1969 год
Поделись знанием:
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.
Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.
На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
| Годы |
|---|
| 1965 · 1966 · 1967 · 1968 — 1969 — 1970 · 1971 · 1972 · 1973 |
| Десятилетия |
| 1940-е · 1950-е — 1960-е — 1970-е · 1980-е |
| Века |
| XIX век — XX век — XXI век |
| Григорианский календарь | 1969 MCMLXIX |
| Юлианский календарь | 1968—1969 (с 14 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7477—7478 (с 14 сентября) |
| От основания Рима | 2721—2722 (с 4 мая) |
| Еврейский календарь |
5729—5730 ה'תשכ"ט — ה'תש"ל |
| Исламский календарь | 1389—1390 |
| Древнеармянский календарь | 4461—4462 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1418 ԹՎ ՌՆԺԸ
|
| Китайский календарь | 4665—4666 (с 17 февраля) 戊申 — 己酉 жёлтая обезьяна — жёлтый петух |
| Эфиопский календарь | 1961 — 1962 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 2025—2026 |
| - Шака самват | 1891—1892 |
| - Кали-юга | 5070—5071 |
| Иранский календарь | 1347—1348 |
| Буддийский календарь | 2512 |
| Японское летосчисление | 44-й год Сёва |
1969 (тысяча девятьсот шестьдесят девятый) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в среду. Это 1969 год нашей эры, 969 год 2 тысячелетия, 69 год XX века, 9 год 7-го десятилетия XX века, 10 год 1960-х годов.
Содержание
События
Январь
- 1 января
- Вступил в силу закон о федеральном устройстве Чехословацкой Социалистической Республики. В её составе созданы Чешская Социалистическая Республика и Словацкая Социалистическая Республика[1].
- Австралийский предприниматель Руперт Мёрдок купил ежедневные газеты British Sunday, The News of the World.
- Вступили в силу Общие условия поставок 1968 года между странами Совета экономической взаимопомощи[2].
- Основана газета Вечерний Харьков.
- 4 января — подписано соглашение о передаче Испанией анклава Ифни Королевству Марокко с 30 июня[3].
- 5 января — с космодрома Байконур стартовала ракета-носитель «Молния», которая вывела на траекторию полёта к Венере АМС Венера-5.
- 10 января
- С космодрома Байконур стартовала ракета-носитель «Молния», которая вывела на траекторию полёта к Венере АМС Венера-6.
- Швеция признала Демократическую Республику Вьетнам[4].
- 13 января — Катастрофа DC-8 под Лос-Анджелесом.
- 14 января — Взрыв на борту USS Энтерпрайз около Гавайев. Погибли 27 человек и ранены 314 человек.
- 14 января — старт космического корабля Союз-4. Экипаж старта — В. А. Шаталов. Экипаж приземления 17 января — В. А. Шаталов, А. С. Елисеев и Е. В. Хрунов.
- 15 января — старт космического корабля Союз-5. Экипаж старта — Б. В. Волынов, А. С. Елисеев и Е. В. Хрунов. Экипаж приземления 18 января Б. В. Волынов.
- 16 января
- Впервые в космосе состыковались два пилотируемых космических корабля Союз-4 (стартовал 14 января) и Союз-5 (стартовал 15 января).
- В Праге на Вацлавской площади совершил акцию самосожжения в знак протеста против ввода войск Варшавского договора студент Ян Палах. Он умер через три дня.
- 18 января
- В Боливии объявлено о раскрытии антиправительственного заговора. В стране введено чрезвычайное положение[5].
- Антиправительственные демонстрации в Мадриде и Барселоне[6].
- Катастрофа Boeing 727 под Лос-Анджелесом.
- 20 января
- Ричард Никсон сменил Линдона Джонсона на посту президента США.
- Премьер-министр Португалии Марселу Каэтану получил обращение 43 общественных деятелей с требованием восстановить свободу печати, слова и собраний к намеченным на осень парламентским выборам[7].
- 22 января — во время торжественной встречи экипажей космических кораблей Союз-4 и Союз-5 младший лейтенант Советской Армии Виктор Ильин совершил неудачное покушение на Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Л. И..
- 24 января
- Русский и испанский включены в число рабочих языков Совета Безопасности ООН[8].
- В Испании введено чрезвычайное положение на всей территории страны, закрыты университеты Мадрида и Барселоны[6].
- Авария Ан-24 во Вроцлаве.
- 25 января — военные во главе с майором Абдель Ракибом пытались свергнуть правительство Северного Йемена. Все заговорщики убиты при задержании[9].
- 30 января — Пьер Вернер сформировал новое правительство Люксембурга после трёх месяцев правительственного кризиса.
Февраль
- 3 февраля — в Дар-эс-Саламе (Танзания) в результате взрыва бомбы, вложенной в бандероль, убит лидер мозамбикского повстанческого движения ФРЕЛИМО Эдуардо Мондлане[10].
- 4 февраля — Палестинский национальный конгресс в Каире избрал Ясира Арафата председателем Организации освобождения Палестины.
- 5 февраля — огромное нефтяное пятно загрязнило гавани города Санта-Барбара, штат Калифорния, США.
- 7 февраля
- Остров Ангилья, британская колония в Карибском море, провозгласил себя Республикой Ангилья, независимой от Великобритании. Великобритания не признала этот акт.
- Подписано соглашение о торговле, экономическом и техническом сотрудничестве между СССР и Народной Республикой Южного Йемена[11].
- Президент Бразилии маршал Артур да Коста-и-Силва подписал декрет о создании Главной военно-полицейской следственной комиссии для расследования «подрывной деятельности» и лишил мандатов и политических прав 76 федеральных депутатов[12].
- 9 февраля — совершил полёт первый Боинг-747.
-
10 февраля
- В Португалии объявлена амнистия уклоняющимся от военной службы, в том числе и эмигрировавшим из страны[7].
- Прошли первые после 1957 года выборы в Палату представителей Таиланда[13].
- Во Франции предприниматели и профсоюзы подписали соглашение о гарантиях защиты прав трудящихся[14].
- 11 февраля — генерал Альфредо Стресснер переизбран президентом Парагвая на четвёртый пятилетний срок[15].
- 13 февраля — террористы из Фронта освобождения Квебека организовали взрыв на фондовой бирже в Монреале (Канада).
- 14 февраля — всеобщая забастовка в Пакистане[16].
- 17 февраля
- Президент Пакистана фельдмаршал Мухаммед Айюб Хан после всеобщей забастовки отменил военное положение в стране. Объявлено об освобождении политзаключённых[16].
- В столице Нигера городе Ниамей открылась 1-я Конференция франкоязычных стран[17].
- 18 февраля — резолюцией палаты представителей Конгресса США Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности переименована в Комиссию по внутренней безопасности палаты представителей Конгресса[18].
- 20 февраля — в Польской Народной Республике развернуто движение в ознаменование 25-летия Народной Польши[19].
- 21 февраля — президент Пакистана фельдмаршал Мухаммед Айюб Хан заявил, что не будет выставлять свою кандидатуру на президентских выборах[16].
- 22 февраля
- Португалия в ответ на ноту Генерального секретаря ООН У Тана заявила, что продолжит поддерживать отношения с Южной Родезией и не поддержит её международный бойкот[7].
- В Пакистане объявлено, что власти закрыли дело о «заговоре в Агартале» и Муджибур Рахман освобождён из тюрьмы[16].
- 25 февраля — в Панаме по приказу командующего Национальной гвардией полковника Омара Торрихоса арестован и смещён со всех постов лидер правого крыла офицерского корпуса, начальник генерального штаба Борис Мартинес. На другой день он уволен в отставку и выслан в США[20].
- 26 февраля
- Скончался премьер-министр Израиля Леви Эшколь. Его обязанности стал временно исполнять Игаль Алон[21].
- В Пакистане начала работу «конференция круглого стола» — переговоры военного правительства с оппозиционными партиями[16].
- Отменено чрезвычайное положение в Сьерра-Леоне[22].
- 27 февраля — после антииспанских погромов в Экваториальной Гвинее и вмешательства испанских войск президент страны Франсиско Масиас Нгема ввёл чрезвычайное положение[23].
Март
- 1 марта — Португалия и ЮАР подписали соглашение о расширении сотрудничества в области ядерных исследований[7].
- 2 марта
- Советско-китайский пограничный конфликт на острове Даманский — серия вооружённых столкновений между СССР и КНР 2 и 15 марта 1969 года в районе острова Даманский на реке Уссури в 230 км южнее Хабаровска и 35 км западнее райцентра Лучегорск[24].
- Прошли выборы в Великое народное собрание Социалистической Республики Румынии[25].
- В Тулузе (Франция) прошёл первый испытательный полёт самолёта «Конкорд».
- Президент США Ричард Никсон принят в Ватикане папой римским Павлом VI[26].
- 3 марта — на суде в Лос-Анджелесе (США, штат Калифорния) Серхан Бишара признает себя виновным в убийстве кандидата в президенты Роберта Кеннеди.
