Андрияшев, Александр Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Михайлович Андрияшев
Дата рождения:

20 августа (1 сентября) 1863(1863-09-01)

Место рождения:

Чернигов

Дата смерти:

8 февраля 1933(1933-02-08) (69 лет)

Страна:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Научная сфера:

история

Альма-матер:

Киевский университет

Алекса́ндр Миха́йлович Андрия́шев (18631933) — русский и советский учёный архивист, историк.



Биография

Сын статского советника. В 1886 году окончил историко-филологический факультет Киевского университета; за диссертацию «Очерк истории Волынской земли до конца XIV в.» был награждён золотой медалью и премией Киевского университета имени Николая Пирогова.

С 1887 года — и. о. младшего помощника правителя канцелярии эстляндского губернатора. В 1889 году был перемещён на должность секретаря Лифляндского губернского правления. В 1891 году назначен комиссаром по крестьянским делам Ревельского уезда. В 1892 году назначен постоянным гласным Ревельского уездного по воинской повинности присутствия. В 1894 году избран действительным членом Эстляндского губернского статистического комитета. С 1895 года А. М. Андрияшев — советник Эстляндского губернского правления; с 1896 — директор Эстляндского губернского комитета Общества попечительного о тюрьмах. В 1899 году он исполнял должность эстляндского вице-губернатора.

В 1886—1903 годах работал в архивах городов Ревеля и Риги.

2 декабря 1900 года был назначен цензором Петербургского цензурного комитета; 21 августа 1914 года утверждён военным цензором; 25 декабря 1915 года ему поручено заведование драматической цензурой[1].

В 1903—1905 годах слушал курс Археологического института в Санкт-Петербурге. Затем работал в Петербургской археологической комиссии, исследовал историю Новгорода Великого. Участник ХV (Новгород, 1911) и предварительного собрания к ХVI (Москва, 1913) археологическим съездам.

После 1917 года — учёный-архивист Киевского центрального архива древних актов. В 1920-х годах — действительный член Археографической комиссии при АН СССР в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) и Археографической комиссии при ВУАН, сотрудник Историко-географической комиссии при ВУАН, руководитель Комиссии старой истории Украины при ВУАН (1928—1930), редактор Комиссии по составлению биографического словаря деятелей Украины.

Умер 8 февраля 1933 года. Похоронен в Киеве на Лукьяновском кладбище (участок № 10).

Напишите отзыв о статье "Андрияшев, Александр Михайлович"

Примечания

  1. РГИА. Ф. 776. Оп. 22-1900. Д. 61.

Ссылки

  • [www.biblioclub.ru/author.php?action=book&auth_id=13030 Андрияшев Александр Михайлович]


Отрывок, характеризующий Андрияшев, Александр Михайлович

«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.