Анненков, Юрий Семёнович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Семёнович Анненков
Страна:

Российская империя Российская империя

Научная сфера:

славяноведение

Альма-матер:

Санкт-Петербургский университет

Юрий Семёнович Анненков (1849—1885) — русский учёный-славист и педагог.





Биография

Юрий Анненков родился 1 декабря 1849 года (указывается также 1848 год). Происходил из дворянского рода Анненковых; его отец, Семён Эпафродитович Анненков (1822—?) — специалист по лесному хозяйству, учредитель первого в Российской империи Лесного общества, воспитанник Института корпуса инженеров путей сообщения.

Окончил 5-ю Санкт-Петербургскую гимназию (1866). Поступив в 1867 году на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, Анненков посвятил себя изучению славяноведения и на 4-м курсе получил золотую медаль за сочинение: «Иоанн Гусс. Обзор его чешских сочинений». Значительная часть этого труда была впоследствии напечатана в «Журнале министерства народного просвещения», под заглавием: «Чешские сочинения Гуса и время их написания. Библиографические разыскания».

По окончании в 1871 году курса со степенью кандидата, Анненков был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию, но недостаток средств заставил его принять учительскую должность и позволял уделять науке только немногие досуги.

Он преподавал русский язык и словесность в Смольном институте, училище правоведения и педагогическом классе Павловского института. В 1877 и 1878 годах Анненков напечатал в «Страннике» две статьи: «Сказание о чешском святом Иоанне Непомуке» и «Гуситы в России в ХV и XVI столетиях»; много рецензий его было помещено в «ЖМНП», «Славянском Сборнике» и в «Известиях Славянского Благотворительного Общества». Занимаясь педагогическою деятельностью, Анненков вместе с тем неустанно работал над изучением сочинений Петра Хельчицкого, знаменитого чешского писателя XV века, для чего неоднократно ездил в Прагу.

К сожалению, исследование, за смертью Анненкова, осталось неоконченным; смерть помешала ему также довести до конца готовившееся к изданию главное сочинение Хельчицкого «Сети веры» с подробным изложением по главам на русском языке.

Юрий Семёнович Анненков умер 8 февраля 1885 года.

Напишите отзыв о статье "Анненков, Юрий Семёнович"

Литература

  • Д. Д. Языков, «Обзор жизни и трудов покойных русских писателей», вып. V.
  • С. Венгеров, «Критико-биогр. словарь», т. І, стр. 612—613.
  • «Известия Славян. Благотвор. Общества» 1885 г., стр. 93.

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Анненков, Юрий Семёнович

Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.