Гланц, Дэвид

Дэвид Гланц
David Glantz
Дата рождения:	11 января 1942(1942-01-11) (82 года)
Место рождения:	Порт Честер (Нью-Йорк)
Награды и премии:	Медаль За укрепление боевого содружества МО РФ

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Дэвид Гланц (англ. David Glantz; 11 января 1942, Порт Честер (Нью-Йорк) — полковник американской армии, военный историк, издатель журнала The Journal of Slavic Military Studies.

Биография

Дэвид Гланц начал изучение Красной Армии с 1983 года, в период работы в Институте боевых исследований ВС США. Первая книга о Манчжурской операции Красной Армии: «Августовский шторм: советское стратегическое наступление в Маньчжурии 1945 года» (1983). Издал ряд других книг по истории Великой Отечественной войны.

Написал: «Советская военная разведка в войне» (1990), «Начальный период войны на Восточном фронте. 22 июня — август 1941 года» (в качестве редактора и составителя 1987), «Когда титаны сталкиваются: как Красная Армия остановила Гитлера» (1993), «История советских воздушно-десантных сил» (1994), «Харьков, 1942. Анатомия поражения» (1998), «Споткнувшийся колосс. Красная Армия перед мировой войной» (1998), «Величайшее поражение Жукова» (1999), «Курская битва» (совместно с Джонатаном Хаузом), «Битва за Ленинград, 1941—1944» (2002), «Красный шторм над Балканами. Неудачное советское вторжение в Румынию, весна 1944 года» (2006) и многие другие книги и статьи.

Основной темой исследования является Вторая мировая война на Восточном фронте. Хорошо зная русский язык и советскую военную литературу, работая с российскими архивами, Гланц имел возможность ознакомиться с боевой работой Красной Армии по первоисточникам, а не через пересказы третьих лиц. В свою очередь, «отстраненность» от событий позволила ему взглянуть на них более свежим взглядом — не лишенных, впрочем, ряда идеологических штампов западной литературы о Советском Союзе.

В качестве некоторого недостатка работ Гланца указывают «несбалансированность» информации о противниках.

Подробнейшим образом исследовав документы и литературу на русском языке, проанализировав силы, возможности и ход боевых действий с советской стороны, для анализа действий вермахта, он использует сравнительно ограниченный набор мемуарных и вторичных источников (как правило, имеющихся в английском переводе), крайне редко обращаясь к первичным документам. Это приводит к некоторой абберации — типичной, впрочем, для отечественной литературы, особенно современной: возможности германской армии занижаются, а её действия идеализируются.

Вот как об этом говорит сам Д. Гланц:

Наш взгляд о войне на востоке проистекает из немецкого опыта 1941 и 1942, когда блицкриг пользовался элементом неожиданности против отчаянной и грубо организованной советской обороны. Это взгляд Гудериана, Меллентина, Балка и Манштейна - героев Западной военной истории, но героев, чей оперативный и тактический успех частично ослепил их от стратегических реальностей. В 1943-44 их «славный» опыт закончился. Так как их оперативные достижения иссякли после 1942, немцы были вынуждены удовлетвориться тактическими победами на фоне стратегических катастроф. Тем не менее, взгляды завоевателей 1941-го, их ранние впечатления, обобщенные на описание всей войны на востоке, остаются общепринятыми. Преемники этих людей, шунеры, хейнрици, защитники 1944 и 1945-го, те кто руководил во время грядущей катастрофы, не написали знаменитых мемуаров, так как их впечатления не были ни запоминающимися ни славными. Их впечатления, и впечатления бесчисленных полевых офицеров, столкнувшихся с реалиями 1944-45, практически утеряны.

Такой несбалансированный взгляд на немецкие операции на востоке рисует ободряющий, хотя и неверный, образ Советов. Мы смотрели с благоговением на подвиги этих немцев, которые позже все написали персональные извинения, и делая это мы забыли бо́льшую правду: Их нация проиграла войну, и проиграла главным образом на востоке, против тех кого они рисовали "безыскусными".

Оригинальный текст (англ.)  

Our view of the war in the east derives from the German experiences of 1941 and 1942, when blitzkrieg exploited the benefits of surprise against a desperate and crudely fashioned Soviet defense. It is the view of a Guderian, a Mellenthin, a Balck, and a Manstein, all heroes of Western military history, but heroes whose operational and tactical successes partially blinded them to strategic realities. By 1943-44, their "glorious" experiences had ceased. As their operational feats dried up after 1942, the Germans had to settle for tactical victories set against a background of strategic disasters. Yet the views of the 1941 conquerors, their early impressions generalized to characterize the nature of the entire war in the east, remain the accepted views. The successors to these men, the Schoeners, the Heinricis, the defenders of 1944 and 1945, those who presided over impending disaster, wrote no memoirs of widespread notoriety, for their experiences were neither memorable nor glorious. Their impressions and those of countless field grade officers who faced the realities of 1944-45 are all but lost.

This imbalanced view of German operations in the east imparts a reassuring, though inaccurate, image of the Soviets. We have gazed in awe at the exploits of those Germans who later wrote their personal apologies, and in doing so we have forgotten the larger truth: their nation lost the war-and lost it primarily in the east against what they portrayed as the "artless" Soviets.

Сочинения, переведённые на русский язык

1. Битва за Ленинград 1941—1945. М., АСТ; Астрель. 2008
2. Битва титанов. Как Красная армия остановила Гитлера. М., АСТ; Астрель. 2007
3. Колосс поверженный. Красная Армия в 1941 году. М., Яуза. Эксмо. 2008
4. Курская битва. Решающий поворотный пункт Второй мировой войны. М., АСТ; Астрель. 2007
5. Советское военное чудо 1941—1943. Возрождение Красной Армии. М., Яуза. Эксмо. 2008 (с предисловием А. Исаева).
6. Крупнейшее поражение Жукова. Катастрофа Красной Армии в Операции Марс 1942 г. М.: АСТ: Астрель, 2006. — 666, (6) с.:ил.
7. Блокада Ленинграда 1941-1944. ,Пер. с англ. Е.В. Ламановой. – М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2010

Отрывок, характеризующий Гланц, Дэвид

В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.