Ангел или демон (телесериал, Россия)
Поделись знанием:
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
| Ангел или демон | |
 постер сериала | |
| Жанр | |
|---|---|
| Формат | |
| В ролях |
Анна Андрусенко |
| Страна | |
| Количество сезонов |
2 |
| Количество серий |
40 |
| Производство | |
| Исполнительный продюсер |
Эрнест Нзей, Светлана Грушевская |
| Продюсер |
Вячеслав Муругов, Александр Акопов, Наталия Шнейдерова, Татьяна Беличенко, Владислав Рубин |
| Режиссёр |
Марк Горобец, Стас Иванов |
| Оператор |
Морад Абдель-Фаттах, Игорь Минаков, Сергей Политик |
| Сценарист |
Екатерина Орлова, Александра Смилянская, Инна Запорожченко, Тамара Лисицкая |
| Хронометраж |
~47 |
| Студия | |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах | |
|
[amedia.ru/angel Официальный сайт] | |
А́нгел и́ли де́мон — российский мистический телесериал, созданный компанией «Амедиа» по заказу канала СТС. Является адаптацией одноимённого испанского телесериала. В главной роли — Анна Андрусенко.
Премьера первого сезона сериала состоялась в России 5 апреля 2013 года на канале СТС. Премьерный показ второго сезона состоялся 4 ноября 2013 года на зарубежном кабельном канале СТС International.
Слоган — «На чьей ты стороне?»
Содержание
Сюжет
Раз в сто лет на Земле рождается человек с идеально чистой душой: ангел. И в этот раз им стала обычная московская школьница Маша Аверина. По сюжету Маша встречает Киру — девушку-демона, предложившую Маше убить своих родителей, с которыми главная героиня недавно серьёзно поругалась из-за того, что родители не пустили дочь на вечеринку. Будучи очарованной чарами Киры, Маша всё-таки лишает своих родителей жизни и, испугавшись содеянного, убегает. Маша прячется на подземной парковке, где к ней начинают приставать незнакомые парни, а от них девушку защищает загадочный человек по имени Ян. Он вручает героине волшебную книгу и спрашивает, хочет ли та всё изменить. Маша соглашается и просыпается у себя в комнате. Её родители живы, и, казалось бы, что жизнь налаживается, но теперь Маше, как ангелу, придётся помогать несчастным людям, и в этом ей поможет подаренная книга. Но опасность ещё не была так близка: за Машиной душой охотятся демоны, а во главе них стоит загадочная девочка Агнесса. А вместе с Машей в одном классе учится Дэн Яковлев — демон-обольститель, который должен соблазнить её, но девушка не догадывается об этом.
О проекте
Семнадцатилетняя героиня сериала «Ангел или демон» Маша Аверина, как тысячи её сверстников, искренне полагала, что в мире нет ничего страшнее выпускных экзаменов, но теперь все будет по-другому.
Битва темных и светлых сил за души людей уже началась. Выбор сделать придётся не только Маше Авериной, которая оказалась в эпицентре этой борьбы, но и тебе!
Такая душа, как у Маши, появляется на земле раз в столетие. За 17 лет земной жизни она чудесным образом сохранила ту чистоту, с которой появилась на свет. Маша обладает редчайшей особенностью — её помыслы и поступки чисты от мирской корысти и вообще от какого-либо греха. Это незаметно для окружающих, но прекрасно известно демонам и ангелам, которые начинают борьбу за невинную душу московской школьницы.
Если победят демоны, то Маша станет слугой зла, обладающей редкой силой. Она навечно изменит баланс в пользу темных сил.
Если Маша повернется к ангелам, то её миссией станет борьба со злом на земле, спасение человеческих душ и человеческих жизней.
Впереди Машу ждут испытания и соблазны, жертвы и благодеяния, ненависть и любовь, и, в конце концов, ответ на вопрос — кто же она на самом деле: ангел или демон?
