Малиновский, Родион Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Родион Яковлевич Малиновский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр обороны СССР
26 октября 1957 года — 31 марта 1967 года
Предшественник: Георгий Константинович Жуков
Преемник: Андрей Антонович Гречко
 
Рождение: 22 ноября 1898(1898-11-22)
Одесса, Российская империя (ныне Украина)
Смерть: 31 марта 1967(1967-03-31) (68 лет)
Москва, СССР
Место погребения: Кремлёвская стена,
Красная площадь, Москва
Партия: КПСС
 
Военная служба
Годы службы: 19141917
19191967
Принадлежность: Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР
СССР СССР
Звание:
Сражения: Первая мировая война,
Гражданская война в России,
Гражданская война в Испании,
Великая Отечественная война
 
Автограф:
 
Награды:

Награды Российской империи:

Иностранные награды:

Родио́н Я́ковлевич Малино́вский (10 (22) ноября 1898, Одесса, Херсонская губерния, Российская империя — 31 марта 1967, Москва, СССР) — советский военачальник и государственный деятель. Полководец Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза (1944). Дважды Герой Советского Союза, Народный герой Югославии[1][2]. Министр обороны СССР (19571967).



Биография

Происхождение

Малиновский родился вне брака: мать — Варвара Николаевна Малиновская — русская, предполагаемый отец — одесский караим Яков, убитый в Одессе, куда он приехал с Варварой Николаевной в 1898 г., до рождения сына.[3] Существует также версия, что отец — Яким (Яков) Иванович Бунин, одесский полицмейстер, из потомственных дворян Тамбовской губернии, полковник, вышедший в отставку генерал-майором и умерший в 1902 году. Эта маловероятная версия косвенно (т.к. могла быть выдумкой обиженной женщины) связана с жалобой первой жены Малиновского, направленной в 1954 году в Центральнуюй избирательную комиссию по выборам в Верховный совет СССР (Соколов Б. По линии Буниных? //Родина, 2011, № 5). После смерти Якова Варвара Николаевна вернулась в родные места и служила экономкой в имении графа Гейдена, где познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Залесным, работавшим лакеем в имении. [4]

Первая мировая война

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В одиннадцатилетнем возрасте, в день свадьбы матери, ушёл из дома. Работал батраком, приказчиком в галантерейном магазине в Одессе[5]. По более достоверной версии старшего сына маршала, его отказался усыновить муж матери, и поэтому маршала воспитывала сестра его мамы, тётя Наталья Николаевна, жившая под Одессой, в селе Юрковка. Там он нанялся батраком к местному помещику, а через два года Родиона забрали в Одессу сестра его матери Елена Николаевна со своим мужем Михаилом Александровичем, который определил Родиона в галантерейный магазин купца Припускова мальчиком на побегушках. Во время работы в магазине Родион начал самостоятельно учить французский язык.[3]

Самая достоверная информация о детстве и юности содержится в автобиографическом литературном произведении Р.Я.Малиновского "Солдаты России", где он ведет повествование от имени главного героя Вани Гринько (однако все имена и почти все фамилии других действующих лиц подлинные). В августе 1914 года, не достигнув ещё и 16 лет, не имея документов и приписав себе возраст, в эшелоне Елисаветградского пехотного полка отправился на фронт Первой мировой войны[3]. По малолетству Родиона собирались возвратить домой, но он уговорил оставить его и в конце концов был зачислен подносчиком патронов в пулемётную команду 256-го Елисаветградского пехотного полка 64-й пехотной дивизии. Первый бой дивизия приняла 14 сентября на берегу реки Неман. Первую боевую награду — Георгиевский крест IV степени — он получил (уже как наводчик пулемёта) в июле 1915 года: приказ № 223, параграф 4; номер креста — 54850. В октябре 1915 года был тяжело ранен под Сморгонью (два осколка попали в спину, один — в ногу). В октябре 1915 — феврале 1916 годов находился на лечении в Ермаковском госпитале в Москве, затем — в Казани. По выздоровлении был откомандирован в Ораниенбаум, где формировался запасной пулемётный полк.

