Белик, Пётр Алексеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Алексеевич Белик
Дата рождения

6 октября 1909(1909-10-06)

Место рождения

село Жуковцы
Киевской губернии,
Российская империя ныне Обуховский район,
Киевская область

Дата смерти

12 июня 1980(1980-06-12) (70 лет)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Род войск

Бронетанковые войска

Годы службы

19271980

Звание

Генерал армии

Командовал

Забайкальский военный округ

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Других государств:

Пётр Алексе́евич Бе́лик (6 октября 1909, село Жуковцы Киевской губернии — 12 июня 1980, Москва) — советский военачальник, Герой Советского Союза, генерал армии.





Биография

Происхождение

Родился 6 октября (по старому стилю 23 сентября) 1909 года в селе Жуковцы Киевской губернии (ныне в составе Обуховского района Киевской области Украины). Из крестьянской семьи. Украинец.

Довоенная служба

В 1927 году призван в Красную Армию[1]. Окончил Киевскую пехотную школу в 1930 году. Член ВКП(б)/КПСС с 1929 года. По окончании школы с 1930 года командовал стрелковым взводом. Затем вновь был послан на учёбу, на Московские бронетанковые курсы усовершенствования комсостава, окончил их в 1932 году. Затем командовал танковым взводом. С 1937 года — командир танковой роты, танкового батальона, 7-й бронетанковой бригады в частях Красной Армии, дислоцированных на территории Монгольской Народной Республики.

С августа 1940 года — командир 8-го отдельного мотоциклетного полка[1] Забайкальского военного округа. Затем полк был переброшен в Белоруссию, включен в состав 20-го механизированного корпуса Западного Особого военного округа.

Начало Великой Отечественной войны

В боях Великой Отечественной войны майор Белик с июня 1941 года. Воевал на Западном, Юго-Западном, Брянском фронтах, участвовал в обороне Шепетовки, в Смоленском сражении, в битве за Москву[1].

Подвиг

В составе 5-й танковой армии Юго-Западного фронта прославился в ходе операции по разгрому немецких войск под Сталинградом. 8-й отдельный мотоциклетный полк был введён в прорыв в первый день советского наступления под Сталинградом, имея приказ уничтожать штабы, связь, обозы и подходящие резервы противника. Для выполнения этой задачи полк был усилен ротой танков Т-34 и истребительно-противотанковым полком. В течение 8 суток (с 19 по 28 ноября) полк находился в глубоких тылах врага, в полном отрыве от основных частей фронта. За эти дни были уничтожены 3 полковых штаба румынского 5-го армейского корпуса, разгромлено несколько колонн вражеских войск, убито до 800 и взято в плен 1100 солдат и офицеров противника, уничтожено 7 складов с боеприпасами и продовольствием, 247 автомашин, 470 повозок, 14 танков, 16 самоходных пушек, 11 самолётов, 15 противотанковых орудий, подорвано полотно железной дороги и линия связи на перегоне СталинградЛихая. В Обливском районе Ростовской области полк атаковал аэродром врага и уничтожил на нём 9 самолетов, на станции взорвано 6 вагонов с боеприпасами. Кроме того, полк освободил из плена 850 человек и сформировал 8 партизанских отрядов численностью по 30-50 человек. Своими действиями полк способствовал разгрому противника и внесению в его ряды паники и смятения. Собственные потери составили 26 человек и 3 мотоцикла. Подполковник Белик в рейде умело командовал полком, проявлял чудеса мужества и геройства. На девятые сутки полк соединился с наступавшими частями фронта. За этот рейд подполковнику П. А. Белику было присвоено звание Героя Советского Союза.

Завершающие годы войны

В течение всего 1943 года продолжал командовать полком на Юго-Западном фронте. Участвовал в зимне-весенних наступательных и оборонительных сражениях в районе Харькова, в летнем неудачном наступлении войск фронта под Изюмом, в битве за Днепр. Окончил краткосрочные Высшие академические курсы при Военной академии бронетанковых войск РККА в 1944 году, вернулся в свой полк, который к тому времени воевал уже на 3-м Белорусском фронте. С марта 1945 года — командир 2-й отдельной гвардейской танковой бригады в составе войск 31-й армии того же фронта, участвовал в Восточно-Прусской наступательной операции[1].

Послевоенная служба

После войны бригада была переформирована в танковый полк и Белик оставлен его командиром. Таким образом, после войны он оказался в той же должности командира полка, в которой её и начинал. Впрочем, это было временное явление, поскольку грамотный и опытный командир был в числе перспективных. Вскоре он стал командиром механизированной дивизии, а позднее — стрелкового корпуса. Дважды, в 1953 и в 1969 годах окончил Высшие академические курсы при Военной академии Генерального штаба. С февраля 1958 года командовал общевойсковой армией в Ленинградском военном округе. С мая 1960 года по август 1961 года и с апреля 1962 по август 1966 года — заместитель и первый заместитель Главнокомандующего Группы советских войск в Германии. Генерал-лейтенант (18.02.1958).

С 1966 года 13 лет был командующим войсками Забайкальского военного округа. Этот округ считался в СССР одним из важнейших, поскольку прикрывал границу с Китаем, а отношения между двумя странами в тот период были крайне напряжёнными. Неоднократно происходили вооружённые конфликты на границе с человеческими жертвами, а количество более мелких инцидентов исчислялось сотнями ежегодно. На территории округа тогда было построено несколько глубокоэшелонированных рубежей обороны на случай полномасштабной войны, части округа находились в высокой степени боевой готовности. Генерал-полковник (24.02.1967). Воинское звание «генерал армии» присвоено П. А. Белику указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1969 года.

В 1971—1980 годах — член Центральной ревизионной комиссии КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 8-го и 9-го созывов (1970—1979 гг.)[1].

С 1979 года — военный инспектор-советник Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Жил в Москве, где и скончался 12 июня 1980 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Многие советские военачальники, в частности маршал Д. Язов и генерал армии В. Варенников, очень высоко отзывались о профессиональных и человеческих качествах генерала П. Белика.

Память

  • Имя П. А. Белика выбито на стеле на Аллее Героев в Волгограде.
  • Почётный гражданин городов Чита и Улан-Удэ.
  • В Чите именем П. А. Белика названы улица и школа, на здании штаба военного округа установлена мемориальная доска в его честь.
  • Отмечалось 100-летие со дня Рождения П. А. Белика.[2]

Награды

См. также

Напишите отзыв о статье "Белик, Пётр Алексеевич"

Литература

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 А — Бюро военных комиссаров / [под общ. ред. А. А. Гречко]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1976. — С. 425. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 1).</span>
  2. [chita.rfn.ru/region/rnews.html?id=4222&rid=973 Исполнилось сто лет со Дня рождения Петра Белика]
  3. </ol>

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1072 Белик, Пётр Алексеевич]. Сайт «Герои Страны».

  • Белик Петр Алексеевич — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [dspl.ru/files/el_res/milash_2010/2010txt/news/Geroi_Podvigi.pdf ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, УДОСТОЕННЫЕ ЗВАНИЯ ЗА ПОДВИГИ НА ДОНУ]

Отрывок, характеризующий Белик, Пётр Алексеевич

– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.