Асмуд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Асмуд — кормилец (воспитатель, «дядька»-наставник) малолетнего князя Святослава Игоревича.

Упоминается в летописи лишь дважды, оба раза в связи с событиями в Киеве и Древлянской земле после убийства киевского князя Игоря (конец 944 или 945 г.). Вместе с воеводой Свенельдом поддержал вдову Игоря Ольгу в качестве правительницы Киевского государства.

В первый раз (под 945 г.) летописец, сообщив об убийстве Игоря, констатирует, что Ольга

«бяше в Киеве с сыном своим с детьском (ребенком. — А. К.) Святославом, и кормилец его Асмуд, и воевода бе Свенельд».

Во второй раз имя Асмуда упомянуто в рассказе о сражении между киевским войском и древлянами (под 946 г.). Асмуд вместе с тем же Свенельдом возглавлял киевское войско; битву же, согласно обычаю, начал малолетний Святослав, бросивший своей рукой копье в сторону врага. Копье пролетело лишь между ушами коня и ударилось тому в ноги — ибо князь был слишком мал и не мог метнуть копье по-настоящему, однако почин был сделан и обычай был соблюден.

«И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал, потягнете (последуем. — А. К.), дружина, за князем, и победили древлян».

Особо стоит отметить предположение А. А. Шахматова, согласно которому в обоих случаях в древнейшем варианте летописного текста читалось имя одного Асмуда, имя же Свенельда появилось позже и отражает тенденциозную обработку первоначальной версии летописца. Впрочем, это предположение едва ли можно признать обоснованным.

Напишите отзыв о статье "Асмуд"



Ссылки


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Асмуд

– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.