3 / М. 1972 — С. 902.
- ↑ Кобелев Е. Хо Ши Мин / М. 1979 — С. 268.
- ↑ 1 2 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 59.
- ↑ 1 2 Кобелев Е. Хо Ши Мин / М. 1979 — С. 269.
- ↑ Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 434.
- ↑ Борисов О. Советский Союз и Маньчжурская революционная база (1945—1949) / М. 1977 — С. 120.
- ↑ 1 2 Сапожников Б. Г. Народно-освободительная война в Китае. 1946 −1950 / М. 1984 — С. 20.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 448.
- ↑ 1 2 3 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 60.
- ↑ 1 2 3 Борисов О. Советский Союз и Маньчжурская революционная база (1945—1949) / М. 1977 — С. 121.
- ↑ 1 2 Очерки истории Аргентины / М., Соцэкгиз, 1961 — С. 435.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 13 — С. 160.
- ↑ 1 2 3 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 61.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 293.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 85.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 23 — С. 454.
- ↑ СИЭ т. 14 — С. 70.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 102—103.
- ↑ История Венгрии т. 3 / М. 1972 — С. 528.
- ↑ 1 2 3 Кожевников В. А. Очерки новейшей истории Лаоса / М. 1979 — С. 62.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 447.
- ↑ Кобелев Е. Хо Ши Мин/ М.1979 — С.272.
- ↑ История Венгрии т. 3 / М. 1972 — С. 529.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 377.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 103.
- ↑ Всеволод Овчинников, Горячий пепел. Хроника тайной гонки за обладание атомным оружием. / М. 1984 — С. 104.
- ↑ СИЭ, т. 1. — С. 447.
- ↑ [www.staroeradio.ru/audio/2162 Старое радио. Клуб знаменитых капитанов - первый выпуск (Новый год, зап. 1945 года)].
| Календарь на 1945 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1945 год
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