В ролях
| Актёр, актриса | Роль, описание |
|---|---|
| Анна Андрусенко | Мария (Маша) Аверина — 17 лет, ученица выпускного класса гимназии, дочь Елены и Вадима Авериных, сестра Ромы и Саши Авериных, лучшая подруга Кати. Умная, симпатичная девушка из хорошей семьи. Жизнь Маши меняется, когда в её жизни случается неожиданный поворот. Поворот мистический, но чрезвычайно крутой и от этого болезненный: Маша узнает, что она ангел. Её миссия — спасение человеческих душ и жизней. В 11 серии начинает встречаться с Деном, потом они расстаются, а в конце 2 сезона опять начинают встречаться. |
| Ярослав Бойко | Вадим Аверин — муж Елены Авериной, отец Маши и Саши Авериных, художник. |
| Дарья Повереннова | Елена Аверина — жена Вадима Аверина, мать Марии, Романа и Александра Авериных, врач-хирург. Забеременела от демона Мартина, в 40 серии родила ребёнка |
| Максим Казинский | Александр (Саша) Аверин — сын Елены и Вадима Авериных, ученик пятого класса гимназии, младший брат Марии и Романа Авериных, лучший друг Андрея Жаркова. |
| Алексей Комашко | Ян — небесный ангел, наставник Марии Авериной. Возраст неизвестен. В прошлом Ян встречался с Марго и они безумно любили друг друга. Тогда Марго была ангелом. Они встречались много веков, были безумно счастливы и не обращали внимания на послания Книги. Скорее всего, за это время много людских душ пострадало. Потом Ян бросил её, решив временно прекратить их отношения, чтобы вернуться к ангельской миссии. Марго сильно страдала от их разрыва, и появилась маленькая девочка-демон Агнесса, которая переманила её на сторону зла. Ян позже хотел вернуться к Марго, но когда пришёл к ней, то узнал, что за это время её любовь к нему превратилась в ненависть и она стала демоном. В конце второго сезона попадает в плен к Марго. Она запирает его в защитном поле и оставляет под охраной демонов-доберманов Киры. Позже появляется Маша. Уничтожив демонов-доберманов, девушка спасает Яна. |
| Кирилл Запорожский | Даниил (Дэн) Яковлев — 17 лет, ученик выпускного класса гимназии, сын Олега Яковлева, младший брат Анастасии Яковлевой, одноклассник Марии Авериной, демон, ангел с 40 серии. Падший ангел. Его задача — соблазнить Машу, сделать её таким же падшим ангелом, как и он. Но в процессе своей миссии Дэн поддается очарованию Машиной чистоты и искренности и влюбляется в неё. Далее в сериале сливается со светом и расстается с возлюбленной. |
| Сергей Чирков | Феликс — демон-подстрекатель, один из прислуги Агнессы. 300 лет. Феликс — коварный интриган и подлый шут. Он способен довести свою жертву до отчаяния, а потом с наслаждением глумиться над её положением. |
| Татьяна Федоровская | Марго обладает яркой внешностью сексуальной интеллектуалки.300 лет.
С появлением Маши она решает во что бы то ни стало завладеть её душой. Убила саму себя мечом в 23 серии. В конце 26 серии вернулась из Ада. |
| Анфиса Вистингаузен | Агнесса — 600 лет. Самый сильный, жестокий и коварный демон. Её прошлое покрыто мраком. Тем сильнее она разит своих врагов и обычных людей, что скрывается все это в обличье девочки — школьницы. Даже дерзкий на язык Феликс предпочитает держать рот на замке и почти не шутит в её присутствии. Но больше всех Агнессу боится Кира — самая молодая и неопытная демоница. Демон Агнесса любит манипулировать людьми, наверное, поэтому её любимое развлечение — нашёптывать людям в метро на ухо, чтобы они бросились под поезд или кинули кого-нибудь другого. Когда Маша становится ангелом, Агнесса все свои силы и силы своих приспешников на то, чтобы очернить девушку. Она же давит и на Дэна, которому уготовано по её воле совратить Машу. Хорошо играет в шахматы и на пианино. После возвращения Марго теряет власть в лиге демонов. В конце после её поражения возвращает. |
| Анастасия Стежко | Кира — демон в группе Агнессы, которой служат два добермана. 150 лет. Безжалостно наказывает непокорных. Низший «чин» в демонской группе Агнессы. Беспринципна и безнравственна даже для демона. |
| Анна Скиданова | Елизавета (Лиза) — сестра-близнец Алисы, выпускница гимназии, где учится Мария Аверина и её одноклассники, на 2 года их старше, бывшая девушка Даниила Яковлева. Лиза случайно убита Егором Нежиным в 8 серии.