С 1916 года в составе 1-й бригады экспедиционного корпуса Русской армии во Франции воевал на Западном фронте. 3 апреля 1917 года был ранен в руку и с трудом уговорил хирурга не ампутировать ему кисть. Получил французские награды — 2 военных креста. После неудачного наступления французской армии, получившем название "бойни Нивеля" по имени командующего французской армией, в русских и французских частях стали расти недовольство и революционные настроения под влиянием новостей из России. В этом наступлении только русские части достигли успехов в ожесточенных боях за форт Бремон и деревню Курси, снискав себе славу и уважение французов. Французское командование из-за распространения в частях революционных идей решило отвести русские бригады с фронта. Летом 1917 года русские солдаты 1-й и 3-й бригад, размещенные в военном лагере Ла-Куртин, стали требовать от командования отправки в Россию. Однако Временное правительство не хотело возвращения в Россию около 20 тыс. революционно настроенных солдат и попыталось отправить их на Салоникский участок фронта, а затем уговаривало французов подавить восстание. Но французское командование не хотело использовать свои части для расстрела русских солдат, опасаясь негативного резонанса. Практически все офицеры с большой частью солдат 3-й бригады сбежали из лагеря. Для подавления восстания генералом Занкевичем был сформирован отряд из свежей 2-й артиллерийской бригады недавно прибывшей из России, части солдат 3-й бригады и офицеров. Оставшимся солдатам командованием был предъявлен ультиматум сложить оружие и выйти из лагеря. Большинство солдат отказались. Родион также остался в лагере и командуя своим пулеметным подразделением активно и до конца участвовал в обороне Ла-Куртина. Восстание русских солдат в лагере Ла-Куртин в сентябре 1917 г. было подавлено с применением артиллерии, по некоторым данным в ходе 3-х дневных боев около 600 солдат с обеих сторон было убито и ранено. Таким образом еще до начала Гражданской войны это было первое сражение русских солдат с русскими.

После подавления восстания русские части были расформированы, и Родион после лечения в госпитале записался в Иностранный Легион. В его составе служил до августа 1919 года нижним чином в легендарном «Русском легионе Чести», входившем в состав 1-й Марокканской дивизии. За героизм при прорыве германской линии обороны (линии Гинденбурга) в сентябре 1918 года французы отметили Малиновского Военным крестом с серебряной звездочкой, а колчаковский генерал Дмитрий Щербачёв, желая поощрить русских бойцов, представил его к награждению Георгиевским крестом III степени. Таким образом, он был награждён двумя георгиевскими крестами, однако о втором награждении Родион не знал.[3]

Гражданская война

Большинство русских солдат во Франции мечтали вернуться в Россию, а Родион стремился попасть в Красную Армию, чтобы бороться с бывшими "хозяевами жизни" как он их называл. В августе 1919 года с группой солдат Родион в составе русского санитарного отряда под эгидой американского Красного Креста отправился на пароходе из Франции во Владивосток. Во Владивосток они добрались предположительно только в октябре 1919 года и там группа стала распадаться. Вместе с товарищем Родион уговорил командира их отряда выписать им пропуск до Верхнеудинска. Товарищ Родиона, будучи родом из небольшого поселка под Верхнеудинском, договорился со своим родственником, и тот помог Родиону добраться по железной дороге до Омска, который был забит отступающими колчаковскими войсками. Дальше Родион Малиновский пробирался самостоятельно: он перебрался на левый берег по льду через р. Иртыш и шел пешком на запад параллельно железной дороге. Под Омском он был захвачен разъездом красноармейцев и сперва едва не был расстрелян — задержавшие его красноармейцы 27-й стрелковой дивизии обнаружили у него французские награды и книги на французском и сочли его шпионом. Он с трудом уговорил их доставить его в штаб, где ему поверили. В составе этой дивизии Красной Армии принял участие в Гражданской войне на восточном фронте против войск адмирала Колчака. В 1920 году переболел сыпным тифом.

