Нивхи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нивхи
Самоназвание

нивх, мн. нивхгу (ам.)[1]
ниғвӈ, мн. ниғвӈгун (в.-с.)[1]

Численность и ареал

Всего: до 4500 чел.
Россия Россия:
4466 (Всероссийская перепись 2010 г.)[2]

Язык

нивхский, русский

Религия

шаманизм, язычество, православие

Входит в

палеоазиаты

Родственные народы

возможно айны, народы Полинезии

Ни́вхи (нивх. нивхгу, ниғвӈгун «люди, народ» от нивх «человек»[1]) — малочисленный народ, проживающий на территории Российской Федерации и Японии[3]. Также используется устаревшее название — гиляки (тунг. гилэкэ от гилэ «лодка»[4]). Являются автохтонным, коренным населением Приамурья, острова Сахалин и соседних небольших островов, заселившими данную территорию в период позднего плейстоцена.





Численность и расселение

Проживают около устья реки Амур (Хабаровский край) и на северной части острова Сахалин. Языки: нивхский и русский. Численность — 4652 человека (2010)[5].

Численность нивхов в России:

<timeline> ImageSize = width:400 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:6000 ScaleMajor = unit:year increment:1000 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1926 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4076 width:15  text:4076 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1939 color:gray1 width:1 
  from:0 till:3857 width:15  text:3857 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1959 color:gray1 width:1 
  from:0 till:3690 width:15  text:3690 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1970 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4356 width:15  text:4356 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1979 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4366 width:15  text:4366 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1989 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4631 width:15  text:4631 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1 
  from:0 till:5162 width:15  text:5162 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4466 width:15  text:4466 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Основные населённые пункты, где проживали нивхи в 2002 году[6]:

Орехово-Зуево 2 140000 0,2 %

До 1945 года в южной (на тот момент японской) части Сахалина проживало около 100 нивхов, носителей южно-сахалинского диалекта[7]. После войны большая часть переселилась на остров Хоккайдо. Южно-сахалинский диалект считается на данный момент вымершим[7]. Современные данные о численности этнических нивхов Японии отсутствуют.

Этнографические группы

Нивхи исторически разделены на две группы по региону проживания: Амурские и Сахалинские. Они различны по языковым диалектам и культурным особенностям. Значительная часть нивхского населения расселена в Хабаровском крае (низовья Амура, побережье Амурского лимана, Охотского моря и Татарского пролива), образуя материковую группу. Вторая, островная группа, представлена на севере острова Сахалин.

Антропология нивхов

Антропология нивхов находится в стадии активного изучения. Предполагается, что родственными для нивхов являются народы Полинезии. Нивхи являются довольно однородными в антропологическом плане.

Отличия нивхов от соседних народов обычно связываются с независимым процессом их этногенеза. В связи с особенностями их языка и культуры — нивхи палеоазиаты, они относятся к древнейшему населению Нижнего Амура и Сахалина, которые предшествуют здесь тунгусо-маньчжурам. Именно нивхская культура является тем субстратом, на котором складывается во многом сходная культура амурских народов.

Другая точка зрения полагает, что древнейшее население Амура и Сахалина (археология мезо/неолитического времени) собственно нивхским не является, а представляет собой недифференцированный в этническом отношении пласт культуры, которой является субстратным по отношению ко всему современному населению Амура. Следы этого субстрата фиксируются в антропологии, языке, культуре как нивхов, так тунгусо-маньчжурских народов Приамурья. В рамках этой теории, нивхи рассматриваются как мигрировавшая на Амур, одна из групп северо-восточных палеоазиатов. Относительная противоречивость данных этногенетических схем объясняется высокой степенью смешения и интеграции современных народов Амура и Сахалина, а также поздним временем их этнического оформления[8].

История

Нивхи заселили Сахалин, когда остров был соединен с Азиатским материком. Но с окончанием ледникового периода океан поднялся, и нивхи оказались разделёнными Татарским проливом на 2 группы.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3540 дней]

Полагают, что самое раннее упоминание о нивхах в истории — китайские хроники начала 600 годов н. э. В них говорится о народе гилями (кит. 吉列迷 Jílièmí), который был в контакте с правителями монгольской династии Юань в Китае. Контакты русских с нивхами начались в XVII веке, когда здесь побывали казаки-землепроходцы. Первым русским, писавшим о нивхах в 1643 году, был Василий Поярков, который называл их гиляками. Это название надолго закрепилось за нивхами. В 1849—1854 годах на Нижнем Амуре работала экспедиция Г. И. Невельского, основавшего город Николаевск. Год спустя здесь стали селиться русские крестьяне. Российская империя получила полный контроль над землями нивхов после Айгунского договора 1858 года и Пекинского договора 1860 года

Происхождение и языковая принадлежность

Нивхи — прямые потомки древнейшего населения Сахалина и низовьев Амура. Существует точка зрения, что предки современных нивхов, северо-восточных палеоазиатов, эскимосов и индейцев — звенья одной этнической цепи, охватывавшей в далёком прошлом северо-западные берега Тихого океана.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3540 дней]

Нивхов отождествляют с археологической охотской культурой, занимавшей в древности более широкий ареал, чем современная территория нивхов. Носители данной культуры, мисихасэ, были изгнаны из Японии в VII веке н. э.