- 3 марта — старт корабля Аполлон-9 (США), приземление 13 марта. Экипаж — Джеймс МакДивитт, Дэвид Скотт, Рассел Швейкарт. Манёвры с лунной кабиной на околоземной орбите.
- 5 марта — президентом ФРГ избран Густав Хайнеманн[27].
- 6 марта — нота правительства СССР к КНР с требованием прекратить осаду советского посольства в Пекине, начатую 3 марта[24].
- 10 марта — в Мемфисе (США, штат Теннесси) Джеймс Эрл Рэй признает себя виновным в убийстве Мартина Лютера Кинга (позднее он отрицал свою вину).
- 11 марта
- Премьер-министром Израиля стала Голда Меир[21].
- На пост президента Венесуэлы вступил Рафаэль Кальдера. В тот же день он провозгласил амнистию для участников партизанского движения[28].
- В Белграде открылся IX съезд Союза коммунистов Югославии. Завершился 15 марта, приняв новый устав СКЮ. Вместо распушенного ЦК СКЮ сформирован Президиум СКЮ[29][30].
- 13 марта — Сенат США ратифицировал Договор о нераспространении ядерного оружия[31].
- 14 марта
- Президент США Ричард Никсон заявляет о развёртывании программы противоракетной обороны «Сейфгард»[31].
- В Румынии издан закон об организации Совета обороны Социалистической Республики Румынии. Председателем Совета обороны СРР и главнокомандующим вооружёнными силами назначен Николае Чаушеску[25].
- 15 марта
- В Уругвае отменены чрезвычайные меры безопасности[32].
- Отменено чрезвычайное положение в Экваториальной Гвинее[23].
- 16 марта
- Открылась сессия Национального совета Йеменской Арабской Республики. Национальный совет провозгласил себя высшим законодательным органом переходного периода, призванным разработать новую конституцию страны[9].
- Катастрофа DC-9 в Маракайбо.
- 17 марта — всеобщая забастовка в Западном Пакистане[16].
- 18 марта
- 19 марта
- британские десантники и морские пехотинцы высадились на острове Ангилья, объявившем о своей независимости.
- По решению Всемирного совета мира начались дни солидарности с народом Вьетнама (шли до 2 апреля)[33].
- 20 марта — Катастрофа Ил-18 в Асуане.
- 24 марта
- В Иордании сформировано правительство во главе с бывшим государственным министром Абдель Монеймом ар-Рифаи, сменившим Бахджата ат-Тальхуни[34].
- Отмена чрезвычайного положения в Испании[3].
- В Ливии заговорщики во главе с М. Каддафи в последний момент отменили государственный переворот. Выступил только гарнизон в Мисурате, но его командирам удалось затем оправдаться перед властями страны[35].
- Катастрофа Ан-24 под Алма-Атой.
- 25 марта — под давлением армии ушёл в отставку президент Пакистана фельдмаршал Мухаммед Айюб-хан. Его сменил генерал Ага Мухаммед Яхья Хан. Действие конституции приостановлено[36].
- 26 марта — в Сомали под контролем армии прошли парламентские выборы. Вновь победила Лига молодых сомалийцев[37].
- 27 марта — легализована Коммунистическая партия Венесуэлы[38].
- 28 марта
- В Испании по случаю 30-летия со дня окончания Гражданской войны объявлена полная амнистия для её участников[3].
- В городах Чехословакии начались волнения, вызванные победой чешской хоккейной сборной над сборной СССР[39].
- испанские войска выведены из Экваториальной Гвинеи[23].
- 29 марта — в Мадриде прошёл конкурс песни Евровидение 1969 года.
Апрель
- 1 апреля — Индия приступила к реализации плана 4-й пятилетки[40].
- 2 апреля
- Отправлен в отставку уличённый в коррупции председатель Национального совета освобождения Ганы генерал-лейтенант Джозеф Анкра. Его сменил комиссар финансов бригадный генерал Аквази Аманква Африфа[41].
- Отправлен в отставку премьер-министр Непала Сурья Бахадур Тхапа.
- Катастрофа Ан-24 под Завоей.
- 4 апреля — в Пакистане восстановлено действие конституции 1962 года[42].
- 5 — 6 апреля — антивоенные демонстрации в 50 городах США.
- 6 апреля — премьер-министром Народной Республики Южного Йемена назначен Фейсал Абд аль-Латиф аль-Шааби[43].
- 7 апреля — новым премьер-министром Непала назначен Кирхи Нидхи Биста[44].
- 11 апреля — попытка военного переворота в Центральноафриканской республике. Министр здравоохранения подполковник Александр Банза обвинён в попытке захвата власти и расстрелян[45].
- 12 апреля — в Эссене (ФРГ) открылся двухдневный учредительный съезд Германской коммунистической партии, восстановленной Куртом Бахманом[46].
- 15 апреля
- 16 апреля
- США заявили о признании нейтралитета и территориальной целостности Камбоджи[48]. Через два дня ВВС США начали распыление отравляющих веществ над камбоджийскими джунглями[49].
- Премьер-министр Португалии Марселу Каэтану начал свою поездку по португальским колониям в Африке (до 24 апреля)[7].
- 17 апреля — Александр Дубчек снят с поста первого секретаря Коммунистической партии Чехословакии. Новым первым секретарём избран Густав Гусак[1].
- 18 апреля — вступила в силу видоизменённая конституция Кении, созданная на базе конституции 1963 года[50].
- 23 апреля — премьер-министр Австралии Джон Грей Гортон заявил, что США и Австралия достигли соглашения о строительстве совместной военно-космической базы на юге Австралии[51].
- 27 апреля
- На референдуме во Франции большинство голосующих отвергли предложения президента Шарля де Голля об административной реформе[52].
- При падении вертолёта на аэродроме Аргуа в городе Кочабамба погиб президент Боливии Рене Баррьентос[5].
- Новый премьер-министр Непала Кирхи Нидхи Биста реорганизовал правительство[44].
- 28 апреля
- Генерал Шарль де Голль ушёл с поста президента Франции, передав пост Алену Поэру до проведения новых президентских выборов[52].
- Александр Дубчек избран председателем Национального собрания Чехословакии[1].
- Папа Римский Павел VI на заседании консистории заявил о назначении 35 новых кардиналов. Состав Коллегии кардиналов расширен до 134 членов[26].
- 29 апреля
- В Гане опубликован декрет о разрешении создания и возобновлении деятельности политических партий[53].
- В Республике Гаити принят закон, предусматривавший смертную казнь за принадлежность к Объединённой партии гаитянских коммунистов[54].
Май
- 2 мая — в Сирии принята новая Конституция, провозгласившая страну социалистическим народным демократическим государством[55].
- 3 мая — скончался президент Индии Закир Хусейн. Вице-президент Варахагири Венката Гири стал исполняющим обязанности президента[56].
- 5 мая
- Распространена памятная записка правительства Финляндии к правительствам государств Европы, а также США и Канады о созыве совещания для обсуждения вопросов европейской безопасности. 9 июня инициатива официально поддержана СССР[57].
- Французская коммунистическая партия выдвинула кандидатуру Жака Дюкло в президенты Франции[14].
- 8 мая — на переговорах в Париже делегация НФОЮВ выдвинула программу из 10 пунктов — «Принципы и основное содержание общего решения южновьетнамской проблемы в целях содействия восстановлению мира во Вьетнаме»[58].
- 11 мая — парламентские выборы в Малайзии. Правящий альянс потерял места в парламенте, но остался у власти[59].
- 13 мая — в Малайзии начались кровавые столкновения между малайской и китайской общинами, прошли погромы китайских магазинов[59].
- 14 мая
- Президент США Ричард Никсон выдвинул программу из 8 пунктов — свой план урегулирования конфликта в Южном Вьетнаме[58].
- СССР и Финляндия подписали соглашение о сотрудничестве в области исследований по использованию ядерной энергии в мирных целях[57].
- 15 мая — португальская оппозиция собралась на трёхдневный легальный съезд в Авейру. Выдвинуты требования о роспуске политической полиции ПИДЕ и восстановления свободы слова[7].
- 16 мая — советский межпланетный космический аппарат «Венера-5» достиг Венеры.
- 17 мая
- В охваченной межэтническими столкновениями Малайзии введено чрезвычайное положение. Власть передана Национальному оперативному совету во главе с Абдул Разаком. Деятельность правительства во главе с Абдул Рахманом фактически приостановлена[60].
- Председателем Союзного исполнительного веча (правительства) Социалистической Федеративной Республики Югославии избран Митя Рибичич.
- Руководитель Польши Владислав Гомулка предложил ФРГ заключить договор об окончательном признании польско-германской границы по Одеру и Нейсе. Предложение отклонено[61].
- 18 мая — Камбоджа разорвала дипломатические отношения с ФРГ[61].
