Социалистическая Республика Румыния

Румынская Народная Республика (1947—1965) Социалистическая Республика Румыния (1965—1989)
Republica Populară Română Republica Socialistă România
социалистическое государство
← 30 декабря 1947 — 25 декабря 1989 →
Флаг Герб
Гимн Zdrobite cătuşe (1948—1953) Te slăvim Românie (1953—1977) Trei culori (1977—1989)
Столица	Бухарест
Крупнейшие города	Бухарест, Яссы, Тимишоара, Констанца, Галац
Язык(и)	румынский
Денежная единица	лей
Площадь	237 500 км2
Население	23 102 000 чел. (1987)
Форма правления	однопартийная социалистическая республика
Председатель Государственного Совета
- 1948—1952	Константин Пархон
- 1952—1958	Петру Гроза
- 1958—1961	Ион Георге Маурер
- 1961—1965	Георге Георгиу-Деж
- 1965—1967	Киву Стойка
- 1967—1974	Николае Чаушеску
Президент
- 1974—1989	Николае Чаушеску

К:Появились в 1947 годуК:Исчезли в 1989 году

Социалистическая Румыния просуществовала с 1947 по 1989 год. С 30 декабря 1947 года по 21 августа 1965 года она носила имя Румынская Народная Республика, рум. Republica Populară Română, а с 21 августа 1965 года по 25 декабря 1989 года — Социалистическая Республика Румыния, рум. Republica Socialistă România. В результате переворота в декабре 1989 года Николае Чаушеску был убит и Социалистическая Республика Румыния прекратила своё существование.

Приход к власти коммунистических сил

При Ионе Антонеску масштабы преследований коммунистов достигли грандиозных размеров. К 1944 году все лидеры Коммунистической партии Румынии оказались либо в тюрьме, либо пребывали в Москве.

Таким образом и без того малочисленная и слабая партия оказалась лишена и руководства. Соответственно, она не могла играть важной роли на политической арене Румынии.

В 1944 году, после свержения диктатуры Антонеску и попадания Румынии в советскую сферу влияния, ситуация резко изменилась.

После быстрой смены нескольких правительств под руководством генерала К. Сэнэтеску (23 августа 1944 года — 16 октября 1944 года) и генерала Н. Рэдеску (6 декабря 1944 — 6 марта 1945) Советский Союз выдвигает на пост первого министра «своего человека» — П. Грозу.

Правительство П. Грозы взяло курс на коммунистическую идеологизацию страны и очень способствовало тому, что на выборах в ноябре 1946 года победили коммунисты.

После уверенной победы коммунистических сил начались аресты лидеров оппозиции. Король Румынии Михай I был вынужден отречься от престола, институт монархии был ликвидирован.

30 декабря 1947 года была провозглашена Румынская Народная Республика, а в 1948 году была принята конституция.

Государственное устройство

Высший орган государственной власти — Великое Национальное Собрание (Marea Adunare Nationala), избираемое народом из кандидатов выдвигаемых Центральным Комитетом Румынской Рабочей Партией (позже Центральным Комитетом Коммунистической Партии Румынии), постоянно-действующий орган Великого Национального Собрания — Президиум Великого Национального Собрания (Prezidiul Marii Adunari Nationale), позже Государственный Совет, избирался Великим Национальным Собранием, высший исполнительно-распорядительный орган — Совет Министров (Consiliul de Ministri), формируемый Великим Национальным Собранием из числа лиц предложенных Центральным Комитетом Румынской Рабочей Партии.

Административное деление

Территория Румынии делилась на области (regiuni) (до 1968 года), области на уезды (judete) (с 1950 года — на районы (raioane)), уезды (позже — районы) на города (plasi, с 1952 года — orase) и общины (comune), с 1968 года жудецы делились на муниципии, города и общины, Муниципий Бухарест делился на сектора. Местные органы государственной власти — народные советы (consiliile populare, с 1952 года — sfaturile populare), избираемые населением из числа лиц предложенных местными комитетами Румынской Рабочей Партии, местные исполнительно-распорядительные органы — исполнительные комитеты (Comitetele executive) и отделы исполнительных комитетов (Sectiunile Comitetelor Executive), формируемые народными советами.

Правовая система

Высший судебный орган — Верховный Суд (Curtea Suprema, с 1952 года — Tribunalul Suprem), избирался Великим Национальным Собранием (до 1953 года — назначался Президиумом Великого Национального Собрания по предложению правительства), суды апелляционной инстанции — суды (curtile), с 1952 года — областные суды (tribunalele regionale), с 1965 года — уездные суды (tribunalele judetene), суды первой инстанции — народные суды (judecatoriile populare, с 1952 года — tribunalele populare), с 1965 года — юдикатории (judecatorii).

