Ангальт-Плёцкау

Ангальт-Плёцкау (нем. Anhalt-Plötzkau) — германское княжество с резиденцией в Плёцкау, существовавшее в 1611—1665 годах под управлением князей Ангальт-Плёцкау из династии Асканиев.

В 1603 году между братьями Ангальтского княжеского дома произошёл раздел наследства. Объединённое при Иоахиме Эрнсте Ангальтское княжество было разделено между его сыновьями, сначала в 1606 году на четыре княжества: Ангальт-Дессау, Ангальт-Бернбург, Ангальт-Кётен и Ангальт-Цербст.

В 1611 году вопреки наследному договору пятый брат Август, поначалу отказавшийся от собственного княжества, выбрав денежную компенсацию, всё-таки получил выделенные из княжества Ангальт-Бернбург плёцкауские владения с сохранением суверенной власти Ангальт-Бернбурга.

В 1623 году княжество Ангальт-Плёцкау по согласованному между братьями договору о защите Ангальта получило собственную армию, состоявшую из поместной конницы и 20 нанятых воинов. Ангальтская конница охраняла дороги и князей в их поездках на соседние территории.

В 1665 году угасла линия Ангальт-Кётен. По наследному договору 1603 года линия Ангальт-Плёцкау наследовала первый же освободившийся трон и таким образом к ней перешло княжество Ангальт-Кётен. Княжество Ангальт-Кётен отошло обратно к Ангальт-Бернбургу и вследствие обмена территориями перешло к княжеству Ангальт-Бернбург-Гарцгероде.

Ссылки

• [www.andat.de/anhalt/anhalt_lin.htm Первые ангальтские линии  (нем.)]
• [www.andat.de/anhalt/anhalt_hau.htm Главные ангальтские линии  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Ангальт-Плёцкау

– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.