inode

В информатике inode (произносится а́йнод или ино́д), индексный дескриптор — это структура данных в традиционных для ОС UNIX файловых системах (ФС), таких как UFS. В этой структуре хранится метаинформация о стандартных файлах, каталогах или других объектах файловой системы, кроме непосредственно данных и имени.

Подробности

При создании файловой системы создаются также и структуры данных, содержащие информацию о файлах. Каждый файл имеет свой индексный дескриптор, идентифицируемый по уникальному номеру (часто называемому 'i-номером' или 'инодом'), в файловой системе, в которой располагается сам файл.

Индексные дескрипторы хранят информацию о файлах, такую как принадлежность владельцу (пользователю и группе), режим доступа (чтение, запись, запуск на выполнение) и тип файла. Существует определенное число индексных дескрипторов, которое указывает максимальное количество файлов, допускаемое определенной файловой системой. Обычно, при создании файловой системы примерно 1 % её объёма выделяется под индексные дескрипторы.

Термин индексный дескриптор обычно указывает на иноды блочных устройств, управляющие постоянными файлами, каталогами и, по возможности, символьными ссылками. Подобная концепция играет важную роль при восстановлении поврежденных файловых систем.

• Номер индексного дескриптора заносится в таблицу индексных дескрипторов в определенном месте устройства; по номеру индексного дескриптора ядро системы может считать содержимое инода, включая указатели данных и прочий контекст файла.
• Номер индексного дескриптора файла можно посмотреть используя команду ls -i, а команда ls -l покажет информацию, хранящуюся в индексном дескрипторе.
• Файловые системы, не относящиеся к традиционным ФС UNIX, такие как ReiserFS, могут обходиться без таблицы индексных дескрипторов, но должны хранить аналогичную информацию схожим способом, обеспечивающим эквивалентную функциональность. Такие данные могут называться статистической информацией, по аналогии со stat — системным вызовом, поставляющим информацию программам.

Имена файлов и содержимое каталогов:

• индексные дескрипторы не хранят имена файлов, только информацию об их содержимом;
• каталоги в Unix являются списками 'ссылочных' структур, каждая из которых содержит одно имя файла и один номер индексного дескриптора;
• ядро должно просматривать каталог в поисках имени файла, затем конвертировать это имя в соответствующий номер индексного дескриптора, в случае успеха;
• содержимое файлов располагается в блоках данных, на которые ссылаются индексные дескрипторы.

Представление ядром этих данных в памяти называется struct inode (структурным инодом) (в ОС Linux). В BSD системах используется термин vnode, буква v в котором указывает на виртуальную файловую систему уровня ядра.

Описание индексного дескриптора в POSIX

Стандарты POSIX описывают поведение файловой системы как потомка традиционных файловых систем UNIX — UFS. Регулярные файлы должны иметь следующие атрибуты:

• длина файла в байтах;
• идентификатор (ID) устройства (это идентифицирует устройство, содержащее файл);
• ID пользователя, являющегося владельцем файла;
• ID группы файла;
• режим файла, определяющий какие пользователи могут считывать, записывать и запускать файл;
• Timestamp указывает дату последнего изменения инода (ctime, change time), последней модификации содержимого файла (mtime, modification time), и последнего доступа (atime, access time);
• счетчик ссылок указывают количество жестких ссылок, указывающих на индексный дескриптор;
• указатели на блоки диска, хранящие содержимое файла (подробнее...).

Системный вызов stat считывает номер индексного дескриптора файла и некоторую информацию из него.

Этимология inode

Что в названии «и-нод» обозначает «и» — неизвестно. В ответ на вопрос об этом один из создателей Unix Деннис Ритчи ответил:

Честно говоря, я тоже не знаю. Это был всего лишь термин, который мы начали использовать. Из-за немного необычной структуры файловой системы, при которой информация о доступе к файлам хранится в виде плоского (двумерного) массива на диске, отдельно от всей информации об иерархии каталогов, лучшее, что я могу предположить (для «и») — это «индекс». Таким образом, и-номер являлся индексом в этом массиве, и-нод — выбираемым элементом массива. (Приставка «и-» использовалась в первой версии руководства; со временем дефис перестали употреблять).

Оригинальный текст (англ.)  

In truth, I don't know either. It was just a term that we started to use. "Index" is my best guess, because of the slightly unusual file system structure that stored the access information of files as a flat array on the disk, with all the hierarchical directory information living aside from this. Thus the the i-number is an index in this array, the i-node is the selected element of the array. (The "i-" notation was used in the 1st edition manual; its hyphen became gradually dropped).

— [lkml.indiana.edu/hypermail/linux/kernel/0207.2/1182.html What does the "i" in inode stand for? Dennis Ritchie doesn't know either.]. Проверено 3 августа 2010. [www.webcitation.org/619jSqQWH Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].