- 18 мая — старт корабля Аполлон-10 (США), приземление 26 мая. Экипаж — Томас Стаффорд, Джон Янг, Юджин Сернан. Второй полёт к Луне. Генеральная репетиция высадки на Луну.
- 19 мая — в Росарио (Аргентина) вспыхнуло восстание против диктатуры
- 22 мая — президент Ирландии Имон де Валера распустил парламент[62].
- 24 мая — заявление МИД КНР с требованием к СССР признать факт захвата в прошлом китайских территорий[63].
- 25 мая — военный переворот в Судане («Майская революция»). К власти пришёл Революционный совет во главе с Джафаром Нимейри, страна провозглашена Демократической Республикой Судан, вставшей на путь строительства социализма[64]. Политические партии распущены, премьер-министром назначен Бабикер Авадалла[65].
- 26 мая — основан Андский пакт.
- 27 мая — президент Сирии Нуреддин аль-Атасси сформировал новое правительство[55].
- 29 мая
- 30 мая — принята первая конституция Гибралтара[66].
- 31 мая — Конституционный комитет предоставил Революционному совету Бирмы свои рекомендации по достижению национального единства. Революционный совет отверг предложения бывшего премьер-министра У Ну о возврате к многопартийной демократии и тот эмигрировал в Индию[67].
Июнь
- 1 июня
- Прошли выборы в сейм Польской Народной Республики[68].
- Прошёл первый тур президентских выборов во Франции. Жорж Помпиду собрал 44 % голосов, Ален Поэр — 23 %, Жак Дюкло — 21 % голосов[14].
- На волне антиамериканских настроений Венесуэла отменила визит в страну специального представителя президента США Нельсона Рокфеллера[38].
- 3 июня — Столкновение двух Ан-12АП над Псковом.
- 4 июня
- В Израиле принят закон, согласно которому национальная валюта должна называться не лирой, а шекелем. Однако, согласно формулировке закона, правильный момент для перехода определялся министром финансов; поэтому переход был осуществлён только в 1980 году.
- Президент Аргентины генерал Хуан Карлос Онгания реорганизовал правительство после всеобщей забастовки 30 мая[69].
- Самолёт гаитянских эмигрантов сбросил зажигательные бомбы на Порт-о-Пренс. Республика Гаити обвинила в нападении Кубу[70].
- Катастрофа Boeing 727 под Монтерреем.
- 5 июня
- В Москве в Георгиевском зале Кремля открылось Совещание коммунистических и рабочих партий, на котором были представлены 75 партий из разных стран мира. Закрылось 17 июня[71].
- Впервые в истории авиации пассажирский самолёт (Ту-144) преодолел звуковой барьер.
- 8 июня
- Коммунистический Конгресс народных представителей Южного Вьетнама провозгласил Республику Южный Вьетнам и сформировал Временное революционное правительство во главе с Хюинь Тан Фатом и Консультативный совет во главе с Нгуен Хыу Тхо[72].
- Президент США Ричард Никсон встретился на острове Мидуэй с президентом Южного Вьетнама Нгуен Ван Тхиеу и обнародовал свой план «вьетнамизации» конфликта в Южном Вьетнаме — постепенной передачи антипартизанских функций южновьетнамской армии[58].
- Футбольный матч между командами Сальвадора и Гондураса на стадионе в Тегусигальпе положил начало конфликту, приведшему к Футбольной войне[73].
- 9 июня — новые власти Судана во главе с Джафаром Нимейри опубликовали план урегулирования проблемы Юга путём предоставления автономии югу страны и осуществления программ развития[64].
- 10 июня — в Сенегале после массовых антиправительственных волнений введено чрезвычайное положение[74].
- 11 июня
- США и Камбоджа восстановили дипломатические отношения, разорванные в 1965 году[48].
- Нота протеста МИД СССР к МИД КНР по поводу нарушения китайской стороной советской границы в районе Тасты (Казахская ССР)[63].
- В Москве открылся I Международный конкурс артистов балета.
- 12 июня — в Судане учреждён Народный суд для рассмотрения дел деятелей свергнутого в мае режима[65].
- 15 июня
- Новым президентом Франции во втором туре голосования избран Жорж Помпиду, победивший Алена Поэра[75].
- В преддверии футбольного матча между командами Сальвадора и Гондураса в Сан-Сальвадоре начались массовые беспорядки. В ответ на это в Гондурасе началось стихийное преследование сальвадорцев[73].
- 17 июня — федеральный канцлер ФРГ Курт Георг Кизингер выступил с заявлением «О положении нации в разделённой Германии»[27].
- 18 июня — внеочередные выборы в Ирландии[62].
- 19 июня — президент Южного Йемена Кахтан аш-Шааби сместил министра внутренних дел Мухаммеда Хейтама, что вызвало политический кризис[76].
- 20 июня
- Жорж Помпиду вступил на пост президента Франции[14].
- Ушло в отставку правительство Франции во главе с Морисом Кув де Мюрвилем. Новым премьер-министром Франции назначен Жак Шабан-Дельмас[75].
- Правительство Гондураса заявило правительству Сальвадора официальный протест против оскорбительных действий сальвадорских болельщиков во время матча 15 июня. В ответ правительство Сальвадора через пять дней обратилось в Межамериканскую комиссию по правам человека с просьбой защитить своих граждан в Гондурасе[77].
- На конституционном рефрендуме одобрена конституция Южной Родезии[78].
- 23 июня
- Смещён президент Народной Республики Южного Йемена Кахтан аш-Шааби, власть перешла к левому крылу Национального фронта во главе с Абдель Фаттах Исмаилом (возглавил Фронт), Салемом Рубайя Али (возглавил государство) и Мохаммедом Хейтамом (стал главой правительства)[79].
- Над Юхновом (Калужская область) столкнулись военно-транспортный Ан-12БП и пассажирский Ил-14М, погибли 120 человек. Крупнейшее столкновение самолётов на территории России.
- 24 июня
- Член подпольного Фронта национального освобождения Гвинеи Т. Кейта совершил неудачное покушение на президента Гвинеи Ахмеда Секу Туре[80].
- Революционное правительство вооружённых сил Перу издало закон об аграрной реформе. Установлен предел земельной собственности до 20 гектар на побережье и до 110 гектар в горах и джунглях. Экспроприируются имения и частные предприятия аграрного сектора[68].
- Великобритания разорвала дипломатические отношения с Южной Родезией.
- 24 июня
- 26 июня — в Советской Армии произведены изменения в знаках различия[82].
- 27 июня — Индия выразила Пакистану протест против строительства стратегического шоссе Кашмир — Синьцзян и ввода в Кашмир 12 000 китайских военных строителей[83].
- 28 июня
- В Малайзии вспыхнули столкновения между малайцами и индийцами[60].
- Катастрофа Ил-14 под Таласом.
- 30 июня — испанский анклав Ифни торжественно передан Марокко[3].
Июль
- 1 июля
- Новым президентом Федеративной Республики Германии стал Густав Хайнеман[84].
- Совет национальной безопасности Бразилии провёл чистку государственного аппарата и лишил 75 политиков политических прав на 10 лет[12].
- В СССР введены в действие Основы земельного законодательства от 13 декабря 1968 года[85].
- Упразднены областные национальные комитеты в Словацкой Социалистической Республике[39].
- 2 июля — в Пномпене объявлено о восстановлении дипломатических отношений между Камбоджей и США[51].
- 5 июля — в Найроби убит министр развития Кении и генеральный секретарь правящей партии КАНУ Том Мбойя. Его убийство вызвало первые в истории независимой Кении межнациональные столкновения между народностями кикуйю и луо[86].
- 7 июля — парламент Канады утвердил закон, объявляющий с 7 сентября английский и французский языки официальными языками федерального правительства[87].
- 8 июля
- Протест МИД СССР по поводу советско-китайского конфликта на острове Гольдинский (река Амур)[63].
- Хасан аль-Амри смещён с постов премьер-министра и главнокомандующего вооружёнными силами Йеменской Арабской Республики[88].
- 9 июля — Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный принял астронавта США Фрэнка Бормана[89].
- 10 июля — китайские военные обстреляли индийский пограничный патруль на перевале Лупу-ла[83].
- 11 июля
- В СССР приняты Основы исправительно-трудового законодательства. Введены в действие с 1 ноября 1969 года[85].
- В Исси-ле-Мулино открылся трёхдневный съезд социалистических организаций Франции, на котором была создана объединённая Социалистическая партия Франции[14].
- 12 июля — в Дагомее подполковник Альфонс Амаду Алле совершил неудачную попытку военного переворота[47].
- 13 июля — С космодрома Байконур стартовала ракета-носитель «Протон-К», которая вывела на траекторию полёта к Луне АМС Луна-15.
- 14 июля — под наблюдением ООН началось голосование на Западном Ириане (Индонезия) по вопросу о его нахождении в составе Индонезии[90].
- 14—20 июля — пограничный конфликт между Гондурасом и Сальвадором, так называемая Футбольная война[91].