Военная карьера

После гражданской войны Малиновский окончил школу младшего начсостава, назначен командиром пулеметного расчёта, затем — начальник пулеметной команды, помощник командира и командир стрелкового батальона. В 1927-1930 учился в Военной академии имени М. В. Фрунзе. С мая 1930 по январь 1931 года – начальник штаба 67-го Кавказского кавалерийского полка 10-й кавалерийской дивизии Северо-Кавказского военного округа. С января по февраль 1931 года – помощник начальника 1-го (оперативного) отдела штаба Северо-Кавказского военного округа. С 15 февраля 1931 по 14 марта 1933 года – помощник начальника 3-го сектора 1-го отдела штаба Белорусского военного округа. С 14 марта 1933 по 10 января 1935 года – начальник 2-го сектора этого же отдела. С 10 января 1935 по 19 июня 1936 года – начальник штаба 3-го кавалерийского корпуса. При введении персональных воинских званий ему присвоено звание полковник. С 19 июня 1936 – помощник инспектора кавалерии Белорусского военного округа по оперативной части. В ходе маневров войск Белорусского военного округа 1936 года был начальником штаба армии «западных».

В 19371938 годах полковник Малиновский находился в Испании в качестве военного советника во время испанской Гражданской войны (псевдоним «колонель (полковник) Малино»), где разрабатывал боевые операции против франкистов, за что был награждён двумя советскими орденами.

После возвращения в СССР ему было присвоено воинское звание комбриг 15 июня 1938 года. С 1939 года — старший преподаватель в Военной академии имени М. В. Фрунзе. 4 июня 1940 года присвоено звание генерал-майор. Подготовил кандидатскую диссертацию на тему: «Арагонская операция, март-апрель 1938 года», но защитить её не успел. С марта 1941 года — командир 48-го стрелкового корпуса в Одесском военном округе.

Великая Отечественная война

Войну встретил в должности командира 48-го стрелкового корпуса Одесского ВО, расположенного в молдавском городе Бельцы. В начале войны, несмотря на отступление, Родион Малиновский сумел сохранить главные силы своего корпуса и проявил хорошие командирские навыки.

С августа 1941 года командовал 6-й армией, а в декабре 1941 года назначен командующим Южного Фронта.

В январе 1942 года Южный и Юго-Западный фронты отбросили немецкий фронт в районе Харькова на 100 километров в ходе Барвенково-Лозовской операции. Однако в мае 1942 года в этом же районе оба этих фронта потерпели сокрушительное поражение в ходе Харьковской операции. Затем противник отбросил войска под командованием Малиновского от Харькова к Дону, в ходе чего советские войска понесли большие потери.

В июле 1942 года Малиновский был снят с должности командующего фронтом и назначен с понижением командующим 66-й армией, действовавшей севернее Сталинграда. С октября 1942 года — заместитель командующего войсками Воронежского фронта.

С ноября 1942 года — командующий войсками 2-й гвардейской армии. На этом посту он вновь проявил себя с наилучшей стороны: войска армии выдвигались на ростовское направление, когда ударная группировка немецкого генерала Манштейна нанесла удар с юга в направлении на Сталинград, имея задачу прорвать советское кольцо окружения вокруг 6-й армии Фридриха Паулюса. Пока заместитель наркома обороны, генерал-полковник Александр Василевский доказывал И. В. Сталину необходимость привлечь армию Малиновского к отражению немецкого удара, Малиновский по собственной инициативе остановил движение армии и развернул её в боевые порядки. Инициативные действия Малиновского и героизм личного состава возглавляемой им армии сыграли большую роль в победе в Котельниковской операции и, как следствие, в Сталинградской битве.

В результате Сталин в феврале 1943 года вновь вернул Малиновского на должность командующего войсками Южного фронта. На этом посту ему удалось освободить Ростов-на-Дону. С марта 1943 года командовал войсками Юго-Западного фронта, с октября 1943 года переименованного в 3-й Украинский фронт. На этом посту самостоятельно и во взаимодействии с другими фронтами в период с августа 1943 по апрель 1944 года провёл Донбасскую, Нижне-Днепровскую, Запорожскую, Никопольско-Криворожскую, Березнеговато-Снигиревскую, Одесскую наступательные операции. В результате были освобождены Донбасс и вся Южная Украина.

28 апреля 1943 года Малиновскому было присвоено звание генерал армии.