То есть index node (индексный узел, элемент) → index-node → i-node → inode — постепенное укорочение и слияние словосочетания index node. По другим версиям, начальная буква i в i-node может происходить, в том числе, от слов information (информация), incore, indirection.

Значение

Файловые системы, использующие индексные дескрипторы, имеют несколько неочевидных особенностей:

• Если несколько имен указывают на один и тот же индексный дескриптор (жёсткие ссылки), то все имена считаются эквивалентными. Первое созданное имя никаким особым положением не обладает. Это отличается от поведения похожих символьных ссылок, которые зависят от первоначального имени.
• Индексный дескриптор может совсем не иметь ссылок. Обычно такой файл должен быть удален с диска (именно поэтому программы типа undelete в Unix не позволяют установить точное имя удалённого файла), а его ресурсы должны освободиться (это нормальный процесс удаления файла), но если какие-либо процессы ещё не закрыли файл, то они могут удерживать доступ к нему, а файл будет окончательно удален только после того, как будет закрыто последнее обращение к нему. Это относится и к исполняемым копиям, которые удерживаются открытыми процессами, их выполняющими. По этой причине при обновлении программы рекомендуется удалять старую копию и создавать новый индексный дескриптор для обновленной версии, чтобы никакие экземпляры старой версии не продолжали выполняться.
• Обычно нет возможности сопоставить открытый файл и его имя, по которому он был открыт. Операционная система преобразует имя файла в номер индексного дескриптора при первом же удобном случае, а затем «забывает» про использованное имя файла. Таким образом, функции библиотек getcwd() и getwd() начинают искать в родительском каталоге файл с индексным дескриптором, совпадающим с файлом «.» каталога; затем ищут родительский каталог для текущего, и так далее пока не достигнут «/» каталога. SVR4 и Linux используют дополнительную информацию (поля) в индексных дескрипторах для избежания подобного неудобства.
• Ранее было возможно применять жёсткие ссылки на каталоги. Это делало структуру каталогов ориентированным графом вместо дерева (то есть связного графа с N-1 ребрами и N узлами). Например, каталог имел возможность быть собственным родителем. Современные файловые системы не допускают подобных двусмысленностей, за исключением корневого каталога, который считается собственным родителем.
• Номер индексного дескриптора файла остается неизменным при перемещении файла в другой каталог на том же устройстве или при дефрагментации диска. Поэтому перемещения или каталога, содержащего файл, или его содержимого (или и того и другого вместе) недостаточно для предотвращения доступа к нему из уже запущенного процесса, если у процесса есть возможность вычислить номер индексного дескриптора. Это также обусловливает то, что полностью управляемое поведение индексных дескрипторов невозможно реализовать на множестве файловых систем, не произошедших от стандартной файловой системы UNIX, таких как FAT и его преемников, которые не имеют возможности хранить подобную постоянную 'неизменность', когда каталог файла и его содержимое перемещается.

Практическое применение

Множество программ, используемых системными администраторами в операционной системе (ОС) UNIX, часто используют номера индексных дескрипторов для обозначения файлов. Популярная встроенная программа проверки жестких дисков fsck или команда pfiles могут послужить в данном случае примерами, так как у них есть необходимость естественным образом конвертировать номера индексных дескрипторов в пути файлов и обратно. Это может быть дополнено использованием программы поиска файлов find с ключом -inum или командой ls с соответствующим ключом (которым на большинстве платформ является -i).

Иноды могут 'закончиться'. В этом случае нельзя записать информацию на устройство, даже если там достаточно свободного места.

Проблема Y2038

Некоторые файловые системы, основанные на индексных дескрипторах, защищены от проблемы Y2038 (известной как Unix time) с учетом предотвращения 'переполнения' даты, но далеко не все такие файловые системы защищены от подобных проблем. При настройке сервера отказ от использования подобных POSIX-несовместимых файловых систем становится более важным. Последняя версия POSIX поддерживает системное время и вызовы даты, устойчивые к проблеме Y2038.

См. также

• Идентификатор

Литература

• [web.archive.org/web/20080207080004/www.cse.unsw.edu.au/~neilb/oss/linux-commentary/vfs-7.html 7. Inodes and Operations] (англ.) (11.1999). — Уровень виртуальной файловой системы Linux: Иноды и Действия — Иноды в Linux. Проверено 3 августа 2010.
• Робачевский А. Н., Немнюгин С. А., Стесик О. Л. Индексные дескрипторы / Базовая файловая система System V / Глава 4. Файловая система // Операционная система UNIX. — 2-е изд. — СПб.: БХВ-Петербург, 2008. — С. 334-. — 656 с. — ISBN 978-5-94157-538-1.

Отрывок, характеризующий Inode

После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.