Политические партии

Единственная политическая партия — Румынская Коммунистическая Партия (до 1965 года Румынская Рабочая Партия) образовалась в 1948 году путём объединения Коммунистической Партии Румынии и Социал-Демократической Партии Румынии, до 1947 года существовали Национал-Крестьянская Партия и Национал-Либеральная Партия. Общественные организации — Фронт социалистического единства (Frontul Democrației și Unității Socialiste, до 1968 года — Фронт Народной Демократии), включает Союз коммунистической молодёжи (Uniunea Tineretului Comunist) (до 1966 года — Союз рабочей молодёжи (Uniunea Tineretului Muncitor)) (молодёжная секция РКП), Всеобщее объединение профсоюзов Румынии (Uniunea Generală a Sindicatelor din România) (до 1966 года — Всеобщая Конфедерация Труда (Confederația Generală a Muncii)) (профцентр РКП), Национальный союз сельскохозяйственных производственных кооперативов (центр крестьянских союзов при РКП), Национальный совет женщин (женская секция РКП), Союз студенческих ассоциаций.

Развитие и политика Румынии при Георгиу-Деже

Экономика и первые шаги

Первым делом новые руководители провели национализацию практически всех частных учреждений. В 1949—1962 годах была осуществлена насильственная коллективизация. Только в конце 1940-х — начале 50-х было арестовано около 80 тысяч крестьян.

По сталинской модели была проведена и индустриализация. Был создан специальный орган — Государственный комитет по планированию, руководство которым осуществлял тогдашний глава Румынии Георгиу-Деж. К 1950 году промышленность встала на довоенный уровень. Основными приоритетами к концу 1950-х становятся химическая, металлургическая и энергетическая промышленность. Туда направляется около 80 % всех капиталовложений.

Внутренняя и внешняя политика

Георгиу-Деж, который был убеждённым сталинистом, занимался отстранением с руководящих постов всех своих возможных политических оппонентов. Так, в 1948 году, был арестован главный соперник Дежа — Л. Пэтрэшкану. В 1952 году была устранена вся «московская фракция» партии (Анна Паукер, Василе Лука и Теохари Григореску), а в 1957 устранён и последний соперник, М. Константинеску.

После смерти Сталина отношения СССР и Румынии усложняются, с конца 1950-х во внешней политике Деж придерживался принципов национализма и балансирования между Западом и Востоком. В 1964 году было обнародовано «Заявление о позиции Румынской коммунистической партии по вопросам мирового коммунистического и рабочего движения», в котором утверждалось, что никаких единых рецептов в этой области не существует, и каждой компартии принадлежит суверенное право решать свои проблемы и выбирать пути самостоятельно, нет никаких привилегированных или руководящих партий, все равны, и никто никому не имеет право навязывать свою точку зрения или мнение.

Румынское руководство добилось существенной политической и экономической автономии в социалистическом лагере. К примеру, в 1959—1960 годах был заключены специальные соглашения с Францией, Великобританией и США, которые позволяли Румынии проникнуть на западноевропейские рынки. Также из СРР были выведены советские войска.

Румыния при Чаушеску

Политическая обстановка

В 1965 году, после смерти Георгиу-Дежа, первым секретарем РКП был избран Николае Чаушеску.

Первые его шаги носили либеральный характер, в частности, он реабилитировал Л. Пэтрэшкану и других деятелей компартии Румынии, репрессированных в 1940—1950-х годах. Также в 1965 году была принята новая конституция (помимо прочего, была утверждена новая символика и название страны).

Чаушеску развил внешнеполитическую линию Георгиу-Дежа, в 1960-х годах отметилось улучшение отношений с Западом, и получение существенной независимости от Востока. Чаушеску установил дипломатические отношение с ФРГ, в Румынию приезжал президент Франции Шарль де Голль и США — Ричард Никсон, дважды руководитель Румынии ездил в США и один раз в Великобританию. Во время событий августа 1968 года Румыния резко осудила действия СССР и участвовавших в операции стран Варшавского договора. Однако в 1970-е годы Румыния отошла от либерализма предыдущего десятилетия; в стране насаждался культ личности Чаушеску, значительную роль играла политическая полиция «Секуритате».

Высшим органом законодательной власти с 1948 года было однопалатное Великое национальное собрание.

