1890-е годы
Поделись знанием:
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
1890-е годы — десятилетие, включающие года с 1890 по 1899.
XIX век: 1890—1899 годы |
---|
Содержание
Важнейшие события
- Панамериканский союз создан (1890). Антимонопольный акт Шермана (1890). «Бойня на ручье Вундед-Ни» (1890), в ходе Индейских войн (1622—1918). Открытие месторождений нефти в Лос-Анжелесе (1892; Los Angeles City Oil Field). Основана компания AT&T (1899).
- Франко-русский союз (1891—1917). Панамский скандал во Франции (1892). Франко-дагомейские войны (1890; 1892—1894). Фашодский кризис (1898). Основана компания Renault (1898).
- Крестьянское восстание в Корее (1893—1895). Убийство королевы Мин (1895). Корея преобразована в империю (1897—1910).
- Японо-китайская война (1894—1895) привела к поражению Китая. Тайвань присоединен к Японии (1895—1945). Подписанный Симоносекский договор был пересмотрен под давлением Тройственной интервенции Германии, России и Франции. Россия получила в аренду Порт-Артур и право строительство к нему железной дороги по китайской территории (1898; Русско-китайская конвенция).
- Убийства президента Франции Карно (1894), шаха Ирана Насреддин-шаха (1896), императрийцы Австро-Венгрии Елизаветы Баварской (1898).
- Массовые убийства армян (1894—1896). Первая греко-турецкая война (1897).
- Первая итало-эфиопская война (1895—1896). Италии, при поддержке Англии, не удалось оккупировать Эфиопию, поддерживаемую Россией и Францией.
- Золотая лихорадка на Аляске (1896; Колондайк).
- Филиппинская революция (1896—1898) против испанского господства была поддержана США. В результате Испано-американской войны (1898) Филиппины, Куба, Пуэрто-Рико перешли под контроль США по Парижскому мирному договору. Филиппино-американскую войну (1899—1902/1913) начали не получившие независимость филиппинцы. Гавайи присоединены к США (1898).
- Гаагская конвенция (1899).
- «Боксёрское восстание» (1899—1901) спровоцировало вторжение в Китай Альянса восьми держав, который подавил восстание и принудил китайское правительство принять «Заключительный протокол». «Политика открытых дверей» США проводимая в Китае (1899—1949).
- Тысячедневная война в Колумбии между сторонниками консервативной и либеральной партий (1899—1902).
- Англо-бурская война (1899—1902) началась после того, как в Трансваале обнаружили богатейшие в мире золотоносные месторождения (1886). В войне получили широкое боевое применение обмундирование защитного цвета, рассыпной строй пехоты в ходе атаки, пулеметы, окопы, колючая проволока, бездымный порох, снайперская тактика, полевой телеграф, бронепоезда, концлагеря для гражданского населения.
Культура
- «Прекрасная эпоха» (1890—1914).
- «Конец века» (1890—1910).
Литература
- Серебряный век русской поэзии (1890-е — 1920-е).
- Оскар Уайльд (1854—1900)
. «Портрет Дориана Грея» (1891). «Как важно быть серьёзным» (1895).
- Конан Дойль (1859—1930)
. «Приключения Шерлока Холмса» (1892).
- Золя, Эмиль (1840—1902)
. «Разгром» (1892).
- Май, Карл Фридрих (1842—1912)
. «Виннету» (1893).
- Киплинг, Редьярд (1865—1936)
. «Книга джунглей» (1894).
- Герберт Уэллс (1866—1946)
. «Машина времени» (1895). «Война миров» (1897). «Человек-невидимка» (1897).
- Чехов, Антон Павлович (1860—1904)
. «Дядя Ваня» (1897).
- Брэм Стокер (1847—1912)
. «Дракула» (1897).
- Сёвисс, Гаррет (1851—1929)
. «Эдисоновское завоевание Марса» (1898).
Живопись
- Левитан, Исаак Ильич (1860—1900)
. «Вечерний звон» (1892).
- Айвазовский, Иван Константинович (1817—1900)
. «Лунная ночь на Босфоре» (1894)
- Васнецов, Виктор Михайлович (1848—1926)
. «Богатыри» (1898).
- Писсарро, Камиль (1830—1903)
- Гоген, Поль (1848—1903)
- Куинджи, Архип Иванович (1841—1910)
- Моне, Клод (1840—1926)
Музыка
- Бородин, Александр Порфирьевич (1833—1887)
. «Князь Игорь» (1890).
- Масканьи, Пьетро (1863—1945)
. «Сельская честь» (1890).
- Дебюсси, Клод (1862—1918)
. «Suite bergamasque» (1890).
- Форе, Габриель (1845—1924)
. «Requiem» (1890).
- Массне, Жюль (1842—1912)
. «Вертер» (1892).
- Чайковский, Петр Ильич (1840—1893)
. «Щелкунчик» (1892).
- Дворжак, Антонин (1841—1904)
. Симфония № 9 «Из Нового света» (1893).
- Аренский, Антон Степанович (1861—1906)
. «Рафаэль» (1894).
- Штраус, Рихард (1864—1949)
. «Так говорил Заратустра» (1896).
- Суза, Джон Филип (1854—1932)
. «The Stars and Stripes Forever» (1894).
- Пуччини, Джакомо (1858—1924)
. «Богема» (1896).
- Римский-Корсаков (1844—1908)
. «Садко» (1897).
- Глазунов, Александр Константинович (1865—1936)
. «Раймонда» (1898).
Наука и техника
- Эмпириокритицизм («Введение в критику чистого опыта» — 1890, Авенариус, Рихард).
- Табулятор (крупное применение — 1890; Холлерит)
- Автомобиль (классическая компоновка — 1891, Панар-Левассор; автобус с бензиновым двигателем — 1894, Карл Бенц; автомобиль с пневматическими шинами — 1895, Мишлен, Андре и Эдуард; грузовик и таксомотор — 1896, Готтлиб Даймлер; переднеприводный — 1897, Gräf & Stift; скорость свыше 100 км/ч — 1899, La Jamais Contente).
- Сосуд Дьюара для хранения сжиженных газов (1892, Джеймс Дьюар)
- Кинематограф (первый сеанс — 1895, братья Люмьер)
- Рентгеновское излучение (1895; Рёнтген)
- Радиоактивность (1896; Беккерель). Полоний и радий (1898; Кюри, Склодовская-Кюри)
- Электрон (1897, Томсон)
- Дизельный двигатель (патент — 1893; первый функционирующий образец — 1897, Рудольф Дизель)
- Радио (демонстрация беспроводных сигналов — 1893, Тесла; «грозоотметчик» Попова — 1895; массовый выпуск по патенту — 1898, Маркони)
- Давление электромагнитного излучения (эксперимент — 1899; Лебедев П.Н.).
- «Теория праздного класса» (1899; Торстейн Бунде Веблен; Демонстративное потребление).
Спорт
- Изобретение баскетбола (1891).
- Международный союз конькобежцев (1892).
- Первые современные Олимпийские игры в Афинах (1896).
Государственные деятели
- Александр III (1845—1894) император
- Гровер Кливленд (1837—1908) президент
- Виктория (1819—1901) королева
- Уильям Мак-Кинли (1843—1901) президент
- Ли Хунчжан (1823—1901) сановник
- Цы Си (1835—1908) императрица
- Муцухито (1852—1912) император
- Георг I (1863—1913) король
- Франц Иосиф I (1830—1916) император
- Николай II (1868—1918) император
- Вильгельм II (1859—1941) император
См. также
Напишите отзыв о статье "1890-е годы"
Отрывок, характеризующий 1890-е годы
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!