- 15 июля — вечером ВВС Сальвадора нанесли бомбовые удары по аэродрому Тегусигальпы и городам Гондураса. Армия Сальвадора начала наступление на территории Гондураса[91].
- 16 июля — старт космического корабля Аполлон-11 с космодрома Мыс Канаверал США (ракета-носитель Сатурн V), приземление 24 июля. Экипаж — Нил Армстронг, Майкл Коллинз, Эдвин Олдрин. Высадка астронавтов Армстронга и Олдрина на Луне. 21 июля — выход на поверхность Луны.
- 17 июля
- Португалия и США возобновили соглашение о сотрудничестве в области мирного использования ядерной энергии[7].
- Первым секретарём объединённой Социалистической партии Франции стал Ален Савари[14].
- 18 июля
- Армия Сальвадора углубилась на территорию Гондураса на расстояние до 30 километров от границы, президент Сальвадора генерал Фидель Санчес Эрнандес выехал в расположение армии на гондурасской территории. В этот же день под давлением Совета Организации американских государств стороны заключили соглашение о временном прекращении огня[92].
- Автомобиль Эдварда Кеннеди упал с моста в штате Массачусетс, погибла ехавшая с ним Мэри Джо Копечне. Этот инцидент негативно повлиял на карьеру Эдварда Кеннеди.
- 19 июля — президент Демократической Республики Вьетнам Хо Ши Мин осудил план «вьетнамизации» конфликта в Южном Вьетнаме, объявленный президентом США Ричардом Никсоном[58].
- 20 июля — экипаж Аполлона-11 совершил первую в истории человечества посадку на Луну[93].
- 21 июля — Нил Армстронг впервые вышел на поверхность Луны[94].
- 22 июля — кортесы Испании утвердили принца Хуана Карлоса преемником генералиссимуса Франсиско Франко и будущим королём Испании[3].
- 23 июля — администрация США ослабила ограничения на торговлю и поездки в Китайскую Народную Республику[89].
- 24 июля
- Первая лунная экспедиция «Аполлона-11» вернулась на Землю[93].
- Революционное правительство вооружённых сил Перу издало закон, объявивший собственностью государства все виды водных ресурсов[68].
- 27 июля — между СССР и Египтом подписан протокол, согласно которому СССР обязался построить в Египте заводы по производству фосфора и фосфорных удобрений, алюминиевый завод[95].
- 30 июля
- Президент США Ричард Никсон совершил незапланированный визит в Южный Вьетнам, где встретился с президентом Нгуен Ван Тхиеу и американским военным командованием.
- В Гибралтаре прошли первые выборы в местный парламент — Палату собрания[66].
- Принят Семейный кодекс РСФСР[96].
- 31 июля
- Папа римский Павел VI начал свою поездку в Уганду — первый визит главы римско-католической церкви в африканскую страну. Поездка завершена 2 августа[26].
- Ушло в отставку правительство Камбоджи во главе с Пенн Нутом[97].
- В Великобритании монета полпенса выведена из денежного обращения.
Август
- 1 августа
- 2 августа — завершено голосование на Западном Ириане. Консультативные собрания высказались за его дальнейшее пребывание в составе Индонезии[90].
- 3 августа — Катастрофа Ан-24 под Днепропетровском.
- 5 августа — в Италии Мариано Румор сформировал новый кабинет[99].
- 7 августа — МИД Египта выразило протест против продажи США Израилю истребителей «Фантом»[100].
- 11 августа — президент Замбии Кеннет Каунда заявил о намерении национализировать меднорудные месторождения страны[21].
- 13 августа
- Открытие гигантского Ямбургского нефтегазоконденсатного месторождения в Ямало-Ненецком автономном округе СССР.
- Советско-китайский пограничный инцидент в районе озера Жаланашколь в Казахстане[63].
- Заговорщики во главе с Муаммаром Каддафи отложили намеченное на этот день свержение монархии в Ливии из-за неготовности организации в Триполи. Переворот назначен на 1 сентября[35].
- 14 августа — премьер-министром Камбоджи назначен министр обороны генерал Лон Нол[97].
- 15—18 августа — Вудстокская ярмарка музыки и искусств прошла на одной из ферм городка в сельской местности Бетел, штат Нью-Йорк, США.
- 16 августа — президентом Индии избран сторонник Индиры Ганди Варахагири Венката Гири, победивший ставленника правых партий Нилама Санджива Редди[101].
- 17 августа — правительство Ирландии выразило протест против ввода войск Великобритании в Ольстер и обратилось в Совет Безопасности ООН с просьбой рассмотреть положение в Северной Ирландии[62].
- 18 августа — в Камбодже из-за экономических трудностей снижен золотой паритет риэля[97].
- 19 августа — глава Камбоджи принц Нородом Сианук опубликовал циркуляр о введении в стране «политики строжайшей экономии»[97].
- 20 августа
- Совместное постановление Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров СССР об учреждении в составе высших учебных заведений СССР подготовительных отделений для подготовки поступления в вузы рабочей и сельской молодёжи и демобилизованных из Советской Армии.
- На пост президента Индии вступил Варахагири Венката Гири[56].
- 21 августа — правительство Ирландии заявило, что не признаёт юрисдикции Великобритании над какой-либо частью ирландской территории[62].
- 22 августа — Учредительное собрание Ганы приняло новую Конституцию страны[102].
- 26 августа — Катастрофа Ил-18 во Внукове.
- 28 августа — между СССР и Польской Народной Республикой подписано Соглашение о границе континентального шельфа в Гданьском заливе и юго-восточной части Балтийского моря[103].
- 29 августа
- В Гане прошли первые после военного правления парламентские выборы[104].
- Центральный комитет Социалистической партии Чили выдвинул Сальвадора Альенде кандидатом в президенты Чили на выборах 1970 года[105].
- 31 августа — официально объявлено о болезни президента Бразилии маршала Артура да Коста-и-Силва и его неспособности исполнять функции президента. Власть передана триумвирату в составе военного министра генерала Аурелиу да Лира Тавариса, министра морского флота адмирала Аугусту Радемакера и министра авиации бригадного генерала Марсиу ди Соза и Мелу[106][107].
Сентябрь
- 1 сентября
- В Ливии капитан (затем полковник) Муаммар Каддафи пришёл к власти, совершив военный переворот («Сентябрьская революция»). Находившийся на отдыхе в Турции король Идрис смещён с престола, провозглашена Ливийская Арабская Республика[108]. В первые дни после переворота в целях конспирации лидером революции называется полковник Саад ад-Дин Абу Швейриб[109][110].
- В Каире открылось совещание в верхах арабских стран с участием Гамаль Абдель Насера (Египет), Нуреддина аль-Атасси (Сирия), Джафара Нимейри (Судан), короля Иордании Хусейна бен Талал и иракского вице-премьера генерала Салеха Аммаша[109].
- Марокко стало ассоциированным членом Европейского экономического сообщества[111].
- Под Эгвекинотом разбился самолёт Ил-14П, погибли 22 человека — крупнейшая авиакатастрофа на Чукотке.
- 2 сентября
- В Ханое скончался первый президент Демократической Республики Вьетнам Хо Ши Мин. О его смерти объявлено только 3 сентября[72].
- Появился ARPANET — первый прообраз Интернета.
- Премьер-министром Северного Йемена назначен инженер Абдалла аль-Куршуми, сменивший Мохсина аль-Айни[88][112].
- 2 сентября и 8 сентября по проекту «Грифон» произведено два ядерных взрыва по 7,6 килотонны в 10 км южнее города Оса для интенсификации добычи нефти [www.oilru.com/nr/78/729/] [chasnikovs.com/wp-content/uploads/2012/12/part24.pdf] [www.popmech.ru/article/999-vzorvat-po-mirnomu/].
- 3 сентября — в Гане приведено к присяге гражданское правительство во главе с Кофи Бусиа. Национальный совет освобождения упразднён, его глава генерал Аквази Аманква Африфа стал главой Президентской комиссии[104].
- 4 сентября в Рио-де-Жанейро похищен посол США в Бразилии У. Б. Элбрик. Освобождён 7 сентября после удовлетворения требований об освобождении 15 политзаключённых[107].
- 6—13 сентября — в Стамбуле, Турция состоялась 21-я Международная Конференция Красного Креста.
- 7 сентября — парламентские выборы в Сан-Марино[113].
- 7—8 сентября — выборы в стортинг Норвегии. Коалиция премьер-министра Пера Бортена сохранила большинство[114].
- 8 сентября — в Ливии сформировано первое республиканское правительство во главе с Махмудом Сулейманом аль-Магриби[115].
- 9 сентября
- На траурном митинге в Ханое, посвящённом памяти Хо Ши Мина, первый секретарь Партии трудящихся Вьетнама Ле Зуан призвал вьетнамский народ реализовать завещание Хо Ши Мина от 10 мая 1969 года[72].
- Подписано соглашение о строительстве СССР атомной электростанции в Финляндии[57].
