Голицын, Михаил Михайлович (генерал-адмирал)

Михаил Михайлович Голицын<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">В мундире генерал-адмирала русского флота</td></tr>
Президент Адмиралтейств-коллегии
1750 — 1762
Предшественник:	Николай Фёдорович Головин
Преемник:	цесаревич Павел Петрович
Вероисповедание:	православие
Рождение:	1 ноября 1684(1684-11-01)
Смерть:	25 марта 1764(1764-03-25) (79 лет)
Род:	Голицыны
Военная служба
Годы службы:	1717—1762
Принадлежность:
Род войск:	флот
Звание:	генерал-адмирал
Награды:

Князь Михаи́л Миха́йлович Голи́цын-младший (1 ноября (11 ноября) 1684 — 25 мая (5 июня) 1764, Москва) — русский государственный и военный деятель, дипломат, президент Адмиралтейств-коллегии (1750—1762), генерал-адмирал (1756), инициатор возведения Никольского морского собора. Принадлежал к четвёртой ветви рода Голицыных (Михайловичи).

Биография

Происхождение

Младший сын боярина князя Михаила Андреевича Голицына (1639—1687) от брака его с Прасковьей Никитичной Кафтырёвой (1645—1715). В молодости находился в тени старших братьев — Дмитрия, одного из верховников, и Михаила-старшего, генерал-фельдмаршала. При разделе родительских владений получил подмосковное село Яковлевское.

Карьера во флоте

Князь Михаил Михайлович был определен на морскую службу в 1703 году на государевом смотре. С 1708 года обучался морскому делу в Нидерландах и Великобритании. Сохранились его письма к родственникам с просьбой заменить морскую науку на любую сухопутную:

Житие пришло мне самое бедственное и трудное. Hаука определена самая премудрая: хотя мне все дни живота своего на той науке положить, а не принять будет; не зная языка, не научиться науке. А про меня вы сами знаете, что кроме природного языка никакого не могу знать, да и лета мои уже ушли от науки, а паче всего в том моя тягость, что на море мне быть невозможно, из-за того, что весьма качает.

Вернулся в Россию в 1717 году. В патенте князя значилось, что «князь Михайло меньшой княж Михаиле сын Голицын имел практику: 1-е, в 1709 году ходил к городу Архангельску на голландском корабле и обратно; 2-е, был в Остзее в голландской службе; 3-е, плавал в Архангельск и обратно; 4-е, был в Испанском и Медиторанском море до Венеции; 5-е, ходил в Архангельск и прибыл в 1711 году обратно в Голландию…». Петр I лично проверил полученные знания князя, «отметил их зело похвально» и пожаловал его чином унтер-лейтенанта. С 1717 года участвовал в Северной войне 1700—1721. Командуя отрядом галер, отличился в сражении при Гренгаме (1720). С 1726 году советник Адмиралтейств-коллегии, капитан-командор. С 1728 года — тайный советник и сенатор. В 1727 году назначен президентом Юстиц-коллегии.

Брат князя Михаила, фельдмаршал князь Михаил Михайлович Старший, являясь членом Верховного тайного совета участвовал в событиях, связанных с воцарением императрицы Анны Иоанновны и Кондициями. Когда императрица Анна, отказавшись от Кондиций, приняла на себя самодержавную власть и распустила Верховный тайный совет, в высшем обществе ожидали скорого падения Голицыных, но этого не произошло. Наоборот, князь Михаил Старший был приближен ко двору. Инициаторами этого были сам фельдмаршал, просивший прощения у императрицы, граф Эрнст Бирон и влиятельный в это время клан Лёвенвольде. В 1732 году Анна Иоанновна возвращает князя Михаила Младшего на флот с чином вице-адмирала. В ноябре 1732 года Правительствующий Сенат и Воинская морская комиссия представили императрице кандидатов на руководящие должности в Адмиралтейств-коллегии. На должность генерал-кригскомиссара флота были представлены кандидатуры контр-адмирала Василия Дмитриева-Мамонова и статского советника Вадковского, но императрица Анна отклонила эти кандидатуры и назначила генерал-кригскомиссаром князя Михаила Михайловича. В 1737—40 князь наблюдал за постройкой флота в Брянске, а затем в Таврове, но без особого эффекта, после чего был уволен с морской службы. В 1740—41 губернаторствовал в Астрахани.

