Пархон, Константин
Константин Ион Пархон Constantin Ion Parhon<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> | |||
| |||
---|---|---|---|
13 апреля 1948 года — 12 июня 1952 года | |||
Предшественник: | должность учреждена; Временный Президиум | ||
Преемник: | Петру Гроза | ||
| |||
30 декабря 1947 года — 13 апреля 1948 года | |||
Предшественник: | должность учреждена; Михай I как король Румынии | ||
Преемник: | он сам как Председатель Президиума Великого национального собрания Румынии | ||
Рождение: | Кымпулунг, Румыния | ||
Смерть: | Бухарест, Румыния | ||
Партия: | Румынская коммунистическая партия | ||
Награды: |
|
Константин Ион Пархон (рум. Constantin Ion Parhon; 15 октября 1874, Кымпулунг — 9 августа 1969, Бухарест) — румынский учёный, медик-эндокринолог и политический деятель, глава Румынии с 1948 по 1952 год.
Биография
Родился 15 октября 1874 года в городе Кымпулунг в семье школьного учителя. Окончил лицей в Плоешти и Университет Бухареста в 1898 году, где получил степень доктора медицины.
Являлся заведующим кафедрой неврологии и психиатрии Ясского университета с 1912 по 1933 год. С 1934 года — заведующий кафедрой эндокринологии медицинского факультета Университета Бухареста.
Социалист по взглядам, вёл активную общественную деятельность, в частности, выступил в защиту участников Татарбунарского восстания. После отречения последнего короля Михая I с 30 декабря 1947 по 13 апреля 1948 — член временного Президиума Румынии, избранного после отречения короля, а с 13 апреля 1948 по 12 июня 1952 — Председатель Президиума Великого национального собрания Румынии. Позднее вновь посвятил себя научной деятельности.
Член Румынской Академии.
Умер 9 августа 1969 года в Бухаресте. Был похоронен в Парке Свободы в Бухаресте, после революции 1989 года был перезахоронен на другом кладбище.
Награды
- орден Ленина (26.10.1959)
|
Напишите отзыв о статье "Пархон, Константин"
Отрывок, характеризующий Пархон, Константин
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.