- Над Индианаполисом столкнулись самолёты McDonnell Douglas DC-9-31 авиакомпании Allegheny Airlines и частный Piper PA-28-140 Cherokee, погибли 83 человека. Крупнейшая авиакатастрофа в штате Индиана.
- 11 сентября — Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин, возвращавшийся в Москву из Ханоя, где он участвовал в похоронах Хо Ши Мина, сделал промежуточную посадку в Пекине. В ходе его переговоров с премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем в здании Пекинского аэровокзала достигнута договорённость о путях урегулирования советско-китайского конфликта[63].
- 13 сентября — в Ливии объявлено, что во главе Совета революционного командования стоит Муаммар Каддафи[116].
- 18 сентября — Революционный совет Судана провёл чистку государственного аппарата[65].
- 19 сентября
- Первый полёт вертолёта Ми-24.
- Президент США Ричард Никсон предложил правительству Демократической Республики Вьетнам взаимный вывод войск из Южного Вьетнама[58].
- Отставка правительства Мали во главе с капитаном Йоро Диаките. Пост премьер-министра упразднён, кабинет возглавил глава военного режима Муса Траоре[117].
- 21 сентября
- Демократическая Республика Вьетнам отвергла предложение президента США Ричарда Никсона о взаимном выводе войск из Южного Вьетнама[58].
- Катастрофа Boeing 727 в Мехико.
- 23 сентября
- Национальное собрание ДРВ избрало президентом Демократической Республики Вьетнам Тон Дык Тханга, вице-президентом — Нгуен Лыонг Банг[72][118].
- КНР произвела подземный ядерный взрыв[24].
- В Мехико полиция расстреляла студенческий митинг в Национальном автономном университете[119].
- 25 сентября
- Основана Организация Исламская конференция.
- Открылся двухдневный пленум Центрального комитета Коммунистической партии Чехословакии. Он снял с постов сторонников Александра Дубчека, отменил принятые в 1968 году решения чехословацкого руководства и Чрезвычайного XIV съезда КПЧ 22 августа 1968 года[39].
- В РСФСР принят указ об изъятии охотничьих ружей у лиц, совершающих антиобщественные поступки[120].
- 26 сентября
- Военный переворот в Боливии. К власти пришёл генерал Альфредо Овандо Кандиа[121].
- В СССР официально упразднён День урожая и коллективизации, учреждённый 23 сентября 1929 года.
- Правительство Мексики начало операцию «Достоинство», призвав граждан страны не посещать США в ответ на проведённую 21 сентября американскими властями операцию «Перехват» по конфискации марихуаны у мексиканцев, пересекавших границу с США[122].
- Катастрофа DC-6 под Вилоко.
- 28 сентября — парламентские выборы в ФРГ, победа Социал-демократической партии Германии во главе с Вилли Брандтом[84].
- 30 сентября — в столице Берега Слоновой Кости Абиджане произошли массовые столкновения безработных с полицией[123].
Октябрь
- 1 октября
- В Гане после трёхлетнего военного правления провозглашена Вторая республика Гана[124].
- Коммунистическая партия Чили выдвинула Пабло Неруду кандидатом в президенты Чили на выборах 1970 года[125].
- США провели первое подземное испытание ядерного оружия на острове Амчитка (Алеутские острова)[89].
- 4 октября — завершился начавшийся 29 сентября съезд Социал-демократической рабочей партии Швеции. Он принял отставку достигшего пенсионного возраста лидера партии премьер-министра Таге Фритьофа Эрландера и избрал новым лидером партии Улофа Пальме[4].
- 8 октября — в Уганде опубликована Хартия простого человека, провозгласившая курс на социализм, ликвидацию эксплуатации и национализацию земли и всех производственных активов[126].
- 7 октября — распространены «Заявление Китайского правительства» и «Документ МИД КНР», объявляющие около полутора миллионов квадратных километров советской территории в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке принадлежащими Китаю[63].
- 11 октября — старт космического корабля Союз-6. Экипаж — Шонин Г. С., Кубасов В. Н.. Приземление 16 октября.
- 12 октября — старт космического корабля Союз-7. Экипаж — Филипченко А. В., Волков В. Н., Горбатко В. В.. Приземление 17 октября.
- 13 октября
- Старт космического корабля Союз-8. Экипаж — Шаталов В. А., Елисеев А. С.. Приземление 18 октября.
- Катастрофа Ан-24 в Нижневартовске.
- 14 октября
- Премьер-министром Швеции стал Улоф Пальме[127].
- Распространено программное заявление нового правительства Чехословакии, в котором заявлено, что основной задачей внешней политики ЧССР станет «восстановление доверия и развитие братских отношений» с СССР и социалистическими странами[128].
- 15 октября
- В городе Лас-Анод неизвестный в полицейской форме расстрелял президента Сомали Абдирашида Али Шермарка. Функции президента временно переданы председателю Национальной ассамблеи Сомали Шеку Мухтару Мохаммеду Хусейну[129][130].
- В Бразилии издан Конституционный акт № 16, объявлявший вакантными посты президента и вице-президента страны. Вице-президент Педру Алешу смещён. На следующий день Национальный директорат правящей партии АРЕНА утвердил представление верховного командования армии о выдвижении кандидатом в президенты генерала Эмилиу Гаррастазу Медиси[107].
- Александр Дубчек смещён с поста председателя Национального собрания Чехословакии[1].
- В США начались двухдневные антивоенные демонстрации[31].
- 16 октября — новое военное правительство Боливии приняло декрет № 08956 о национализации имущества американской нефтяной компании «Боливиен галф ойл»[131].
- 17 октября военные власти Бразилии ввели новую конституцию страны[106].
- 20 октября — в Пекине начались советско-китайские переговоры по урегулированию конфликта между двумя странами[63].
- 21 октября
- В ФРГ сформировано первое социал-демократической правительство (в коалиции со СвДП во главе с Вилли Брандтом[84].
- Военный переворот в Сомали («Октябрьская революция»). К власти пришёл Верховный революционный совет во главе с генерал-майором Мохаммедом Сиадом Барре. Страна провозглашена Сомалийской Демократической Республикой, взят курс на строительство социализма[129].
- В Чили поднял восстание полк «Такна». Обвинённый в заговоре бригадный генерал Роберто Вио смещён с постов и арестован[132].
- Президент США Ричард Никсон принял советских космонавтов Г. Т. Берегового и К. П. Феоктистова[89].
- 25 октября
- Президентом Бразилии избран генерал Эмилиу Гаррастазу Медиси[107].
- Парламентские выборы в Австралии. Партийная коалиция премьер-министра Джона Грэя Гортона осталась у власти[133].
- Во время визита президента Кении Джомо Кениаты в Кисуму там прошли волнения[86].
- 26 октября — парламентские выборы в Португалии. Все 130 мест в Национальном собрании получила правящая партия Национальный союз[7].
- 26 — 27 октября — землетрясение в Боснии и Герцеговине (Югославия), сильно пострадал город Баня-Лука[29].
- 28 октября — председатель Революционного совета Судана Джафар Нимейри занял пост премьер-министра[65].
- 29 октября
- Ливия потребовала ликвидировать британские военные базы на её территории[134].
- Каудильо Испании Франсиско Франко реорганизовал правительство[3].
- День рождения интернета. Леонард Кляйнрок соединил два компьютера и передал два символа из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе в Стэнфордский исследовательский институт.
- 30 октября
- Вступил в должность новый президент Бразилии генерал Эмилиу Гаррастазу Медиси. Одновременно вступила в силу новая конституция, в соответствии с которой страна получила новое название — Федеративная Республика Бразилия[106].
- В Кении запрещён Союз народа Кении Огинги Одинги[86].
Ноябрь
- 2 ноября — министр экономики Хеди Нуира сменил Бахи Ладхама на посту премьер-министра Туниса.
- 3 ноября — президент США Ричард Никсон выступает по радио и телевидению США. Он заявляет. что в американском обществе углубляется раскол из-за войны во Вьетнаме, но поспешный вывод американских войск из Вьетнама обернётся катастрофой для США[31].
- 5 ноября — в СССР учреждены юбилейные медали «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» и «За воинскую доблесть. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина».
- 7 ноября — распущен парламент Лесото. Новые выборы назначены на 27 января 1970 года[135].
- 12 ноября — СССР и Эквадор, установившие дипломатические отношения в 1945 году, впервые обменялись дипломатическими представителями[136].
- 13 ноября
- Революционный совет Ливии национализировал четыре крупнейших банка[137]. Бывшая резиденция короля близ Бенгази передана под туберкулёзную больницу[138].
- В Мексике съезд правящей Институционно-революционной партии выдвинул министра внутренних дел Луиса Эчеверриа Альвареса кандидатом в президенты Мексики на предстоящих выборах 1970 года[122].
- 14 ноября — старт корабля Аполлон-12 (США), приземление 24 ноября. Экипаж — Чарльз Конрад, Ричард Гордон, Алан Бин. Вторая экспедиция с высадкой на Луне.
