Симодский трактат

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В Викитеке есть тексты по теме
Симодский трактат

Симодский договор между Россией и Японией или Симодский трактат (яп. 日露和親条約 Нити-ро васин дзё:яку, «Японско-российский договор о дружбе») — первое дипломатическое соглашение между Россией и Японией. Было подписано вице-адмиралом Е. В. Путятиным и Тосиакирой Кавадзи 7 февраля (26 января по старому стилю) 1855 года.

Состояло из 9-ти статей. Главной идеей договора было установление «постоянного мира и искренней дружбы между Россией и Японией». Для русских в Японии вводилась, по существу, консульская юрисдикция. Курильские острова к северу от острова Итуруп объявлялись владениями России, в свою очередь Япония получила острова Кунашир, Итуруп, Шикотан и Хабомаи, а Сахалин продолжал оставаться как совместное, нераздельное владение двух стран.

Для русских кораблей были открыты также порты Симода, Хакодатэ, Нагасаки. Россия получала режим наибольшего благоприятствования в торговле и право открыть консульства в указанных портах.

Положение о совместном владении Сахалином было более выгодно для России, продолжавшей активную колонизацию Сахалина (Япония в то время не имела такой возможности из-за отсутствия флота). Позже Япония начала усиленно заселять территорию острова и вопрос о нём начал приобретать все более острый и спорный характер. Противоречия сторон были разрешены в 1875 году с подписанием Санкт-Петербургского договора, согласно которому Россия уступала Японии все Курильские острова в обмен на полноправное владение Сахалином.

Дата подписания Симодского трактата с 1981 года отмечается в Японии как «День северных территорий».

В 1997 году в Японии был снят мультфильм Bakumatsu no Spasibo, получивший в русском прокате название «Трудная дружба». Кассета с записью фильма в 1997 году была вручена во время встречи «без галстуков» в Красноярске президенту Российской Федерации Борису Ельцину премьер-министром Японии Рютаро Хасимото. В мультфильме в сжатой форме отображена история заключения Симодского трактата.



Источники

  • Сысоева Е. А. [search.rsl.ru/ru/catalog/record/2633057 Сахалин и Курильские острова в русско-японских отношениях 1855—1875 гг. : От Симодского трактата до Петербургского договора] : диссертация … кандидата исторических наук : 07.00.03. — Владимир, 2004. — 217 с.
  • Ключников Ю. В., Сабанин А. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. Ч. 1. С. 168—169.
  • Внешняя политика Японии. История и современность : учебное пособие / [Виноградов К. Г. и др. ; отв. ред. Э. В. Молодякова] ; Российская акад. наук, Ин-т востоковедения, Ассоц. японоведов. — Москва : Вост. лит., 2008. — 317 с.

См. также

Напишите отзыв о статье "Симодский трактат"

Отрывок, характеризующий Симодский трактат


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.