Руководство флотом

Взойдя на престол в 1741 году, Елизавета Петровна вспомнила про престарелого и больного соратника своего отца и вернула его в Сенат. В 1745 году он был произведен в действительные тайные советники. В 1745—1748 годах возглавлял посольство к персидскому шаху, откуда привёз и стал разводить в своих оранжереях первые в России персики. С 1746 года — адмирал. В 1743 году удостоен ордена св. Александра Невского, в 1746 — ордена св. Андрея Первозванного.

С 1748 года — командующий русским флотом. С 1750 года — президент Адмиралтейств-коллегии. С декабря 1752 по май 1754 — главноначальствующий в Санкт-Петербурге. Иностранные дипломаты описывали Голицына как человека инертного и не особо умного, но наделённого здравым смыслом и душевным благородством. Он не смог разобраться в глубинных причинах упадка флота, но зато развернул масштабные работы по строительству каналов в Кронштадте и Петербурге. При нем архитектор флота Савва Чевакинский возвёл Никольский морской собор.

Молодого и деятельного императора Петра III раздражала физическая немощь Михайла Михайловича, и тот удалился на покой. Екатерина II поначалу вернула его в военно-морское ведомство и в сенат, но на Рождество того же 1762 года отправила в отставку «за дряхлостью». Через два года он скончался в своём московском доме.

Похоронен в Китай-городе, в Богоявленском монастыре. Изящное надгробие его, выполненное по рисунку французского скульптора, считалось достопримечательностью нижней церкви Богоявленского собора. В 1930 г. памятник зашили досками, а ещё через пять лет перевезли в Михайловскую церковь Донского монастыря, где он оставался до начала 1990-х годов. Согласно воспоминаниям, «ещё до перевозки пропали корона, венчавшая портрет князя, и гирлянда зеленого мрамора, а портретный рельеф, тонкой работы, сохранился лишь потому, что возчики накрыли им груды лома на возу, где он и был найден».

Семья

Был женат дважды и имел пять сыновей и трёх дочерей:

1. жена Мария Дмитриевна Головина (ум. 1721), брак был бездетный.
2. жена с 22 января 1722 года Татьяна Кирилловна Нарышкина (1704—1757), дочь московского губернатора Кирилла Алексеевича Нарышкина и княжны Анастасии Яковлевны Мышецкой. Похоронена в Александро-Невской лавре.
   • Александр Михайлович (1723—1807), вице-канцлер и обер-камергер.
   • Екатерина Михайловна (1725—1744)
   • Сергей Михайлович (1727—1806), тайный советник.
   • Анастасия Михайловна (1728—1779), с 1758 года замужем за гвардии майором Николаем Артемьевичем Загряжским (1729—1788), сыном генерал-аншефа А. Г. Загряжского и княжны А. Б. Барятинской. Брак был бездетный.
   • Елизавета Михайловна (1730—1795)
   • Михаил Михайлович (1731—1804), генерал-майор, действительный камергер. Женат на баронессе Анне Александровне Строгановой (1739—1816), в приданое она принесла усадьбу Кузьминки, имели 10 детей.
   • Дмитрий Михайлович (1735—1771), полковник, похоронен в Донском монастыре.
   • Пётр Михайлович (1738—1775), генерал-поручик, убит на дуэли П. А. Шепелёвым.

Предки

Голицын, Михаил Михайлович (генерал-адмирал) — предки

Иван Юрьевич Голицын               Андрей Иванович Голицын                       Андрей Андреевич Голицын                             Михаил Андреевич Голицын                                   Григорий Степанович Пильемов-Сабуров               Юрий Григорьевич Пильемов-Сабуров                       Евфимия Юрьевна Пильемова-Сабурова                             Михаил Михайлович Голицын                                         Никита Кафтырёв                             Прасковья Никитична Кафтырёва                                 </center>

• Портреты детей
• Alexander MikhaylovichGolitsyn by Rotari.jpg

  Александр Михайлович
• Ivan Argunov 17.jpeg

  Сергей Михайлович
• Anastasia Zagryazhskay by Rokotov (GRM).jpg

  Анастасия Михайловна
• Golitsyn Johann Bardou.jpg

  Михаил Михайлович
• Dmitry Golitsyn.PNG

  Дмитрий Михайлович
• Le Prince Pierre Mikhailowitch Golitzyne.jpg

  Пётр Михайлович

См. также

• Фонарный переулок (Санкт-Петербург) — с 1739 по 1775 годы назывался Голицын переулок, по фамилии домовладельца князя Михаила Голицына.

Отрывок, характеризующий Голицын, Михаил Михайлович (генерал-адмирал)

– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.