В апреле 1944 года ему довелось освободить свой родной город Одессу. В освобожденной Одессе Малиновский разыскал Михаила Александровича — мужа своей тети Елены, в семье которых он жил в 1913—1914 гг. Михаил Александрович с трудом узнал в генерале армии Родиона, которого приютил перед 1-й Мировой войной.

В мае 1944 года Малиновский был переведён командующим на 2-й Украинский фронт, который вместе с 3-м Украинским фронтом (под командованием Фёдора Толбухина) продолжил наступление на южном направлении, разгромив войска германской группы армий «Южная Украина» в ходе Ясско-Кишинёвской стратегической операции. После этого Румыния вышла из союза с Германией и объявила последней войну.

10 сентября 1944 года, по представлению Семёна Тимошенко на имя Сталина, Малиновскому было присвоено воинское звание «Маршал Советского Союза».

В октябре 1944 года Малиновский нанес противнику вторичное жестокое поражение в восточной Венгрии в ходе Дебреценской операции и вышел на ближние подступы к Будапешту. Однако крайне ожесточённая битва за Будапешт затянулась почти на пять месяцев. В её ходе удалось сначала окружить, а потом уничтожить почти 80-тысячную группировку врага.

Весной 1945 года во взаимодействии с войсками Фёдора Толбухина фронт Родиона Малиновского успешно провёл Венскую операцию, по существу ликвидировав немецкий фронт в Австрии и соединившись с войсками союзников. За полный разгром войск противника в этой операции Малиновский удостоен высшего советского полководческого ордена «Победа».

Закончив Великую Отечественную войну в Австрии и Чехословакии, Родион Малиновский был переведён на Дальний Восток, где в ходе советско-японской войны вступил в командование Забайкальским фронтом, который совершенно неожиданно для японского командования прорвался через пустыню Гоби в центральную часть Маньчжурии, довершив окружение и полный разгром японских войск. Малиновскому за эту операцию было присвоено звание Героя Советского Союза.

Послевоенный период

После войны Малиновский 11 лет продолжал оставаться на Дальнем Востоке. С сентября 1945 года он командовал войсками Забайкальско-Амурского военного округа.

С 1947 года являлся Главнокомандующим войсками Дальнего Востока. С 1953 года — командующий войсками Дальневосточного военного округа.

В марте 1956 года он стал заместителем министра обороны СССР Георгия Жукова — главнокомандующим Сухопутными войсками СССР. 26 октября 1957 года назначен министром обороны СССР[6] и оставался на этой должности до своей смерти.

На Октябрьском (1957 года) пленуме ЦК КПСС, где обсуждался вопрос о «бонапартизме» Жукова и его выводе из состава ЦК КПСС, выступил с критикой Жукова.

На посту Министра обороны СССР Малиновский, с одной стороны, осуществлял политику наращивания военной мощи, приоритетного развития ракетно-ядерных сил стратегического сдерживания, с другой — выполняя директиву партийного руководства, провел массовое сокращение Вооружённых Сил. Внёс большой вклад[7] в усиление боевой мощи СССР, в стратегическое перевооружение армии.

Умирал от рака тяжело, со страшными болями, метастазы проникли уже в кости, однако в госпиталь маршал лёг только после парада 7 ноября 1966 года. Скончался 31 марта 1967 года в Москве. После кремации прах захоронен у Кремлёвской стены на Красной площади в Москве.

Новочеркасский расстрел

По неподтвержденным данным, маршал Малиновский дал санкцию генералу Иссе Плиеву на применение войск при подавлении выступления рабочих Новочеркасска в 1962 году[8][9][10].

Политическая жизнь

Родион Малиновский был членом ВКП(б) с 1926 года. С 1952 года — кандидат в члены ЦК КПСС, с 1956 года — член ЦК КПСС.

Бессменный депутат Верховного Совета СССР с 1946 года до конца жизни.

