Андрияшев, Алексей Фомич

Алексей Фомич Андрияшев
Олексій Хомич Андріяшев
Род деятельности:	публицист, меценат, общественный деятель, пчеловод и педагог
Дата рождения:	17 февраля 1826(1826-02-17)
Место рождения:	Полтавская губерния
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	31 июля 1907(1907-07-31) (81 год)
Место смерти:	Киев

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Алексей Фомич Андрияшев (укр. Олексій Хомич Андріяшев; 1826—1907) — естествоиспытатель, меценат, общественный деятель, пчеловод, основатель «Практической школы пчеловодства» (сначала в Киеве, затем — в Боярке) и выдающийся педагог, внёсший немалый вклад в дело просвещения народов Российской империи.

Биография

Алексей Фомич Андрияшев родился 17 февраля 1826 года на хуторе Германивщина в Золотоношском уезде Полтавской губернии.

Сперва воспитывался в городе Переяславле в духовной семинарии, затем в Нежинском юридическом лицее и, наконец, в Киевском университете (ныне Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко). В 1850 году, получив степень кандидата прав, А. Х. Андрияшев работал в Черниговской гимназии старшим преподавателем законоведения, в частности читал курс церковнославянского языка, истории, географии и одновременно работал диссертацией. В мае 1856 года в Киеве успешно выдержал экзамен на степень магистра гражданского права.

В 1860 году выдающийся учёный Н. И. Пирогов пригласил Алексея Фомича на должность инспектора Первой гимназии Киевского учебного округа, а с июня 1863 года и спустя течение следующих 28 лет, Андрияшев возглавлял её, одновременно участвуя в деятельности других учебных заведений, занимаясь просветительством и благотворительностью.

С 1864 года редактировал «Киевский народный календарь» — ценой 20 копеек, разошедшийся тиражом более 1200000 экземпляров, в котором помещалось много сведений исторического и сельскохозяйственного характера. С 1867 по 1876 издавал газету «Друг народа» выходившую раз в две недели.

В 1865 году Алексей Фомич участвовал в создании Киевской городской библиотеки, руководил её хозяйственной частью и средствами.

В декабре 1879 года по инициативе А. Ф. Андрияшева в Киеве начало действовать Попечительство для помощи воинам, потерявшим зрение.

В 1881 году Андрияшева избрали председателем киевского отдела Мариинской союза. Благодаря его деятельности в 1882 году был заложен фундамент здания приюта для воинов потерявших зрение. В 1883 году здание освятили, а 1884 года туда поступили первые десять человек.

В августе 1890 года Алексей Фомич Андрияшев вышел на пенсию, но продолжал возглавлять училище слепых.

Проживая в собственном доме по улице Ивановской (с 1903 года - улица Тургеневская), Андрияшев завел пасеку и целиком отдался своёму давнему увлечению - пчеловодству.

В 1895 году Алексей Фомич начал издавать журнал «Ежегодник пчеловодства» и подал ходатайство перед Министерством земледелия об учреждении Южно-Русского общества пчеловодства. В феврале 1897 года А. Ф. Андрияшев был избран председателем этого общества. На его усадьбе размещались правления общества, редакция и школа пчеловодства. В июне 1902 года принято высочайшее повеление Государя-Императора о выделении обществу пяти десятин казенной земли и 150 штук дубовых и сосновых бревен в Сборно-Будаивський лесной дачи для закладки «Практической школы пчеловодства» вблизи железнодорожной станции Боярка. В этом же году здесь были возведены первые здания для школы.

Благодаря пожертвованиям Андрияшева в городе Киеве была открыта «Практическая школа пчеловодства», которая в 1904 году перебазировалась в Боярку, и сейчас известна как «Боярский колледж экологии и природных ресурсов» (Боярський коледж екології і природних ресурсів), является обособленным подразделением Национального университета биоресурсов и природопользования.

В последние годы жизни Алексей Фомич тяжело болел и почти потерял зрение, но до самой смерти продолжал заниматься пчеловодством.

Алексей Фомич Андрияшев скончался 31 июля 1907 года и был похоронен на Байковом кладбище в Киеве.

Память

Во вторую годовщину смерти Алексея Хомича, 12 ноября 1909 года школе присвоено название «Боярская практическая школа пчеловодства, садоводства и огородничества им. Андрияшева А.Х ».

31 августа 2009 года в Боярском колледже экологии и природных ресурсов Национального университета биоресурсов и природопользования Украины состоялась торжественная церемония открытия памятника его основателю Алексею Фомичу Андрияшеву (авторы - скульптор Зюзин В.И., архитектор Климчик В.В.).

Библиография

В начале XX века «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» так описывал вклад А.Ф. Андрияшева в науку, литературу и педагогику:

Составил: «Русско-славянский букварь», выдержавший 7 изданий, «Книгу для первоначального чтения» (2 части, Киев, 1869), «Народные чтения», «Народная читальня» (Киев, 1875), «Повесть о Богдане Хмельницком» (Киев, 1883), «Молитвенник» с объяснениями, «Русская история» в рассказах с портретами, «Словарь иностранных слов», иллюстрированный объяснительными рисунками, «Басни Крылова» с объяснениями и замечаниями, «Книга для чтения рукописного» (Киев, 1875). Большая часть его работ и изданий касается народной педагогии; издал до 200 книг и брошюр и распространил в народе более 2000000 книжек, цены которых очень доступны. Написал несколько статей общепедагогического характера в журнале «Воспитание» (1859). Одна из последних брошюр А. «Народная школа на юге России» (Киев, 1882).

Отрывок, характеризующий Андрияшев, Алексей Фомич

– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.