Аграфа (район)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аграфа (район)Аграфа (район)

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>


Аграфа
греч. Άγραφα
Аграфа в районе нома Трикала
39°08′23″ с. ш. 21°38′58″ в. д. / 39.13972° с. ш. 21.64944° в. д. / 39.13972; 21.64944 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.13972&mlon=21.64944&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 39°08′23″ с. ш. 21°38′58″ в. д. / 39.13972° с. ш. 21.64944° в. д. / 39.13972; 21.64944 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.13972&mlon=21.64944&zoom=9 (O)] (Я)
СтранаГреция Греция
Высшая точка2184 м Кара́ва
Аграфа

А́графа (греч. Άγραφα) — горный район и историческая область в материковой Греции. Охватывает территорию номов Эвритания и Кардица. Является южной частью горной системы Пинд. Существует также муниципалитет с тем же именем, но он охватывает лишь небольшую часть области.





Описание

Область Аграфы славится своей полной автономией в течение всех 400 лет турецкой оккупации Греции. Слово «аграфа» буквально переводится как «неописанный», потому что турки оказались неспособны покорить эту область и её население не было зарегистрировано в налоговом регистре султана. В результате местное население, как правило, вело экономическую деятельность без влияния Османской империи[1].

История

Аграфа была заселена примерно 2500 лет назад. В центральной части области находится долина реки Аграфиотис, окружённая с трех сторон крутыми стенами 2000-метровых гор, а в его южной части река течёт через ряд узких и часто непроходимых ущелий в искусственное озеро Кремаста. Другая крупная река Аграфы, Тавропос (Мегдовас), питает озеро Пластира).

Большинство из лесов Аграфы находились во владении греческих православных монастырей на протяжении многих сотен лет и в течение турецкой владычества на Балканах. В 1600 г. Дионисий Философ, бывший тогда епископом города Трикала, возглавил восстание греческого населения против турок базируясь в Аграфа.

Аграфа был центром грамотности в течение 400 лет господства турок. Поскольку турки запретили населению образование на родном языке, из поколение в поколение обучение чтению и письму проходило в тайных школах на территории монастырей. В отличие от большинства греков, многие аграфиоты могут проследить историю своей семьи на много поколений назад, так как они могли свободно читать, писать и записывать сведения о рождении, крестинах и смерти.

В 20-м веке многие аграфиоты покинули свои деревни и поселились в крупных городах Греции, а также в Соединенных Штатах, Канаде, Австралии и Германии, стремясь вырваться из крайней нищеты, которая когда-то была бичом этой местности. Миграция из области впервые началась в 1920-х годах и почти прекратились в 1970-х годах.

Исторически занятием большинства населения Аграфы было садоводство, пастушество и текстильное производство. Большинство из традиционных сельскохозяйственных культур Аграфы могут выжить на бедной почве и при холодной погоде. Бобы, выращенные в Аграфе считаются исключительными по вкусу и качеству. До сих пор приносит хороший доход продажа древесины из лесов, приобретенных у православных монастырей.

Новая эпоха для Аграфы началась в 50-х годах ΧΧ века. По предложению премьер-министра Греции Николаоса Пластираса, уроженца этих мест, здесь была построено искусственное озеро Пластира. Аграфа, первоначально один из беднейших и наиболее изолированных регионов Греции, быстро становится туристическим центром.

Фотографии

Напишите отзыв о статье "Аграфа (район)"

Примечания

  1. Paul D. Hellander. Greece. — Lonely Planet, 2006. — P. 248. — ISBN 1-74059-750-8.

Литература

  • Alexakis, Christoforos . Literacy at the Agrafa Region during the Turkish Occupation. Athens, 2001.

Отрывок, характеризующий Аграфа (район)

Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.