Адлерсхоф (платформа)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 52°26′05″ с. ш. 13°32′29″ в. д. / 52.43472° с. ш. 13.54139° в. д. / 52.43472; 13.54139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.43472&mlon=13.54139&zoom=16 (O)] (Я)
Платформа Адлерсхоф
Adlershof
платформа в 2007 году
Дата открытия:

8 января 1894 года

Прежние названия:

Адлерсхоф-Альтглинике (с 1901 по 1935 либо 1937 годы)

Тип:

остановочный пункт городской электрички

Количество платформ:

1

Количество путей:

2

Тип платформы:

островная

Расположение:

Берлин, округ Трептов-Кёпеник, район Адлерсхоф

Тарифная зона:

B

Платформа Адлерсхоф на Викискладе</td></tr>

</table> Адлерсхоф (нем. Adlershof) — остановочный пункт Берлинской городской электрички. Расположен в районе Берлина Адлерсхоф в округе Трептов-Кёпеник.



История

Остановочный пункт был открыта 8 января 1894 года в составе железной дороги Берлин-Горлиц (англ.).

В 1901 году платформа была переименована в Адлерсхоф-Альтглинике (нем. Adlershof-Alt-Glienicke).

В 1928 году пути у остановочного пункта были электрифицированы, 6 ноября из Адлерсхофа отправилась первая электричка.

1 января 1935 либо 1937 года платформе было возвращено название Адлерсхоф.

В 20062010 годах были проведены существенные работы по реконструкции пассажирской платформы, в частности, длина моста над шоссе Рудовер (нем. Rudower Chaussee) была увеличена с 36 до 54 метров, что должно позволить останавливаться трамваям и автобусам прямо под платформой.

Использование

На платформе останавливаются поезда линий городской электрички S8, S85, S9, S45 и S46.


Напишите отзыв о статье "Адлерсхоф (платформа)"

Примечания

Отрывок, характеризующий Адлерсхоф (платформа)

– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.