Аксенфельд, Израиль

Израиль Аксенфельд

идиш ‏יסראָל אַקס(ע)נפֿעלד‏‎

Израиль Аксенфельд (1787‒1866) — еврейский писатель, один из первых бытописателей русского еврейства.

Биография

Родился в Подольской губернии. Юность провел в хасидской среде и был одним из преданных адептов брацлавского цадика реб-Нахмана, известного в хасидской литературе. Переехав в Одессу, Аксенфельд усиленно занялся самообразованием в духе новой «хаскалы». Впоследствии он стал нотариусом, но весь свой досуг посвящал литературе.

Желая влиять непосредственно живым словом на народные массы, чтобы освободить их от средневековых суеверий и объяснить им пользу и благо просвещения, Аксенфельд один из первых стал писать на языке этой массы — на идише. Он написал свыше 20 пьес, повестей и романов (всего около 300 печ. листов). За недостатком средств у автора, произведения Аксенфельд долго не могли быть напечатаны, и некоторые из них ходили по рукам в рукописных копиях. Лишь в 1862 году в Лейпциге (типография К. В. Фоллрата) появились без подписи автора:

• повесть «Sterntuchl» («Кокошник»), в которой Аксенфельд в мрачных красках рисует продажность и бесчестные проделки разных цадиков и их клевретов;
• пьеса «Der erster jüdischer Rekrut» («Первый еврейский рекрут»), где автор описывает ошеломляющее действие, которое произвел на еврейскую массу устав 1827 г. о рекрутской повинности, в силу которого евреи в России были впервые привлечены к военной службе.

В 1864 году друзья Аксенфельда обратились в «Общество распространения просвещения между евреями» с предложением купить у Аксенфельда все его рукописи за 400 рублей и издать их. Комитет общества отклонил это предложение, ссылаясь на устав, по которому общество могло издавать книги только на русском и древнееврейском языках, а не на жаргоне. В том же году Аксенфельд переехал в Париж.

Лишь после смерти Аксенфельда, Л. Морейнус, которому Аксенфельд завещал свои рукописи, издал в Одессе совместно с М. Бейлинсоном три пьесы: «Mann und Weib, Schwester und Bruder» («Муж и жена, сестра и брат»), пьеса в двух действиях (1867); «Der Oizer, oder die genarrte Welt» («Клад, или одураченный свет»), драматические сцены (1870); «Kabzan-Oischerspiel» («От богатства к нищете»), драма в двух действиях (1870).

Творчество

Пьесы и повести Аксенфельда, носящие преимущественно обличительный характер, представляют значительную ценность, как талантливое изображение еврейского внутреннего быта первых десятилетий XIX века. Не будучи свободны от весьма крупных недостатков в художественном отношении, эти произведения изобилуют правдивыми сценами из еврейского быта, написанными живым, легким, чисто народным языком. Остались в рукописях и, вероятно, погибли:

• «Leib Friedland», роман в 12 частях;
• «Michel der Oiserkes», ром. в 6 частях;
• «Elka die Chwatke», ром. в 6 частях;
• «Die Spiges», ром. в 4 част.;
• «Sefer Chassidim», ром. в двух частях;
• «Berditschewer Jarid»;
• «Mazoth Baken» и пр.

Некоторые произведения Аксенфельда переведены на французский язык его сыном Августом.

Литература

• s:ЕЭБЕ/Аксенфельд, Израиль // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.eleven.co.il/article/10127 Аксенфельд Исраэль] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [feb-web.ru/FEB/LITENC/ENCYCLOP/le1/le1-6561.htm Аксенфельд] // Литературная энциклопедия

В статье использован текст из Литературной энциклопедии 1929—1939, перешедший в общественное достояние, так как он был опубликован анонимно, и имя автора не стало известным до 1 января 1992 года.

Отрывок, характеризующий Аксенфельд, Израиль

Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.