- 18 ноября
- Политическая полиция Португалии ПИДЕ реорганизована в Управление общей безопасности (ДЖС)[7].
- В Либерии убиты американский епископ и его помощник. В связи с возникшими по этому поводу волнениями президенту Уильяму Табмену предоставлены чрезвычайные полномочия[135].
- 20 ноября — на митинге в городе Ирапуато бывший президент Мексики генерал Ласаро Карденас призвал власти освободить всех политзаключённых в стране[122].
- 21 ноября — заключено Соглашение об экономическом и техническом сотрудничестве между СССР и Демократической Республикой Судан, согласно которому Советский Союз обязался содействовать развитию народного хозяйства Судана. В Судан направлены советские специалисты[139].
- 24 ноября — президент США Ричард Никсон ратифицировал Договор о нераспространении ядерного оружия[31].
- 25 ноября — после самого длительного в истории Ливана правительственного кризиса Рашид Караме сформировал правительство[140].
- 27 ноября
- В Москве закончился трёхдневный 3-й съезд колхозников (2-й состоялся в 1935 году)[141].
- Швейцария подписала Договор о нераспространении ядерного оружия[142].
- 28 ноября
- ФРГ подписала Договор о нераспространении ядерного оружия[143].
- В Южном Йемене принят Закон об экономической организации государственного сектора. По нему национализированы все банки, страховые, торговые и прочие компании[144].
- Лидер Албании Энвер Ходжа выступил с резкой критикой СССР и КПСС[145].
- Глава военного режима Того генерал Гнассингбе Эйадема основал правящую партию страны — Объединение тоголезского народа[13].
- 29 ноября
- В Албании начата кампания «дальнейшей революционизации всей жизни страны», приуроченная к празднованию 25-летия освобождения страны[145].
- Парламентские выборы в Новой Зеландии. Победа Национальной партии, правительство Кита Холиока осталось у власти[146].
- Политбюро ЦК Партии трудящихся Вьетнама принимает решение о сохранении тела Хо Ши Мина в мавзолее[147].
Декабрь
- 1 декабря — на Маврикии Сивусагур Рамгулам сформировал новый кабинет[148].
- 3 декабря
- В Москве открылось двухдневное совещание партийно-государственных руководителей СССР, Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии и Чехословакии[149].
- Катастрофа Boeing 707 под Каракасом.
- 6 декабря — выборы в парламент Кении в условиях однопартийности. Все места достаются правящей партии КАНУ[86].
- 7 декабря — попытка переворота в Ливии. Арестованы обвинённые в заговоре министр обороны Адам аль-Хавваз и министр внутренних дел Муса Ахмад[150].
- 8 декабря
- Ливийская делегация во главе с майором Абдель Саламом Джеллудом начала переговоры о ликвидации базы ВМС Великобритании в Тобруке и базы ВВС Великобритании в Эль-Адеме[151].
- Катастрофа DC-6 под Афинами.
- 10 декабря
- Переворот в Дагомее. Президент Эмиль Зинсу смещён и арестован, к власти пришёл капитан Морис Куандете[47].
- Катастрофа Ил-14 под Махачкалой.
- 11 декабря — Советом революционного командования Ливии опубликована Временная конституционная декларация, которая должна действовать до принятия новой конституции. Одновременно СРК принял решение, что любая попытка свержения революционного режима будет караться смертью[150].
- 12 декабря
- Попытка переворота в Судане.
- Греция объявила о выходе из Европейского союза[152].
- Администрация США второй раз ослабила ограничения на торговлю и поездки в Китайскую Народную Республику: заграничные филиалы американских фирм получили возможность вести торговлю с КНР[89].
- В Боливии введена государственная монополия на сбыт полезных ископаемых[106].
- 13 декабря
- В Дагомее сформирована Временная директория во главе с подполковником Полем Эмилем де Сузой. На следующий день освобождён свергнутый президент Эмиль Зинсу[47].
- Объявлено о выводе из Ливии всех британских войск до 31 марта 1970 года[153].
- 14 декабря — в Албании начались «массовые революционные акции посредством сосредоточения удара» — мобилизации населения на ускоренное строительство[145].
- 15 декабря
- В Панаме глава военной хунты полковник Хосе Мария Пинилья Фабрега сместил с поста командующего Национальной гвардией генерала Омара Торрихоса, который находился в частной поездке в Мехико. На следующий день Торрихос прибыл в панамский город Давид, где его поддержал командующий войсками в провинции Чирика майор Мануэль Антонио Норьега. Торрихос и его сторонники начали марш на столицу[154].
- Ливийская делегация во главе с майором Абдель Саламом Джеллудом начала переговоры о ликвидации базы США Уилус-Филд[155].
- 17 декабря — Вальтер Ульбрихт направил президенту ФРГ Густаву Хайнеману послание, в котором предложил заключить договор об установлении равноправных отношений между ГДР и ФРГ при условии, что ФРГ полностью откажется от претензий на исключительное представительство немецкого народа[156].
- 19 декабря
- В Панаме сформирована гражданская хунта во главе с Деметрио Лакасом. Фактически власть перешла в руки генерала Омара Торрихоса[157].
- В Уганде на закрытии 5-й конференции Народного конгресса Уганды, утвердившей курс на социализм, совершено покушение на президента Милтона Оботе. Президент легко ранен, в стране введено чрезвычайное положение, запрещены все политические партии кроме НКУ, арестованы лидеры оппозиции и министры ликвидированного королевства Буганда[126].
- Дочь И. В. Сталина Светлана Аллилуева лишена гражданства СССР по Закону от 19 августа 1938 года.
- В СССР приняты Основы законодательства о здравоохранении. Введены в действие с 1 января 1970 года[85].
- 20 декабря — в Рабате открылось трёхдневное совещание в верхах арабских стран[158].
- 23 декабря — объявлено, что армия США покинет Ливию до 30 июня 1970 года[159].
- 27 декабря
- Левые партии Чили подписали пакт о создании предвыборного блока Народное единство[125].
- Досрочные выборы в Палату представителей Японии[160]
- 29 декабря
- Ливия расторгла соглашение о создании противоракетной системы ПВО, заключённое с Великобританией в апреле 1968 года[153].
- Реорганизован Президентский совет Народной Республики Южного Йемена. Его состав сокращён до трёх членов: Салем Рубайя Али (председатель Совета), Абдель Фаттах Исмаил (лидер правящего Национального фронта) и Мухаммед Хейтам (премьер-министр)[43].
- 30 декабря — принята новая конституция Республики Конго. По ней страна получает новое название — Народная Республика Конго[161].
- 31 декабря
- В Республике Конго объявлено о создании Конголезской партии труда. Этот день официально отмечался в стране как День партии[162].
- Приказом МО СССР была создана Саратовская военная авиационная школа пилотов.
Без точных дат
- Международной организации труда присуждена Нобелевская премия мира.
- Считается годом возникновения традиционной скинхед-культуры.
- Год основания популярного советского ВИА «Добры молодцы».
- Декабрь. Начал работу второй энергоблок Нововоронежской АЭС с головным реактором ВВЭР-365.
- На харьковском заводе «Протон» выпущен первый советский кассетный магнитофон «Десна».
Продолжающиеся события
- Холодная война
- Ядерная гонка
- Космическая гонка
- Советско-китайский раскол
- Конфликт в Северной Ирландии
- Вьетнамская война
- Гражданская война в Лаосе
- Гражданская война в Нигерии
- Колониальная война Португалии
- Арабо-израильский конфликт
- Индо-пакистанский конфликт
- Война за независимость Эритреи
- Деколонизация
Наука
Спорт
Музыка
Кино
Телевидение
Театр
Напишите отзыв о статье "1969 год"
Литература
Изобразительное искусство СССР
Авиация
Общественный транспорт
Метрополитен
Железнодорожный транспорт
Персоны года
Человек года по версии журнала Time — Жители Срединной Америки[en] (абстрактное понятие).
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1969 году
Январь
- 2 января — Кристи Тарлингтон, топ-модель, одна из супермоделей 90-х.
- 3 января — Михаэль Шумахер, семикратный чемпион мира в классе машин Формула-1 (1994—1995, 2000—2004).
- 5 января — Мэрилин Мэнсон, американский рок-музыкант.
- 6 января — Норман Ридус, американский киноактёр, сценарист, режиссёр.
- 12 января — Джей Аллард, корпоративный вице президент Microsoft XNA.
- 13 января — Стефания Бельмондо, итальянская лыжница, двукратная чемпионка Олимпийских игр, четырёхкратная чемпионка мира.
- 14 января — Джейсон Бейтман, американский актёр кино и телевидения.
- 16 января
- Даниэла Эскобар, бразильская актриса (Клон).
- Рой Джонс-младший, боксёр-профессионал, актёр, рэпер. Обладает двойным, американо-российским гражданством.