Нивхи относятся к палеоазиатскому типу монголоидной расы.

По языку и культуре нивхи близки народам, разговаривающим на палеоазиатских языках (чукчи, коряки и др.), и чаще всего объединяются с ними в общую группу[3].

Традиционное хозяйство

Среди хозяйственных областей на первом месте по значимости у нивхов всегда стояла рыбная ловля. Сырая и вяленая (реже — варёная и жареная) рыба составляет основу традиционной кухни. Важную роль в нивхском хозяйстве играли охота, собирательство и собаководство.

Духовная культура

Нивхская литература обязана возникновением писателю Владимиру Санги; важную роль для неё также сыграл учёный Чунер Таксами.

Религия

Религиозные верования нивхов основывались на анимизме и промысловом культе, вере в обитавших повсюду духов — на небе, на земле, в воде, тайге. Каждый медведь считался сыном хозяина тайги, поэтому охота на него сопровождалась обрядами промыслового культа. Медвежий праздник отмечался в январе или феврале, в зависимости от клана. Медведя ловили, выращивали и выкармливали на протяжении нескольких лет в загоне. Во время празднования медведя наряжали в специальный костюм, водили по домам, угощали из резной деревянной посуды. После чего зверя приносили в жертву, стреляя из лука. У головы убитого медведя ставили кушанье, «угощая» его. Затем медведя свежевали, соблюдая множество правил. В отличие от других народов Амура, нивхи кремировали умерших, сжигая их на огромном костре в тайге под ритуальные плачи, а в древности практиковали обряд воздушного погребения[9].

В мировой культуре

Жизнь нивхов, быт, язык являются ключевой темой повести Геннадия Гора «Юноша с далёкой реки» (Лениздат, 1955).

Также жизнь нивхов описывает повесть Чингиза Айтматова и одноимённый фильм «Пегий пёс, бегущий краем моря».

Анимационный фильм 1992 года Оксаны Черкасовой «Племянник кукушки» создан по мотивам нивхских сказок.

В честь нивхов были названы два судна российского имперского флота «Гиляк» и «Гиляк II»[10]

Напишите отзыв о статье "Нивхи"

Примечания

  1. 1 2 3 Таксами Ч. М. Словарь нивхско-русский и русско-нивхский. — Ленинград: Просвещение, 1983. — С. 69, 211, 276.
  2. [std.gmcrosstata.ru/webapi/opendatabase?id=VPN2002_2010L Всероссийские переписи населения 2002 2010 годов]. Проверено 8 августа 2015.
  3. 1 2 Груздева Е. Ю. Нивхский язык // Языки мира. Палеоазиатские языки. — М.: «Индрик», 1996. — С. 139—154.
  4. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков / Отв. ред. В. И. Цинциус. — Ленинград: Наука, 1975. — С. 152.
  5. [www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/perepis_itogi1612.htm Том 4. Национальный состав и владение языками, гражданство] // ВПН-2010.
  6. [std.gmcrosstata.ru/webapi/jsf/login.xhtml База микроданных Всероссийской переписи населения 2002 года]
  7. 1 2 Gruzdeva Ekaterina. Nivkh. — Lincom Europa, 1998. — P. 6—7. — (Languages of the World/Materials).
  8. [www.ethnos.nw.ru/lib/data/134.html Нивхи. Основные сведения] // Этнонациональные общности России: историко-демографическая и этносоциокультурная характеристика.
  9. [www.kyrgyz.ru/?page=278 Семейная обрядность народов Сибири.] — М., 1981.
  10. Василий Усов [nivhi.ru/archives/81 Канонерская лодка флота российской империи носила имя «Гиляк»] // НИП Нивхи.ру.

Литература

  • История и культура нивхов: историко-этнографические очерки / Ред. В. А. Тураев, В. Л. Ларин, С. В. Березницкий. — СПб.: Наука, 2008. — ISBN 978-5-02-025238-7.
  • Крейнович Е. А. Нивхгу. — Южно-Сахалинск: Сахалинское книжное издательство, 2001. — ISBN 5-88453-025-0.
  • Нивхи Сахалина: современное социально-экономическое развитие / Отв. ред. В. И. Бойко. — Новосибирск: Наука, 1988. — ISBN 5-02-028980-9.
  • Таксами Ч. М. Основные проблемы этнографии и истории нивхов. — Л.: Наука, 1975.
  • Нивхи // Сибирь. Атлас Азиатской России. — М.: Топ-книга, Феория, Дизайн. Информация. Картография, 2007. — 664 с. — ISBN 5-287-00413-3.
  • Нивхи // Народы России. Атлас культур и религий. — М.: Дизайн. Информация. Картография, 2010. — 320 с. — ISBN 978-5-287-00718-8.
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004498179#?page=24 Гиляки] // Народы России: живописный альбом. Выпуск VII и VIII. — СПб: типография товарищества «Общественная Польза», 1880. — С. 544—555.
  • Штернберг Л.Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны. Хабаровск, 1933.

Ссылки

  • [nivhi.ru/ Национальный информационный портал Нивхи.ру]

Отрывок, характеризующий Нивхи

– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.