Андрей (Садовский)

Архимандрит Андрей (в миру Алексей Алексеевич Садовский; 1893, село Мадаев Майдан, Лукояновский уезд, Нижегородская губерния — 14 марта 1898, Ново-Иерусалимский монастырь) — архимандрит Русской православной церкви, настоятель Ново-Иерусалимского монастыря.

Биография

Закончил Нижегородскую духовную семинарию и священствовал с 1844 года в Нижегородской епархии.

С 1851 года — священник кафедрального собора и книгохранитель библейских и богослужебных книг, принадлежащих Московской синодальной типографии.

С 1852 года — член конторы Архиерейского дома, с 1862 года — эконом Архиерейского дома.

27 ноября 1885 года перемещен из Нижегородской в Московскую епархию и определен в братство московского Покровского Миссионерского монастыря, в котором 30 ноября этого же года пострижен в монашество, а 21 декабря назначен его настоятелем и возведён в сан архимандрита.

С 1887 года — действительный член Православного Палестинского общества.

С 1889 года — настоятель Симонова монастыря.

С 1890 года — благочинный ставропигиальных монастырей.

26 апреля 1893 года назначен в Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь с выражением благодарности «за попечение и заботливость об улучшении благосостояния Симонова монастыря».

Скончался после продолжительной болезни 14 марта 1898 года, завещав 500 рублей серебром на украшение храмов, похоронить себя просил «рядом с могилою архим. Мелхиседека», в приделе Мучеников 14 000 младенцев, от Ирода в Вифлееме избиенных, под церковью Рождества Христова.

Ссылки

• архимандрит Тихон (Затёкин), [www.pecherskiy.nne.ru/upload/magazine/Starina27-28.pdf Журнал «Нижегородская старина», стр. 85-87]
• [religio.rags.ru/journal/2009/2009_2s_8.pdf Настоятели Воскресенского монастыря Нового Иерусалима: живая история обители] стр. 156—157

Отрывок, характеризующий Андрей (Садовский)

– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.