Алиса — сестра-близнец Елизаветы. После отъезда заграницу не общалась с Лизой и не успела на её похороны. Встречалась с Деном. Алиса работает инструктором в спортзале. Она стремится отомстить Егору Нежину за убийство Лизы. Садится в тюрьму за то, что переехала Зою. 23 года. |
| Евгений Токарев | Егор Нежин — гот, ученик выпускного класса гимназии, лучший друг Зои Румянцевой. Был безответно влюблён в Елизавету. Случайно убил её в 8 серии вместо Даниила Яковлева, которого ненавидел из-за ревности. Сейчас Егор находится в колонии. в тюрьме будет сидеть 10 лет. |
| Валерия Бурдужа | Екатерина (Катя) — лучшая подруга Марии Авериной, её одноклассница, девушка Георгия Васильева. Безумно любит Гошу. Работает официанткой. |
| Артём Крылов | Георгий (Гоша) Васильев — младший брат Антона Косарёва, парень Екатерины, её одноклассник, лучший друг Станислава. |
| Валерий Панков | Антон Косарёв — старший брат Георгия, послушник. Сейчас Антон ушёл из монастыря и пишет книгу. |
| Пётр Рыков | Роман (Рома) Аверин — сын Елены Авериной, единоутробный (по-матери) старший брат Марии и Александра Авериных, гитарист. |
| Ася Домская | Зоя Румянцева — готесса, ученица выпускного класса гимназии, лучшая подруга Егора Нежина. Безответно его любила и переживала, что он не обращает на неё внимания. Позже она перестала быть готессой. Потом встречалась с Георгием Васильевым, который бросил её, потому что понял, что любит только Катю. Сейчас Зоя встречается со Стасом и очень счастлива. После того, как в 36 серии её сбила машина, Зоя находится на лечении. |
| Артём Яковлев (II) | Станислав (Стас) — сын Ирины и Виктора, лучший друг Георгия Васильева, его одноклассник. Безответно любил Машу Аверину и переживал, что она не обращает на него внимания. Потом встречался с Викой, потом — бросил её. Сейчас Стас встречается с Зоей Румянцевой. |
| Павел Делонг | Олег Яковлев — вдовец, отец Анастасии и Даниила Яковлевых. Журналист. В 18 серии Олега посадили в тюрьму за убийство человека, подстроенное демонами, чтобы разрушить семью Яковлевых. |
| Антонина Комиссарова | Анастасия (Настя) Яковлева — дочь Олега Яковлева, старшая сестра Даниила Яковлева. Живёт в Токио, но сейчас она уехала в Лондон. |
| Марцин Руй | Мартин — демон. Его подослали другие демоны, чтобы разрушить семью Марии Авериной. Для этого он изнасиловал Елену Аверину, которая забеременела от него и позже родила ребёнка. Мартин был убит Михаилом в 6 серии, но во втором сезоне вернулся. |
| Данила Якушев | Михаил — ангел. Напарник Яна. Появляется под прикрытием врача клиники. Убил Мартина в 6 серии. Позже вместе с Яном и Машей пытался предотвратить надвигающийся Конец Света. |
| Агата Хдущевская | Ада — ведьма. Соратница демонов. Заточила Тимура в гробнице. Убита Машей в 20 серии. Богиня луны. |
| Ефросиния Кушнир | Вера — дочь Любови и Анатолия, соседка демонов. На ней брала шефство Агнесса. |
| Светлана Рубан | Любовь — жена Анатолия, мать Веры, соседка демонов. |
| Анна Большова | Директор школы, учительница литературы. Ею манипулирували демоны. |
| Максим Меркулов | Анатолий — муж Любови, отец Веры, сосед демонов. |
| Матвей Зубалевич | Никита — новый ученик выпускного класса гимназии. Он встречался с Марией Авериной. Но из-за махинаций Дэна ему пришлось уехать. |
Съёмочная группа
| Авторы сценария: | Екатерина Орлова, Александра Смилянская, Инна Запорожченко, Тамара Лисицкая. |
| Режиссёры — постановщики: | Марк Горобец, Станислав Иванов. |
| Операторы — постановщики: | Морад Абдель — Фаттах, Игорь Минаков, Сергей Политик. |
| Продюсеры: | Александр Акопов, Наталия Шнейдерова, Татьяна Беличенко, Владислав Рубин. |
| Генеральный продюсер: | Вячеслав Муругов. |
Создание
Несмотря на то, что сериал является ремейком испанского проекта, отечественные сценаристы многое переписали:
«Мы от многого отказывались. У испанцев ангел — ну очень странный и неоднозначный тип. Он даже к героине приставал! А ещё — курит, плюётся… Удивительно, что за два сезона его не разжаловали».— Алексей Комашко, исполнитель роли ангела Яна[1]
Съёмки сериала начались в конце 2012 года, когда уже наступила зима, поэтому было принято решение отправиться съёмочной группе на остров Мальта (Средиземное море), где можно было бы снимать натурные сцены. Примечательно, что для зимней Мальты характерны очень частые дожди, правда, кратковременные:
«Когда работаем над экшен-сценой, для нас это только плюс. Мы же мистику снимаем, а неожиданно начавшийся дождь — это дополнительный градус драматургии».— режиссёр сериала[2]
После съёмок на Мальте съёмочная группа вернулась в Москву[3]. В Москве съёмки стали идти в школе 1311, где, во время выходных, когда занятий в школе нет, они велись очень долго. Все кадры сериала, которые по сценарию сделаны в школе или на её территории, снимались именно там.
