Ахситан I
| Ахситан I ибн Минучихр III Абу-л-Музаффар Джалал ад-Дин ал-Малик Ахситан ибн Минучихр Хакан-и-Бузург, Кабир или Акбар<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Медный фулус Ахситата I. Музей истории Азербайджана, Баку</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1160 — 1197 | ||
| Предшественник: | Афридун II | |
| Преемник: | Шаханшах | |
| Вероисповедание: | ислам | |
| Смерть: | 1197 | |
| Род: | Кесраниды | |
| Отец: | Минучихр III Великий | |
| Мать: | Тамар | |
| Супруга: | Исматаддин (? — 1192) | |
| Дети: | Фахр ад-Дунйа ва-д-Дин Абу л-Фатх Мухаммад-шах (? — 1176), Минучихр (1176—1192) | |
Ахситан I ибн Минучихр III — 21-й Ширваншах, правивший в XII веке, с 1160 по 1197 год; представитель династии Кесранидов.
Содержание
Происхождение и жизнь до правления
Отец — Минучихр III Великий. Матерью Ахситана была грузинская царевна Тамар, поэтому с Грузией были установлены тесные союзнические отношения. Ахситан был женат на Исматаддин — дочери грузинского царя Георгия III. Византийский император Андроник Комнин являлся двоюродным братом Ахситана I и часто гостил в Ширване. В критические моменты три родственных монарха помогали друг другу. Именно войска Ахситана I подавили мятеж царевича Демны и помогли сохранить свой престол царю Георгию III. В 1173 году коалиция ширванских, грузинских и византийских войск нанесла поражение пиратам-бродникам, русам, 73 корабля которых атаковали город Баку.
Приход к власти
После смерти Минучихра III ситуация в Ширване осложнилась. Началась борьба за престол между сыновьями. Активизировалась ширванская знать пытавшаяся ещё при Минучихра III совершить государственный переворот. Воспользовавшись беспорядками во дворце, Тамара вместе со своим младшим сыном и группой знати, опираясь на кыпчатских тюрок попыталась присоединить Ширван к Грузии. Однако её план был расстроен вмешательством государства Атабеков Азербайджана. Старший сын Минучехра Ахситан I захватил власть при помощи вооруженных сил атабека Шемседдина Ильдегиза.
Правление
В годы своего правление Ахситан восстановил дружеские взаимоотношение с турками-сельджуками. Он поддерживал дружеские отношения и опирался на государство Атабеков Азербайджана. Также он стал поддерживать добрососедские отношение с Грузией. Ахситан в 1173 году оказал военную помощь Григорию III подавили мятеж царевича Демны. В годы правление Ахситана I Дербентское правление попало в зависимое положение от государства Ширваншахов. Когда в 1192 году Шамаха была разрушена страшным землетрясением, Ахситан I перенёс столицу в город Баку. Участвовал в Шамхорской битве 1195 года против атабека Абу Бакра.
По заказу Ахситана Низами Гянджеви написал свою третью поэму «Лейли и Меджнун»[1][2][3][4]. По случаю смерти Ширваншаха Низами посвятил стих в поэме «Шараф-наме»:
Если ушли розы и кипарис шаха Ахсатана,
ты зато зеленей в этом саду.
Если он возвысил меня дарами,
поднял меня с земли до высокого небосвода,
ты меня держал лучше и выше,
врата сада предо мной закрытыми не оставил.
Строительство замков и крепостей
Ахситан I был известен как строитель башен и крепостей потому что уделял огромное внимание усилению обороноспособности своего государства. Построенные Ахситаном на Абшероне башни и крепости сохранились до наших дней.
Знаменитые постройки:
- Девичья башня (1175), хотя некоторые учёные[кто?] полагают что Ахситан лишь отреставрировал её;
- Четырёхугольный замок в Мардакян (1187).
Напишите отзыв о статье "Ахситан I"
Литература
- Минорский В. Ф. [www.vostlit.info/Texts/rus13/Sirvan_Derbend/red.htm История Ширвана и Дербента]. — М., 1963.
- Ашурбейли С. Государство Ширваншахов. — Б., 1983.
Примечания
- ↑ Низами Гянджеви. Лейли и Меджнун. К 840-летию Низами Гянджеви. Перевод с фарси, предисловие и комментарии Рустама Алиева. / Редактор А. В. Старостин. — Б.: Элм, 1981. — С. 8. — 388 с. — 4000 экз.
- ↑ Сара Ашурбейли. Государство Ширваншахов (VI—XVI вв.). — Б.: Элм, 1983. — С. 143—144. — 341 с.
В это же время большую известность на всем Ближнем Востоке получил другой гениальный поэт Низами, написавший в 1188 г. по заказу Ахситана поэму «Лейли и Меджнун».
- ↑ Yuriko Yamanaka. The Desert as a Realm of Unbound Passion: Love and Madness in the Tale of Layla and Majnun // Cultural change in the Arab world / Edited by Tetsuo Nishio. — Kokuritsu Minzokugaku Hakubutsukan (National Ethnology Museum), 2001. — № 55. — С. 149.
The most famous Persian rendering of this tale is the epic romance Layla va Majnun by Nizami Ganjavi (1141—1209 A.D.). His Layla and Majnun (1188 A.D.) is the third work in his Khamza (Quintet, a collection of five great epic poems), and was written by the order of Akhsatan, a king of the Shirvan-shah dynasty.
- ↑ Michiko Suzuki. Oral Tradition of Epic and Folktales. — Music culture in West Asia. — National Museum of Ethnology, 1980. — С. 103. — 155 с.
Its popularization was accelerated by Layli Majnun, a romantic epic of about 4,000 verses, composed in 1188 by Nizami, at the request of Akhsatan I of Azerbaijan.
Отрывок, характеризующий Ахситан I
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
