Александрино (усадьба, Смоленская область)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=6701194000 объект № 6701194000]
объект № 6701194000

Усадьба Александрино — имение младшей ветви княжеского рода Лобановых-Ростовских. Располагается в посёлке Александрино в 7 км станции Александрино (в деревне Александрино Новодугинского района).



История усадьбы

Лобановы-Ростовские получили Торбеевскую вотчину генерала Н. Н. Салтыкова, чья дочь Александра вышла замуж за князя Я. И. Лобанова-Ростовского, в 1783 году в качестве приданого. В 5 км от села Торбеево (центр вотчины) для летнего проживания была устроена усадьба, названная по имени её владелицы — Александровское, позже — Александрино. Были построены усадебный дом с флигелями, служебные постройки, оранжерея, разбиты большие регулярный и пейзажный парки с прудами.

В дальнейшем, князь А. Я. Лобанов-Ростовский вместо старых деревянных строений построил двухэтажный каменный усадебный дворец с колоннами и балконом, а также два одноэтажных каменных флигеля. Они вместе с двумя каменными служебными зданиями образовали большой парадный двор с круговой дорогой вокруг расположенного в центре двора газона, обсаженного липами. Были расширены и обновлены регулярный и пейзажный парки с прудами, в последнем устроена сложная система озер и прудов, соединенных протоками и каналами, составляющими своеобразный лабиринт, в котором катались на лодках и охотились на водоплавающую дичь.

Благоустройство усадьбы продолжалось и при его сыне, князе Д. А. Лобанове-Ростовском. К усадебному двору с северной стороны была пристроена водонапорная башня, увенчанная небольшой пожарной каланчой; построен паровой лесопильный завод, подсажены деревья в парке, возобновлены оранжереи. Последним владельцем усадьбы был его единственный сын, князь П. Д. Лобанов-Ростовский. Летом 1917 года он был посажен в сычевскую тюрьму, из которой под конвоем его отправили в Смоленск.

После революции усадьба была национализирована, судьба её ценностей неизвестна (часть их попала в Сычевский уездный музей). Вначале в усадьбе располагалась коммуна, потом школа и другие учреждения. В 1950 году на месте усадьбы устроен Дом отдыха «Александрино», которые в настоящее время не функционирует.

Сохранность

Усадебный архитектурно-парковый корпус конца XIX — начала XX веков сохранился до наших дней. Дворец, оба флигеля, 5 служебных и хозяйственных зданий находятся в удовлетворительном состоянии (два из них — «Дом черкесов» и «Корпус на подклете»). От регулярного парка сохранились отдельные участки аллей и куртины, основными породами которых являются дубы, лиственницы, сосны, липа. Пейзажный парк сильно зарос подлеском. Система прудов и проток обмелела и заросла.

Источники

  • [hist-usadba.narod.ru/links2-6.html Исторические усадьбы России]
  • [www.admin-smolensk.ru/~websprav/history/raion/book/-A-.htm Энциклопедия Смоленской области, часть 2] / Александрино
  • [mirusadeb.ru/usadbi/usadbi-smolenskoy-oblasti/usadba-aleksandrino.html Усадьба Александрино]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Александрино (усадьба, Смоленская область)"

Отрывок, характеризующий Александрино (усадьба, Смоленская область)

– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.