Показ телесериала
Сериал вошёл в сетку вертикального программирования СТС. Первоначальный день показа — пятница — был выбран не случайно: у основных конкурентов СТС вечером в этот день идут либо юмористические передачи, либо музыкальные шоу, поэтому телеканал рассчитывал собрать аудиторию, которой эти жанры не интересны[4]. В дальнейшем, тем не менее, показ первого сезона сериала перешёл с пятницы на воскресенье. Вертикальное программирование в итоге не оправдало себя, как это было и на Первом канале осенью 2010 года.
- Первый сезон был показан в России на канале СТС с 5 апреля по 30 июня 2013 года. 20 серий (серии 1-20).
- Второй сезон был показан на кабельном зарубежном канале СТС International c 4 ноября по 5 декабря 2013 года. 20 серий (серии 21-40).
Музыка
- Главная музыкальная тема — саундтрек «Ангел или демон» — была написана специально для сериала группой «Слот»[5].
- В конце серии звучит песня в исполнении группы «Слот» — «Злая сказка».
- В 1-й серии первого сезона звучит песня «Pressing necessity» группы «Tony Soprano», в 7 и 8 сериях этого же сезона — песня «Ride» группы «Fanatika».
- Когда главные герои находятся на дискотеке, играет BELKA «Лей».
- В первом сезоне периодически звучат песни группы «Нервы» — «Перегорели» и «Вороны».
- Также в сериале звучат композиции Влада Жукова «When everything goes wrong», «Nothing» и Лизы Small «Небо запомнит нас».
Интересные факты
- В сериале присутствует большое количество актёров, игравших в других проектах телеканала СТС. Так, актриса Анна Андрусенко (Маша), актриса Анфиса Вистингаузен (Агнесса) и актриса Анна Скиданова (Лиза, Алиса) до съёмок в «Ангеле или демоне» сыграли в сериале СТС «Закрытая школа». Актёр Сергей Чирков (Феликс) ранее играл в сериале «Геймеры», а актриса Татьяна Федоровская (Марго) — в ситкоме «Как я встретил вашу маму». Также с 15 по 18 серию 1 сезона в сериале приняла участие актриса Антонина Комиссарова, снимавшаяся ранее в сериале СТС «Светофор».
- В 4 серии 1 сезона есть намёк на другой сериал телеканала СТС — «Закрытая школа». В этой серии Стас (актёр Артём Яковлев) и Маша смотрят сериал на планшете. Более того, Анна Андрусенко играла в этом сериале ранее. Также кадры из «Закрытой школы» появляются в 11 серии 1 сезона и 17 серии 2 сезона.
Напишите отзыв о статье "Ангел или демон (телесериал, Россия)"
Примечания
- ↑ [www.kp.ru/daily/26057/2967761/ Добро с мечом придёт…] Комсомольская правда 5 апреля 2013 года
- ↑ [kaliningrad.kp.ru/daily/26054/2965631/ Ангелы и демоны прописаны на Мальте] Комсомольская правда, 30 марта 2013 года
- ↑ [ctc.ru/rus/projects/serials/62142/news/65685.html Ангелы и демоны вступили на земли мальтийского ордена!] 27 февраля 2013 года
- ↑ [www.rbcdaily.ru/media/562949986453003 Эксперимент от СТС] РБК, 5 апреля 2013 года
- ↑ [amedia.ru/news/?obj=1313 В конце марта в киностудии «Амедиа» прошли съёмки клипа группы «Слот» на песню «Ангел или демон»] 5 апреля 2013 года
Ссылки
- [amedia.ru/angel Официальный сайт сериала «Ангел или демон»]
- [ctc.ru/projects/serials/angel-ili-demon/ Страница сериала на официальном сайте СТС]
Отрывок, характеризующий Ангел или демон (телесериал, Россия)
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
