Акатовка

Акатовка
Координаты	48°53′51″ с. ш. 44°40′08″ в. д.48.89750° с. ш. 44.66889° в. д. / 48.89750; 44.66889
Основан	1825
Современное расположение	Россия, Волгоградская область, Городищенский район
Показать/скрыть карты Акатовка Акатовка

Акатовка — населённый пункт в Городищенском районе Волгоградской области.

XIX век

Деревня Акатовка была основана в 1825 году переселенцами из сёл и деревень Парякино, Куксиково, Батраково и Акатовка Егорьевского уезда Рязанской губернии. Переселенцы получили по 15 десятин на человека и до 1860-х годов числились государственными крестьянами. Основателем деревни был выходец из деревни Акатовка Рязанской губернии Семён Волков. Впоследствии многие жители села носили фамилии по имени населённых пунктов выходцами из которых они были.

Акатовка располагалось в 25 верстах севернее Царицына, в 25 верстах южнее Дубовки, в 6—8 верстах от Пичуги и в 2 верстах севернее деревни Виновки.

В 1858 году в деревне проживало 117 человек (53 мужчины и 64 женщины).

В 1862 году в деревни было 15 дворов, в которых проживало 104 человека (51 мужчина и 53 женщины), и 2 мельницы.

В 1882 году по сведениям Саратовской Губернской Земской Управы в деревне Акатовка проживало 154 человека (76 мужчин и 78 женщин) в 29 дворах. Во владении жителей находились: 23 лошади, 74 быка, 51 корова, 17 нетелей, 45 телят, 191 овца, 12 свиней и одна коза.

В 1890 году здесь в 32 дворах проживало 238 человек (118 мужчин и 120 женщин).

В 1894 году уже проживало 246 человек (122 мужчины и 124 женщины), которые владели 602 десятин земли в двух участках. Причём больший участок (470 десятин) находился рядом с селом, а меньший (132 десятины) находился рядом с селом Городище (в 25 верстах) — там планировали построить хутор. Одновременно, совместно с посадом Пичуга акатовцы владели Бобровым островом на Волге.

Дома в деревне были выстроены вдоль Волги в один ряд и построены из дерева. В Акатовке была винная лавка, которая особенно хорошо торговала зимой, когда по волге проходил санный путь Дубовка — Царицын. Из-за малости деревни в ней был лишь деревенский староста, но деревенского писаря не было и весь деревенский документооборот вёлся в Ерзовском волостном правлении.

Литература

• Минхъ А. Н. Историко-географическiй словарь Саратовской губернiи. Томъ I. Выпускъ 1. Лит. А. — Г. Южные уѣзды: Камышинскiй и Царицынскiй. — Саратовъ: Типографiя Губернскаго Земства. — С. 7—9. — 207 (1 — 207) с.

Отрывок, характеризующий Акатовка

– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.