Арибо Схоластик
| Арибо Схоластик |
Ари́бо Схола́стик, Арибо Схоласт (лат. Aribo Scholasticus; расцвет около 1078) — средневековый монах-бенедиктинец, музыкальный теоретик, автор трактата «Musica» (написан между 1068 и 1078 гг.).
Большая часть трактата Арибо посвящена истолкованию трудной гл.15 «Микролога» Гвидо Аретинского. В этой главе с заголовком «О надлежащей, или слаженной мелодии» Гвидо затрагивает различные композиционно-технические аспекты григорианской монодии, прежде всего, формальное строение, ритм и звуковысотность, в целом даёт наставления композитору в том, как достигнуть разумной упорядоченности и соразмерности музыки (гармонии в эстетическом смысле).
Арибо хорошо начитан (отсюда и прозвище «Схоласт», здесь — философствующий учёный). Латинскую античную (особенно позднеантичную) учёность (Августин, Боэций, Кассиодор, Исидор и др.) он искусно вплетает в собственную эстетику. Так, например, античных муз Арибо аллегорически истолковывает в терминах современной ему музыкальной теории: одна муза означает человеческий голос, две музы — двойственность автентических и плагальных ладов или же двойственное деление музыки на небесную и человеческую, три музы означают три рода звуков, четыре музы — четыре тропа или четыре основных консонанса и т. д. Второй важнейший источник эстетики Арибо — св. Писание, которое также используется для построения символических аллегорий. Например, плагальный и автентический наклонения ладов Арибо связывает с богатством и бедностью, мужским и женским началами. Тетрахорды символизируют смирение, страдание, воскресение и вознесение Христа, и т.п.
Арибо различает три вида эстетического и этического воздействия музыки:
|
У музыки приятность троякого рода:
1) красота напева, о чем судит ухо; |
|
Критично отношение Арибо к «лёгкой» музыке:
|
|
Мы должны совершенно не походить на гистрионов, кои со своим соблазнительным радостным пением вовсе не понимают подлинной природы радостного пения. |
|
Музыкальный трактат Арибо критически издан в серии Corpus scriptorum de musica, vol. 2, под редакцией Й.М. Смитса ван Васберге.
См. также
Напишите отзыв о статье "Арибо Схоластик"
Литература
- Guidonis Micrologus, edidit J.M. Smits van Waesberghe // Corpus Scriptorum de Musica IV. Roma: American Institute of Musicology, 1955 (критическое издание «Микролога»);
- Tres tractatuli Guidonis Aretini, edidit J.M. Smits van Waesberghe // Divitiae musicae artis A.III. Buren, 1975 (критическое издание «Пролога»);
- Гвидо Аретинский. Пролог к антифонарию. Пер. с лат. и комментарии Р. Л. Поспеловой // Sator tenet opera rotas. Юрий Николаевич Холопов и его научная школа. Москва, 2003, сс. 48-67.
Отрывок, характеризующий Арибо Схоластик
– За турами ехать надо, – сказал он строго.Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