Семья, личная жизнь, увлечения

С первой женой, Ларисой Николаевной, учительницей французского языка, Малиновский познакомился в Иркутске, и они поженились в августе 1925 года.[11][12][3] В 1926 году родился первый сын Гена (умер в 1930 году от менингита).[11][12] В 1929 году родился сын Роберт, впоследствии доктор технических наук; затем в 1934 году родился ещё один сын — Эдуард, впоследствии преподаватель музыки.[11][12] В ходе Великой Отечественной войны, после захвата фашистами Украины мать вывезла обоих сыновей из Киева сначала в Москву, а потом в Иркутск.[12][3] После войны, в 1946 году, Малиновский развелся с первой женой Ларисой Николаевной, и затем женился повторно.[11][12]

Летом 1942 года при выходе из окружения генерал Малиновский познакомился с 22-летней вольнослужащей армейского банно-прачечного комбината Раисой Яковлевной Гальпериной (дев. фамилия Кучеренко 1920—1997), которая грамотно подсчитала вражеские танки и отличилась при сборе разведданных; в 1943 году Раиса была награждена из рук командующего фронтом Малиновского орденом Красной Звезды. В 1944 году Родион Яковлевич перевёл Раису к себе в штаб фронта и назначил заведующей столовой Военного совета. После войны они поженились, в 1946 году в Хабаровске родилась дочь — Наталья, впоследствии филолог-испанист, хранитель архива отца[13][14].

Таким образом у Малиновского было пятеро детей — трое родных сыновей (Гена, Роберт и Эдуард), приёмный сын (Герман, сын Раисы Яковлевны, по первому мужу Гальпериной, родившийся в 1936)[15][12] и родная дочь (Наталья).

По опубликованным данным, Малиновский был единственным крупным советским военачальником Великой Отечественной, который свободно разговаривал на нескольких европейских языках. Особенно хорошо владел французским и испанским[7].

Увлекался игрой в шахматы, составлял шахматные задачи,[3] печатавшиеся в журналах, и участвовал в конкурсах решателей[7]. Очень любил рыбалку и увлекался фотографией.

После возвращения из Хабаровска в Москву в 1956 году поселился с семьей в доме №3 по ул. Грановского (в квартире 95),[16] где жил до конца своей жизни.

Звания

Награды

Награды Российской империи

Георгиевский крест IV степени за № 1273537 Малиновский получил в свои 16 лет, в начале Первой мировой войны, за мужество, проявленное в боях под Сувалками (ныне территория Польши)[17]. По другим данным, свой первый Георгиевский крест он получил за героизм в боях возле Кальварии[3].

В сентябре 1918 года, в составе Русского легиона участвует в прорыве укреплений «линии Гинденбурга». Именно в этих боях и отличился ефрейтор Малиновский, за что и получил французскую награду — Военный крест с серебряной звездочкой (четвёртая из пяти степеней креста). Об этом свидетельствует приказ начальника Марокканской дивизии генерала Догана от 15 сентября 1918 года за № 181, воспроизведенный на французском и русском языках в приказе по Русской базе в Лавале № 163 от 12 октября 1918 года. В нём о ефрейторе Родионе Малиновском, пулеметчике 4-й пулеметной роты 2-го полка, было сказано: «Отличный пулеметчик. Особенно отличился во время атаки 14 сентября, обстреливая из пулемета группу неприятельских солдат, оказавших упорное сопротивление. Не обращая внимания на опасность губительного артиллерийского огня неприятеля»[18][17].

За этот же подвиг Малиновский был награждён и генералом Белой армии. Генерал от инфантерии Д. Г. Щербачёв, назначенный 16 июня 1919 года адмиралом Колчаком своим военным представителем при союзных правительствах и союзном верховном командовании и получивший право награждать русских военных, находившихся за пределами России, через десять дней после своего назначения созывает Георгиевскую думу «для рассмотрения подвигов гг. офицеров, сражавшихся в русских частях на французском фронте» и в приказе № 7 от 4 сентября 1919 года объявляет о награждении 17 солдат и офицеров Русского легиона Георгиевскими наградами «за оказанные ими подвиги на французском фронте». Седьмым в списке значится ефрейтор Родион Малиновский, награждённый Георгиевским крестом III степени. Вот как описывается этот подвиг в приказе Д. Г. Щербачёва: «В бою 14 сентября 1918 г. при прорыве "линии Гинденбурга" личным примером храбрости, командуя взводом пулеметов, увлек за собой людей, прорвал[ся] в промежутке между укрепленными гнездами противника, утвердился там с пулеметами, чем способствовал решительному успеху по овладении сильно укрепленной траншеи 3-й линии, "линии Гинденбурга"»[19][17]. Об этой награде Р. Я. Малиновский так и не узнал: в момент издания приказа он уже воевал, как и многие его однополчане по Русскому легиону, после возвращения на родину на Дальнем Востоке в составе Красной армии[17][7].