- Пер Ингве Олин (Дэд), вокалист норвежской блэк-металической группы Mayhem (в 1988-1991 гг.) (ум. в 1991).
- 17 января — Навин Эндрюс, британский актёр, музыкант.
- 17 января — Tiësto, диджей, композитор и музыкальный продюсер.
- 20 января
- Максим Поташев, второй магистр игры «Что? Где? Когда?».
- Чимэдийн Сайханбилэг, монгольский политический деяталь, премьер-министр Монголии с 2014 года.
- 21 января — Андрей Анненков, украинский футболист, полузащитник и защитник.
- 23 января — Андрей Канчельскис, футболист, игрок сборных СССР, СНГ, России, полузащитник.
Февраль
- 1 февраля — Габриэль Батистута, футболист, нападающий, лучший бомбардир в истории сборной Аргентины.
- 2 февраля — Игорь Шалимов, советский и российский футболист, Полузащитник.
- 2 февраля — Валерий Карпин, советский и российский футболист и тренер.
- 6 февраля — Массимо Бузакка, футбольный судья.
- 11 февраля — Дженнифер Энистон, киноактриса.
- 12 февраля — Даррен Аронофски, кинорежиссёр.
- 15 февраля — Birdman, американский рэпер из Нью-Орлеана, основатель YMCMB
- 22 февраля — Хоакин Кортес, танцор фламенко и балета, киноактёр, посол цыган в Европейском союзе.
- 22 февраля — Томас Джейн, голливудский киноактер.
Март
- 1 марта — Хавьер Бардем, испанский актёр.
- 2 марта — Михаил Пореченков, российский актёр театра и кино, телеведущий, заслуженный артист Российской Федерации.
- 4 марта — Пьерлуиджи Казираги, итальянский футболист, нападающий, игрок сборной Италии.
- 5 марта — Рена Риффел, фотомодель, актриса, продюсер, режиссёр, сценарист, композитор, монтажер, оператор («Малхолланд Драйв», «Стриптиз», «Шоугёлз»).
- 6 марта — Татьяна Буланова, российская поп-певица, заслуженная артистка России.
- 11 марта — Терренс Ховард, американский актёр и певец.
- 18 марта — Иванчук, Василий Михайлович, шахматист, гроссмейстер, сильнейший шахматист Украины 90-х годов.
- 20 марта — Александр Фадеев, (более известный под псевдонимом Данко) — российский певец, актёр. Данко — псевдоним Александра, его придумал продюсер певца Леонид Гуткин.
Апрель
- 2 апреля — Иосиф Пригожин, российский музыкальный продюсер певицы Валерии, Натальи Ветлицкой, Вахтанга Кикабидзе, Николая Носкова, Александра Маршала, Авраама Руссо, Кристины Орбакайте, Дидюли и многих других. Создатель рекорд-лейбла NOX Music, организатор российских музыкальных фестивалей, концертов, телевизионных программ.
- 6 апреля — Пол Радд, американский актёр и сценарист.
- 25 апреля — Рене Зелльвегер, американская актриса, обладательница премии «Оскар».
- 27 апреля — Стас Михайлов, российский композитор и певец.
Май
- 14 мая — Кейт Бланшетт, австралийская киноактриса.
- 19 мая — Томас Винтерберг, кинорежиссёр.
- 20 мая — Валерий Дидюля, белорусский гитарист и композитор.
- 21 мая — Георгий Гонгадзе, журналист.
- 25 мая — Энн Хеч, голливудская киноактриса.
- 26 мая — Анжелика Варум, российская эстрадная певица.
- 30 мая — Игорь Петрович Кайдашев, украинский иммунолог и аллерголог.
Июнь
- 6 июня — Александр Олегович Стриженов, советский и российский актёр театра и кино.
- 10 июня — Йонсен, Ронни, норвежский футболист, защитник.
- 10 июня — Юлия Джербинова, советская и российская актриса театра и кино, Заслуженная артистка России.
- 14 июня — Штеффи Граф, теннисистка (22 победы в турнирах Большого Шлема).
- 14 июня — Фёдор Дунаевский, советский киноактёр.
- 15 июня — Оливер Кан, футболист, вратарь клуба Бавария (Byern), чемпион Европы 1996 и вице-чемпион мира 2002.
- 15 июня — Айс Кьюб, американский актёр, рэпер.
- 20 июня — Пётр Толстой, российский общественный деятель, журналист, продюсер и телеведущий. Член Общественной палаты России, депутат Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации VII созыва.
- 26 июня — Вячеслав Петкун, музыкант, солист, автор песен и художественный руководитель группы Танцы минус.
- 28 июня — Айелет Зурер, израильская актриса.
- 28 июня — Сергей Астахов, российский актёр театра и кино.
- 30 июня — Анастасия Немоляева, советская и российская актриса театра и кино, художник, дизайнер.
Июль
- 8 июля — Эдуард Старков, русский поэт, музыкант групп «Химера» и «Последние танки в Париже» (ум. 1997).
- 13 июля — Олесь Бузина, современный украинский писатель, журналист, телеведущий.
- 15 июля — Александр Васильев, российский музыкант, лидер группы «Сплин».
- 21 июля — Авраам Руссо, эстрадный певец.
- 24 июля — Дженнифер Лопес, испаноязычная американская актриса, певица, модельер и продюсер.
- 28 июля — Юлия Меньшова, российская актриса и телеведущая.
- 30 июля — Саймон Бейкер, актёр, режиссёр.
- 31 июля — Конте, Антонио (футболист), главный тренер Челси
Август
- 2 августа — Ян Аксель Бломберг (Хеллхаммер), норвежский рок-музыкант, ударник, игравший во многих металических группах, самые известные из которых — Mayhem, Dimmu Borgir, и Arcturus.
- 4 августа — Макс Кавалера, бразильский рок-музыкант, участник таких групп, как Soulfly, Nailbomb, Cavalera Conspiracy. Бывший фронтмен Sepultura.
- 5 августа — Наталья Мальцева, российская телеведущая программы НТВ Квартирный вопрос
- 10 августа — Павел Яцына, лидер группы «Красная Плесень».
- 18 августа — Эдвард Нортон, американский актёр, сценарист, режиссёр и продюсер.
- 28 августа
- Даниил Спиваковский, российский актёр театра и кино.
- Джек Блэк, американский актёр, музыкант, комик.
Сентябрь
- 7 сентября — Кирилл Серебренников, театральный и кинорежиссёр.
- 19 сентября — Анастасия Рюриковна Мельникова, российская актриса театра и кино. Заслуженная артистка России.
- 22 сентября — Глеб Алексушин, учёный-историк, преподаватель истории, журналист, экскурсовод, краевед.
- 25 сентября — Кэтрин Зета-Джонс, британская актриса, (Западня, Трафик, Вкус жизни).
- 29 сентября
- Ивица Вастич, австрийский футболист хорватского происхождения, нападающий.
- Александр Семенович Истер, украинский математик, автор учебников и учебно-методической литературы.
Октябрь
- 1 октября
- Зак Галифианакис, американский актёр-комик.
- Ори Каплан, американский джазовый саксофонист.
- 3 октября — Гвен Стефани, американская певица, актриса.
- 6 октября — Мухаммад V, малайзийский политик, султан Келантана (с 2010 года), Тимбалан Янг ди-Пертуан Агонг Малайзии (с 2011 года).
- 10 октября — Алексей Кравченко, российский актёр театра и кино. Заслуженный артист России
- 14 октября — Виктор Онопко, футболист и тренер.
- 15 октября — Витор Байя, португальский футболист.
- 19 октября — Трей Паркер, американский киноактёр, аниматор, наиболее известный по сериалу «Южный Парк».
Ноябрь
- 2 ноября — Реджинальд Арвизу, американский рок-музыкант, басист группы Korn.
- 4 ноября
- Мэттью МакКонахи, американский актёр, продюсер
- Шон Коумз, Diddy, американский рэпер и продюсер, один из самых влиятельных и состоятельных деятелей в мире хип-хопа.
- 10 ноября — Леманн, Йенс (футболист), немецкий футболист, вратарь.
- 10 ноября — Игорь Сорин, российский поэт, музыкант, артист, с 1995 по 1998 солист популярной группы «Иванушки International».
- 13 ноября — Джерард Батлер, шотландский киноактёр.
- 18 ноября — Олег Яковлев, российский певец, бывший вокалист группы «Иванушки International» с 1998 до 2013 года.
- 19 ноября — Александр Пряников, российский теле- и радиоведущий, шоумен.
- 30 ноября — Эми Райан, американская киноактриса.
Декабрь
- 1 декабря — Дмитрий Марьянов, советский и российский актёр театра и кино.
- 4 декабря — Jay Z, американский рэпер, один из самых влиятельных и состоятельных деятелей современной хип-хоп музыки
- 9 декабря — Андрей Кавун, российский кинорежиссёр, сценарист.
- 11 декабря — Вишванатан Ананд, индийский шахматист, 15-й чемпион мира.