Экономическое развитие

Экономическая политика Чаушеску заключалась в том, чтобы преодолеть промышленное отставание от развитых стран, для чего было принято решение на кредиты, взятые у международных финансовых институтов, форсировать строительство мощной индустрии. С 1975 по 1987 г. Румыния заняла на Западе около $22 млрд — гигантская по тем временам сумма. Однако расчет в основе плана оказался неверным, реализованные проекты оказались убыточными, а для покрытия долгов пришлось прибегнуть к жесточайшей экономии. К 1989 году Румыния полностью расплатилась с долгами, но ради этого румынский народ принес огромные жертвы. Экономия на всем, даже жизненно необходимом, была возведена в ранг государственной политики. Следствием чего стало падение уровня жизни населения и, естественно, резкий рост социальной напряжённости в стране.

Об экономии в годы Чаушеску: на фоне бешеной экономии и развивающегося кризиса в социалистических странах социально-экономическое положение Румынии оказалось плачевным. В стране было невозможно купить молоко и хлеб, не говоря уже о мясе. Днём в городах и сёлах отключали свет, был установлен жесточайший лимит на пользование электричеством. В квартире разрешалось зажигать только одну лампочку мощностью 15 Вт, использование холодильников и других бытовых электроприборов зимой категорически запрещалось, как и употребление газа для обогрева жилья. Горячая вода давалась по часам, и то не везде. Страна была вынуждена сесть на голодный паек: были введены продовольственные карточки. В Бухаресте появились истощенные и босые крестьяне, а крестьянские дети, выбегая к проходящим поездам, просили хлеба. Подобные меры были распространены на всей территории страны, начиная с провинции и заканчивая Бухарестом.

Румынская революция

В самом конце 1980-х в Европе разыгрался «парад бархатных революций». Предвидя такой сценарий, руководство страны изо всех сил старалось изолировать Румынию, блокируя всякую информацию из заграницы. В декабре 1989 года попытка выселить популярного священнослужителя-диссидента Ласло Текеша, венгра по национальности, из его жилья, привела к народным демонстрациям в Тимишоаре, ставшим отправной точкой революции, закончившейся свержением режима Чаушеску и установлением многопартийной демократической системы управления.

В ходе декабрьских событий против демонстрантов сперва в Тимишоаре, потом в Бухаресте были задействованы органы госбезопасности и армия, которая по ходу дела перешла на сторону выступающих. Министр обороны Василе Миля, согласно официальному заявлению, «покончил жизнь самоубийством». Вскоре на сторону восставших перешли даже крупные чины госбезопасности, в частности, генерал Михай Кицак, всего за несколько дней до революции руководивший подавлением выступления в Тимишоаре.

Чаушеску бежал из Бухареста, но был схвачен подразделениями армии неподалеку от города Тырговиште, и по приговору военного трибунала, который длился всего несколько часов, вместе с женой был расстрелян.

Средства массовой информации

Газеты, получают информацию от Румынскогo агентствa печати:

• «Скынтейя» и «Мунка де партид» и «Эра сочиалистэ» — печатный орган ЦК РКП
• «Скынтейя тинеретулуй» — печатный орган ЦК Союза коммунистической молодёжи
• «Ромыния либерэ» — печатный орган Национального совета Фронта социалистического единства
• «Информация Букурештюлуй» — печатный орган Бухарестского муниципального комитета РКП и Народного совета муниципии Бухареста
• «Апэраря патрией» — печатный орган Министерства обороны СРР
• «Контемпоранул» — печатный орган Совета по культуре и социалистическому воспитанию
• «Лумя» — печатный орган Союза журналистов СРР
• «Мунка» — печатный орган Всеобщего объединения профсоюзов
• «Ромыния литерарэ» — печатный орган Союза писателей СРР
• «Фемея» — печатный орган Национального совета женщин СРР

Журналы:

• Luminița — детский журнал
• Urzica (рум. «крапива», 1948—1990) — сатирический журнал

Единственная в стране телекомпания и единственная радиокомпания — Румынское радио и телевидение (Radioteleviziunea Română, RTR), управлялась Президентом (Președinții) и Национальным советом (Consiliul Naţional) (до 1968 г. — Государственным комитетом по телевидению и радиовещанию (Comitetul de Stat pentru Radio și Televiziune)), включала в себя радиоканалы:

• RTR Programul I
• RTR Programul II
• RTR Programul III

и телеканалы:

• RTR Programul 1
• RTR Programul 2

Отрывок, характеризующий Социалистическая Республика Румыния

Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…