Андрей Константинович

«Святой Андрей» имеет и другие значения.

Андрей Константинович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Свадьба и смерть князя</td></tr>
Великий князь Нижегородско-Суздальский
1355 год — 1365 год
Предшественник:	Константин Васильевич
Преемник:	Борис Константинович
Рождение:	между 1320 и 1323
Смерть:	2 июня 1365(1365-06-02)
Род:	Рюриковичи
Отец:	Константин Васильевич
Супруга:	Васса (Василиса)

Андрей Константинович (между 1320 и 1323 — 2 июня 1365) — Великий князь Суздальско-Нижегородский (1355—1365), старший сын первого великого князя Суздальско-Нижегородского, Константина Васильевича, святой РПЦ.

Биография

В летописных сводах впервые упоминается в 1355 году (в год кончины отца):

«В лето 6863. Князь Андреи Костянтиновичь по преставлении отца своего поиде въ Орду къ царю Джанибеку и взя степень отца своего, Суздаль и Новъгородъ Нижнеи и Городець. И прииде на Русь въ свою отчину с пожалованием от царя и седе на княженье Суздальскомъ».

Получив Суздальско-Нижегородский великокняжеский стол, Андрей Константинович дал уделы своим младшим братьям: Дмитрию — Суздаль, Борису — Городец с Поволжьем и берегами Суры. Самый младший его брат, Дмитрий Ноготь, удела не получил и жил в Суздале.

Во время великого княжения Андрея Константиновича в Орде началась «великая замятня», что отразилось и на судьбе Владимирского великокняжеского престола. После смерти хана Джанибека в 1357 году один претендент убивал другого для овладения престолом. В 1360 году ханом в Орде стал Хыдырь. Он, ввиду малолетства великого князя Московского Дмитрия Ивановича, предложил великокняжеский престол во Владимире Андрею Константиновичу, но тот отказался. Тогда царь Хыдырь отдал ярлык на великое княжение во Владимире его брату Дмитрию .

В 1363 году Андрей Константинович отдал фактическое управление нижегородской землёй своему младшему брату Борису. В 1364 году, на нижегородской земле был сильный голод и страшная засуха и на фоне этих ужасных бедствий Андрей Константинович постригся в иноческий чин, а вскоре, сильно заболев и почувствовав приближение смерти, принял схиму.

Преставися кроткий, и тихий, и смиренный, и многодобродетельный великий князь Андрей Констянтинович во иноцех и в схиме

Почитается как святой благоверный князь Андрей Константинович.

Семья

Около 1353 года его женой стала двенадцатилетняя тверянка Анастасия (Василиса, Васса), почитаемая церковью как благоверная княгиня Нижегородская Феодора. Между 1355 и 1365 годами княгиня Анастасия основала у подножия Нижегородского кремля Зачатьевский монастырь, возможно — по обету, как жертву Богу о ниспослании детей. Позже этот монастырь — в числе двух других и на другим месте — образовал нынешний Крестовоздвиженский монастырь.

Лицевой летописный свод пишет о ней так: «В том же году преставилась в иноческом чине княгиня Василиса, жена князя Нижнего Новгорода Андрея Константиновича, её иноческое имя было Феодора, похоронена она была в монастыре святого Зачатия, который она сама и построила. Родом она была из Твери, отец её — Иван Киасовский, а мать — Анна. Родилась она в 6839 году (…) Будучи еще отроковицей, она научилась всей грамоте, изучила весь Ветхий и Новый Завет и захотела постричься в иноческий чин. Родители её воспротивились этому и отдали её в 12 лет за князя Андрея Константиновича Суздальского и Нижнего Новгорода. И, будучи замужней женщиной, она не обращала внимания на радости мирской жизни, но проводила дни в посте и воздержании, молитве и совершении милостыни, иссушила она своё тело такой суровой жизнью, носила на своем теле под светлой одеждой власяницу (…) Княгиня после смерти своего мужа была пострижена в иноческий чин архимандритом Печерским Дионисием и была названа Феодорой. Все своё богатство и имущество: золото и серебро, жемчуг она раздала Церквям, монастырям и нищим, отпустила всех своих слуг. И сама ушла в Зачатьевский монастырь, который сама и основала, пребывала там в безмолвии, жила на доходы от своего рукоделия, проводила свою суровую жизнь в посте и молитвах, в чтении божественных Писаний, в умилении и слезах. (…) И, состарившись, она не ослабела телесно от подвига, но в суровом и дивном житии преставилась ко Господу».

Детей у них не было и Суздальско-Нижегородский великокняжеский стол занял сначала младший брат Андрея Константиновича Борис, а после смещения его средний брат Дмитрий.

Захоронение

Андрей Константинович был погребен в нижегородском соборе в честь Преображения Господня рядом со своим отцом.

В 1829 г. древний Преображенский собор был разобран и построен заново, 17 сентября 1834 г. произошло освящение храма, могилы нижегородских князей, в том числе Андрей Константинович, оказались в отдельной усыпальнице в подземной части храма, сюда перенесли и надгробные плиты, ранее находившиеся в самой церкви. Впоследствии в усыпальнице на добровольные пожертвования устроили ц. в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы с северным приделом во имя святых бессребреников Космы и Дамиана и южным — во имя вмч. Димитрия. Могила Андрей Константинович и его жены оказалась в южном приделе храма-усыпальницы. В 1929 г. собор был разрушен.

Литература

• Андрей Константинович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Сербов Н. Суздальские и Суздальско-Нижегородские удельные князья // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в Татарский период с 1238 по 1505 г. Спб., 1891. Том 2. С. 404—407.
• Полное собрание русских летописей. М., 1949. Т. 10, 11, 15, 25.
• Храмцовский Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. Н. Новг., 1857. Ч. 1. С. 16-19.
• Барсуков Н. П. Источники русской агиографии. — СПб.: тип. М. М. Стасюлевича, 1882. — 616 с. — (Общество любителей древней письменности. Издания; № 81).
• Добровольский М. Краткое описание русских церквей, монастырей и часовен. Нижний Новгород, 1895. С. 11-12.
• Сергий (Спасский). Месяцеслов. Т. 3. Прил. 3. С. 548.
• Муравьева Л. Л. Летописание Северо-Восточной Руси кон. XIII — нач. XV в. М., 1983. С. 170—173.
• Маркелов. Святые Древней Руси. Т. 2. С. 51.

Отрывок, характеризующий Андрей Константинович

– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.