Троп (музыка)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Троп (лат. tropus, от греч. τρόπος — здесь в значении «превращение», «обработка») — литературно-музыкальный жанр в средневековой западной Европе, в основе которого лежит поэтическая или музыкально-поэтическая обработка прежде сочинённых григорианских распевов.





Характеристика

В музыковедческой литературе «тропированием» называют добавление (обычно молитвословного) текста к существующему распеву мелизматического типа, а результат такой поэтической обработки заданной мелодии называют «тропом». Троп — современное типологическое обобщение различных аутентичных наименований жанра (prosula, prosa, verba, versus и др.), которые встречаются в нотных и музыкально-теоретических памятниках IX—XII веков. Мишель Югло предлагал различать тропы трёх типов: мелодические (новые мелизмы), мелогенные (новые тексты под существующие мелизмы) и логогенные (новые мелодические фразы с новым текстом).

В более широком смысле тропами называют любые средневековые обработки григорианской монодии, связанные с дополнением её новой музыкой и новым текстом. Один из первых известных тропов-дополнений — «Quem quaeritis», впервые зарегистрированный в рукописи X века Санкт-Галленского монастыря (см. Quem-quaeritis-Tropus).

Тропированию подвергались песнопения мессы: в проприи — интроиты (как «Quem quaeritis» в Винчестерском тропарии), аллилуйи, оффертории, причастные антифоны (коммунио); в ординарии — все кроме Credo, и оффиция (респонсории, заключительный версикул «Benedicamus Domino» и др.). При ссылке на тропированное песнопение указывают инципит исходного материала и инципит тропа, например Kyrie «Cunctipotens genitor» (см. нотные примеры).

Оригинальные сборники тропов носили название «тропариев» (troparium)[1]. Наиболее известен Винчестерский тропарий (в двух рукописях — кембриджской и оксфордской; обе составлены около 1000 г.), который содержит более 160 двухголосных органумов и древнейший сохранившийся образец литургической драмы (см.: Winchester Troper).

В Сен-Марсьяле в XI в. на основе тропов в монодии возникла латинская строфическая песня (оригинальный термин — versus). Как считается, этот экспериментальный нелитургический жанр тесно связан с позднейшим кондуктом[2].

Тропирование трактуется как важная социально-эстетическая тенденция в среде церковных поэтов и музыкантов — отход от «канонической» интерпретации плавного распева, специфическое (в отношении содержания ограниченное рамками католической догматики) проявление свободы творчества.

Многие поэтические тексты тропов опубликованы в фундаментальной антологии «Analecta hymnica medii aevi».

Другие значения термина

В древнегреческой теории музыки «троп» (др.-греч. τρόπος, в основном значении — «образ», «манера», «способ») — синоним для (более употребительного) «тон» (τόνος). И то и другое обозначает лад, а точнее (метонимически) — звукоряд модального монодического лада. В дефинитивной части своего учения о ладах Боэций (в труде «Основы музыки», написанном в начале VI в.) слово tropus приводит наряду с tonus и modus (то есть все три слова поначалу выглядят как полные синонимы), но по ходу развёртывания учения применяет только modus — слово, которое по мнению ряда исследователей музыкальной античности представляет собой адаптированный латинский перевод древнегреческого τρόπος.

В технике 12-тоновой музыкальной композиции Й. М. Хауэра тропами названы 44 шестизвучные группы, составляющие мелодико-гармоническую основу произведений (см. Tropentechnik).

Напишите отзыв о статье "Троп (музыка)"

Примечания

  1. Не путать с тропарём — жанром (формой) православной гимнографии.
  2. McGrade M. Enriching the Gregorian heritage // The Cambridge companion to medieval music. Cambridge, 2011, p.32.

Издания

  • 86 tropi antiphonarum ad introitum usui liturgico accomodati, ed. Ferdinand Haberl. Roma, 1980. 104 pp. (тропы интроитов из рукописей X-XI веков).
  • Beneventanum troporum corpus, ed. by John Boe and Alejandro Enrique Planchart. 8 vls. Madison (Wisconsin): A-R Editions, 1989-1996 (транскрипции тропов, ординарных и проприальных распевов мессы беневентанской традиции, с переводом текстов на английский язык и обширными комментариями; издание продолжается)
  • Early Medieval Chants from Nonantola, ed. by James Borders and Lance W. Brunner. 4 vls. Madison (Wisconsin): A-R Editions, 1996 (тропы, секвенции, песнопения проприя и ординария мессы из североитальянского монастыря Св. Сильвестра в Нонантоле, XI-XII вв.)
  • Monophonic Tropes and Conductus of W1, ed. by Jann Cosart. Madison (Wisconsin): A-R Editions, 2007 (транскрипции тропов и монодических кондуктов из Вольфенбюттельского кодекса)
  • The Winchester Troper: Facsimile Edition and Introduction, ed. by Susan Rankin. London: Stainer and Bell, 2007. ISBN 0-85249-894-2 (факсимиле Винчестерского тропария)

Литература

  • Stäblein В. Zum Verständnis des «klassischen» Tropus // Acta Musicologica 35 (1963), S.84–95.
  • Sengstschmid, Johann. Zwischen Trope und Zwölftonspiel: J.M. Hauers Zwölftontechnik in ausgewählten Beispielen. Regensburg: Gustav Bosse, 1980.
  • Hansen, Finn Egeland. Tropering: Et kompositionsprincip // Festskrift Søren Sørensen, edited by F.E.Hansen, S.Pade et al. Copenhagen: 1990, pp.185-205.
  • Knapp, Janet. Which Came First, the Chicken or the Egg?: Some Reflections on the Relationship between Conductus and Trope" // Essays in Musicology: A Tribute to Alvin Johnson, edited by L.Lockwood and E.Roesner. [Philadelphia?]: American Musicological Society, 1990.
  • Sedivy, Dominik. Tropentechnik. Ihre Anwendung und ihre Möglichkeiten. Ph.D. diss. Wien. University of Vienna, 2006.
  • Summers, William John. To Trope or Not to Trope?: or, How Was That English Gloria Performed? // Music in Medieval Europe: Studies in Honour of Bryan Gillingham, ed. by T.Bailey and A.Santosuosso. Aldershot, Burlington (VT), 2007.
  • The Cambridge Companion to Medieval Music. Cambridge, 2011.

Ссылки

  • [www.areditions.com/rr/rrm.html Издательство A-R Editions] (критические издания средневековой монодии)

Отрывок, характеризующий Троп (музыка)

– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.