Награды СССР

Иностранные награды

Югославия Югославия:

  • Народный герой Югославии (27 мая 1964) — за высокопрофессиональное командование войсками и героизм проявленный в борьбе против общего врага, за заслуги в развитии и укреплении дружественных отношений между вооружёнными силами СССР и вооружёнными силами СФРЮ[20]
  • Орден Партизанская звезда 1 степени (1956)

МНР МНР:

Чехословакия Чехословакия:

США США:

Франция Франция:

СР Румыния СР Румыния:

ВНР ВНР:

Индонезия Индонезия:

  • Орден Звезды Индонезии 2 степени (1963)
  • Орден Звезды доблести (1962)

НРБ НРБ:

  • Медаль «20 лет Болгарской народной армии» (1964)

КНР КНР:

Марокко Марокко:

  • Орден Военных заслуг 1 класса (1965)

КНДР КНДР:

ГДР ГДР:

  • Медаль «Братство по оружию» 1 степени (1966)

Мексика Мексика:

  • Крест Независимости (1964)

Сочинения

Написал автобиографический роман «Солдаты России», посвящённый судьбе экспедиционного корпуса Русской армии во Франции в 1916—1919 годах.

  • Малиновский Р. Я. Солдаты России. — М.: Воениздат, 1988. — 455 с. — ISBN 5-203-00102-2
  • Малиновский Р. Я. // Куценко А. Маршалы и Адмиралы флота Советского Союза. — К.: Полиграфкнига, 2007. — С. 232—241.
  • Малиновский Р. Я. // Маршалы Советского Союза. Личные дела рассказывают / Институт военных историко-патриотических проблем и исследований. — М.: Любимая книга, 1996. — С. 51—52. — ISBN 5-7656-0012-3.
  • «Гневные вихри Испании» // в сборнике «Под знаменем Испанской республики». М.: Наука, 1965. — С. 139—190.

Память

Фильмы

  • «Родион Малиновский» в цикле «Маршалы Сталина», Студия «Галакон» для телеканала «Звезда», (38 минут), 2015.[22]
  • «Маршалы Победы» (1 серия), Студия «Галакон» для «Первого канала», (52 минуты), 2015.[23]

Оценки и мнения

Как-то я заприметил, что маршалы Жуков и Малиновский повадились ловить рыбу с Рублевской плотины. Интересно то, что они никогда не рыбачили там вместе. Жуков подъезжает — Малиновский сворачивает удочки. И наоборот. Видимо, крепко не любили друг друга.

— из воспоминаний Михаила Смиртюкова, управляющего делами Совета министров СССР[24]

Генерал Тюленев свидетельствовал: «Особой антипатией за свою прямоту пользовался у Берия и его помощников генерал Р. Я. Малиновский…»[25].

О Малиновском имеется известный анекдот: некий полковник написал в Министерство обороны жалобу на то, что зимой полковники имеют право носить папаху, а в летней форме одежды ничем от прочих старших офицеров не отличаются. Министр наложил ироничную резолюцию: Разрешить просителю носить папаху летом[7].

Напишите отзыв о статье "Малиновский, Родион Яковлевич"