- 11 декабря — Мурат Насыров, советский, казахстанский и российский эстрадный певец, автор песен.
- 14 декабря — Наташа МакЭлхоун, британская актриса.
- 17 декабря — Лори Холден, американо-канадская актриса.
- 23 декабря — Пётр Марченко, российский телеведущий.
- 28 декабря — Линус Бенедикт Торвальдс, финский программист, создатель ядра операционной системы Linux.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1969 году
Март
- 6 марта — Надя Рушева, российская художница.
- 11 марта — Джон Уиндем, английский писатель-фантаст .
- 28 марта — Дуайт Эйзенхауэр, президент США (1953—1961).
Апрель
- 7 апреля — Демьян Сергеевич Коротченко, украинский советский государственный и партийный деятель, Председатель Президиума Верховного Совета УССР в 1954—1969 годах, глава правительства советской Украины в 1938—1939, 1947—1954 годах (род. 1894).
- 26 апреля — Морихэй Уэсиба, основатель школы Айкидо.
Июнь
- 6 июня — Ари Жаботинский (р. 1910) — израильский политический деятель, участник сионистского движения, сын Владимира Жаботинского.
- 12 июня — Александр Александрович Дейнека, советский живописец.
Июль
- 4 июля — Михаил Хергиани (род. 1932), советский альпинист, многократный чемпион СССР.
- 5 июля — Валентина Александровна Осеева, детская писательница, автор повестей «Васек Трубачев и его товарищи» и «Динка».
- 5 июля — Вальтер Гропиус, немецкий архитектор и дизайнер, основатель и директор художественно-промышленной школы «Баухауз».
- 25 июля — Иван Винаров (род. 1896), советский разведчик, политический деятель Народной Республики Болгарии.
Август
- 9 августа — Константин Пархон — румынский учёный, глава государства Румынской Народной Республики в 1947—1952 годах.
Шэрон Тейт — американская актриса (убита членами «Семьи» Чарльза Мэнсона). - 17 августа — Марк Наумович Бернес, актёр и исполнитель песен.
- 17 августа — Людвиг Мис ван дер Роэ, немецкий архитектор.
- 26 августа — Исмаил аль-Азхари, первый премьер-министр Судана (1956 год), глава государства Судана в 1965—1969 годах.
Сентябрь
- 26 сентября — Николай Георгиевич Каротамм, (Nikolai Karotamm), первый секретарь Коммунистической партии Эстонии в 1944 — 1950 годах (род.1901)
- 28 сентября — Кимон Георгиев, болгарский военный и политический деятель, генерал-полковник, премьер-министр Болгарии в 1934—1935 годах, глава первого коммунистического правительства Болгарии в 1944—1946 годах (род. 1882).
Октябрь
- 28 октября — Корней Иванович Чуковский, детский писатель.
Декабрь
Нобелевские премии
- Физика — Марри Гелл-Манн — «За открытия, связанные с классификацией элементарных частиц и их взаимодействий». За открытие кварков.
- Химия — О. Хассель, Д. Бартон. «за вклад в развитие концепции конформации и её применение в химии»
- Медицина и физиология — С. Э. Лурия, А. Херши, М. Дельбрюк «за открытия, касающиеся механизма репликации и генетической структуры вирусов»
- Экономика — Ян Тинберген и Рагнар Антон Киттил Фриш. Первые лауреаты нобелевской премии по экономике. — «За создание и применение динамических моделей к анализу экономических процессов».
- Литература — Сэмюэл Баркли Беккет. «…за новаторскую прозу и драматургию, обнаруживающие и в моральном падении человека его высокую судьбу»
- Премия мира — Международная организация труда «За деятельность по созданию „инфраструктуры мира“ и укреплению братства между народами».
См. также
|
1969 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 403.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 18 — С. 250.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 274.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 411.
- ↑ 1 2 Сашин Г. З. Боливия. Очерк политической истории / М. 1976 — С. 136.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 273.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 346.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 432.
- ↑ 1 2 Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 153.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 317.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 11 — С. 73.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 220.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 375.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 397.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 338.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 336.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 458.
- ↑ БСЭБСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 512.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970/ М. Советская энциклопедия — С. 342.
- ↑ Леонов Н. С. Омар Торрихос: я не хочу войти в историю / М. 1990 — С. 49.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 256.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 373.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 412.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 289.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 349.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 224.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 386.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 232.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 416.
- ↑ СИЭ т. 13 — С. 393.
- ↑ 1 2 3 4 5 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 365.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 381.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 595.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 267.
- ↑ 1 2 Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 21.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 335.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 370.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 233.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 405.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 259.
- ↑ Ежегодник БСЭ. 1970 / М. Советская энциклопедия, 1970 — С. 241.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 337.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 319.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 320.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 402.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 416.
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970/ М. Советская энциклопедия — С. 252.
- ↑ 1 2 Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру / М. 1977 — С. 253.
- ↑ Михеев Ю. Я. Индокитай: путь к миру / М. 1977 — С. 254.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 40.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 367.
- ↑ 1 2 Смирнов В. П. Новейшая история Франции / М. 1979 — С. 356.
- ↑ Абрамов В. В. Светланов А. М. Гана: поиски путей развития М. 1981 — С. 23.
- ↑ Политические партии. Справочник / М. 1981 — С. 275.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 359.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 258.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 392.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 235.
- ↑ 1 2 Колосков Б. Т. Малайзия вчера и сегодня // М. 1984 — С. 144.
- ↑ 1 2 Колосков Б. Т. Малайзия вчера и сегодня // М. 1984 — С. 145.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 389.
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 271.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 290.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 25 — С. 37.
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 371.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 452.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 215.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 341.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 207.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 239.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 12.
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 236.
- ↑ 1 2 Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 307.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 356.
- ↑ 1 2 Смирнов В. П. Новейшая история Франции / М. 1979 — С. 375.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 171.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 308.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 419.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 172.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 244.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 253.
- ↑ Указ Президиума Верховного Совета ССР «Об изменениях в описаниях знаков различия военнослужащих Советской армии и Военно-морского флота СССР» от 26 июня 1969 года /Ведомости Верховного Совета СССР, 1969.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 263.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 382.
- ↑ 1 2 3 БСЭ 3-е изд. т. 18 — С. 573.
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 284.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 283.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 278.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 368.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 265.
- ↑ 1 2 Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М.1975 — С. 310.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 311.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 1 — С. 126.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 15 — С. 62.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 24 — С. 32.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 372.
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 279.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 280.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 277.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970/ М. Советская энциклопедия — С. 332.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 261.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 97.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 343.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 99.
- ↑ Лаврецкий И. Р. Сальвадор Альенде / М. 1975 — С. 104.
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 219.
- ↑ 1 2 3 4 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 221.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 14 — С. 422.
- ↑ 1 2 Ливия: рождение республики // Правда, 3 сентября 1969 года.
- ↑ К событиям в Ливии. Под республиканскими лозунгами // Известия, 4 сентября 1969 года.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 313.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 155.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 353.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 330.
- ↑ Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 32.
- ↑ Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 31.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 310.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 587.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 315.
- ↑ Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «Об изъятии огнестрельного оружия у лиц, совершающих антиобщественные поступки» от 25 сентября 1969 года /Ведомости Верховного Совета РСФСР, 1969.
- ↑ Сашин Г. З. Боливия. Очерк политической истории / М. 1976 — С. 146.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 316.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 213.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970/ М. Советская энциклопедия — С. 241.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 407.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 380.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 410.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 406.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т. 24 — С. 169.
- ↑ Убийство президента Сомали // Известия, 17 октября 1969 года.
- ↑ Сашин Г. З. Боливия. Очерк политической истории/ М. 1976 — С. 150.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 408.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 198.
- ↑ Новое время, 1969 — № 45 — С. 32.
- ↑ 1 2 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 302.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 413.
- ↑ Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 50.
- ↑ Правда 15 ноября 1969 года.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 24 — С. 41.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 303.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 5 — С. 464.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 409.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 388.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975 / М. 1979 — С. 173.
- ↑ 1 2 3 Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 202.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 328.
- ↑ Кобелев Е. В. Хо Ши Мин / М.1979 — С.362.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 306.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 459.
- ↑ 1 2 Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 54.
- ↑ Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 38.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 251.
- ↑ 1 2 Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 39.
- ↑ Леонов Н. С. Омар Торрихос: я не хочу войти в историю / М. 1990 — С. 69-73.
- ↑ Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 40.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 6 — С. 402.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1972 / М.1972 — С. 346.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 460.
- ↑ Егорин А. З. Ливийская революция / М. 1989 — С. 42.
- ↑ Ежегодник БСЭ, 1970 / М. Советская энциклопедия — С. 424.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т. 12 — С. 619.
- ↑ Стекольщиков В. Я. Народная Республика Конго в борьбе за социалистическую ориентацию / М. Наука, 1976 — С. 124.
| Календарь на 1969 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1969 год
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.
Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.
На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