Примечания

  1. Голубович B. C. Маршал Р. Я. Малиновский. — М., 1983.
  2. [www.hrono.ru/biograf/malinovski.html Родион Яковлевич Малиновский]
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 Левит, Александр [fakty.ua/157958-syn-marshala-malinovskogo-poprivetstvovav-otca-matom-zhukov-tut-zhe-poluchil-adekvatnyj-otvet Сын маршала Малиновского: «Поприветствовав отца матом, Жуков тут же получил адекватный ответ»] (2 февраля 2013). Проверено 31 января 2015.
  4. Соколов, Борис [www.day.kiev.ua/ru/article/istoriya-i-ya/neformatnyy-ministr-oborony-iz-ukrainy «Неформатный» министр обороны из Украины. Родион Малиновский — несоветский советский маршал]. День, Kiev.ua (19 декабря 2014). Проверено 31 января 2015.
  5. Соколов Б. В. По линии Буниных // Родина, 2011. № 5.
  6. [www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1003482 Постановление Президиума ЦК КПСС об освобождении Г. К. Жукова от обязанностей министра обороны СССР и назначении Р. Я. Малиновского. 26 октября 1957 г.]
  7. 1 2 3 4 5 [web.archive.org/web/20121120122107/andruha6666.narod.ru/sssr/malin/malin.html Биография Родиона Яковлевича Малиновского]
  8. [www.novocherkassk.ru/history/novoch/1962.html Новочеркасская трагедия 1962 года]
  9. [www.duel.ru/199830/?30_5_1 Новочеркасск. Июнь 1962 года]
  10. [samlib.ru/s/sudenko_n_n/novocherkassk.shtml Новочеркасск. 45 лет тому назад…]
  11. 1 2 3 4 Роберт Малиновский. Вторая гвардейская армия в Сталинградской битве. — Москва, 2010. — 68 с. — 1500 экз.
  12. 1 2 3 4 5 6 Роберт Малиновский. Вторая гвардейская армия в Сталинградской битве. — Москва, 2012. — 120 с. — 100 экз.
  13. [www.echo.msk.ru/programs/time/626069-echo/ Персона: Малиновская Наталья]. Радиостанция «Эхо Москвы». Проверено 12 декабря 2010. [www.webcitation.org/61D5DpuAm Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
  14. [ria.ru/ocherki/20110331/359575711.html Предсказание для маршала]
  15. Пешкова, Майя [echo.msk.ru/blog/peshkova/744961-echo/ К 67-ой годовщине снятия блокады Ленинграда]. Эхо Москвы (26 января 2011). Проверено 31 января 2015.
  16. Ариадна Рокоссовская. [www.rg.ru/2005/04/15/dom_marshalov.html Погонные метры]. Российская Газета (15 апреля 2005). Проверено 1 декабря 2015.
  17. 1 2 3 4 С. С. Попова Боевые награды Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского // Военно-исторический журнал. — 2004. — № 5. — С. 31.
  18. РГВИА. Ф. 15235. Оп. 1. Д. 3. Л. 194. (Цит. по: Военно-исторический журнал № 5, 2004. стр. 31)
  19. РГВИА. Ф. 15236 Оп. 1. Д. 25. Л. 7 об. (Цит. по: Военно-исторический журнал № 5, 2004. стр. 31)
  20. Народни хероји Југославије, «Партизанска књига» Љубљана, «Народна књига» Београд, «Побједа Титоград», 1982. година
  21. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=18159 Герой Советского Союза Желтов Алексей Сергеевич : Герои страны]
  22. [tvzvezda.ru/schedule/filmsonline/content/201510051608-ej6l.htm/201510081608-1cb6.htm Родион Малиновский - Телеканал «Звезда»]
  23. [www.1tv.ru/doc/pro-voynu/marshaly-pobedy-chast-1 «Маршалы Победы. Часть 1». Документальный фильм]
  24. [www.kommersant.ru/doc/1752484 Ъ-Власть - "Косыгина сломил не Брежнев, его сломила болезнь"]
  25. [www.webground.su/rubric/2009/05/12/nauka_istorija/retro/ WebGround 12.05.2009 Наука: История (Ретроспекция)]

Ссылки

  •  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=330 Малиновский, Родион Яковлевич]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Малиновская Н. Р. Память-снег. // Журнал «Дружба народов», 2005 № 5. (Воспоминания об отце).
  • Захаров М. Маршал Советского Союза Родион Малиновский // Полководцы и военачальники Великой Отечественной. Вып. 1. — 2-е изд. — 1971. — С. 221—256. — 448 с. — (Жизнь замечательных людей). — 150 000 экз.

Отрывок, характеризующий Малиновский, Родион Яковлевич


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.