Девичья башня (Баку)
| Башня | ||
| ||
| Страна | Азербайджан | |
| Город | Баку | |
| Координаты | 40°21′58″ с. ш. 49°50′14″ в. д. / 40.3661667° с. ш. 49.8372500° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.3661667&mlon=49.8372500&zoom=17 (O)] (Я) | |
| Архитектурный стиль | Ширвано-апшеронская школа | |
| Архитектор | Масуд ибн Давуд | |
| Дата основания | XII век | |
| Статус | Объект Всемирного наследия ЮНЕСКО | |
| Высота | 28 м | |
| Материал | камень | |
| Состояние | Музей | |
| ||
Девичья башня (азерб. Qız Qalası — Гыз галасы) — древняя крепостная постройка у прибрежной части «Старого города» Ичери-шехер. Является одним из важнейших компонентов приморского «фасада» Баку. Её суровый массив возвышается в прибрежной части феодального города — Крепости, или Ичери-шехер. Башня стоит на скале, частично облицованной чисто тёсаным камнем и защищённой крепостной стеной с системой крупных полукруглых выступов, поднимающихся от подножия почти до самой вершины.
Содержание
История
Дата постройки Девичьей Башни неизвестна. Хотя в верхнюю часть башни справа от входа вмонтирована каменная плита с двустрочной куфической надписью. Надпись гласит: «губбе (купол, свод) Масуда ибн-Давуда». Долгое время, исходя из этой надписи, башню датировали XII веком. Но эта плита явно появилась на башне позднее, так как она случайно и неаккуратно вделана в кладку, не над главным входом, а где-то сбоку, на высоте 14 метров от земли. Скорее всего, это надгробная плита, которой во время ремонта заделали окно в башне, или же — на ней увековечено имя мастера, ремонтировавшего сооружение. При осмотре можно заметить, что на этом месте была квадратная ниша или окно. После установки плиты, в верхнюю часть ниши был вставлен случайный камень, а зазоры заделаны раствором, который не использовался при строительстве. То, что на месте плиты было окно, косвенно подтверждается и его расположением — ниша находилась почти на одном уровне с главным окном башни, но на противоположной от него стороне.
Башня строилась в два этапа. Первый предположительно относится к доисламской эре, а надпись принадлежит более позднему времени, очевидно, XII веку.
В XVIII—XIX веках Девичья башня использовалась как маяк. Маяк начал светить 13 июня 1858 года, а до этого на ней поднимался крепостной флаг. Позднее, с ростом города, огни маяка на башне стали сливаться с ночными огнями города и в 1907 году маяк был перенесён на остров Наргин.
Девичья башня неоднократно реставрировалась. Во время ремонта, проведенного в середине XIX века русским военным ведомством, с вершины башни исчезли машикули (зубцы), служившие для обороны. В 1964 году Девичья башня стала музеем, а в 2000 году была включена в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Последний раз башня реставрировалась в 2012—2013 годах.
Строение
В XII веке Девичья башня вошла в оборонительную систему Баку и явилась главной цитаделью Бакинской крепости — одной из самых мощных крепостей Ширваншахов. Но позднейшие исследования Девичьей башни полностью опровергли все предположения об оборонительном её предназначении. Ни по своей форме, ни по внутреннему устройству, ни по расположению она не соответствовала никаким оборонительным задачам, была просто непригодна для этого. Наглядным примером чего является расположение окон: их всего несколько во всей башне, и расположены они не на этажах, но вдоль поднимающейся вверх лестницы и смотрят окна не вниз, а вверх. Кроме того, чрезмерно мала площадь крыши, где невозможно расположение каких-либо орудий. В-третьих, отсутствует постоянная связь между первым и всеми остальными этажами. То есть, от первого этажа вверх вела не постоянная лестница, а временная, которую можно было убрать, после чего защитники башни фактически сами себя замуровали бы на верхних этажах. Что подтверждает изначально существовавшее мнение о религиозном предназначении Девичьей башни. Она вполне могла быть зороастрийской «башней молчания», возведённой при Сасанидах, или даже до них (если достоверно упоминаемое ниже предание о казни святого Варфоломея).
Плоскими каменными куполами внутреннее пространство башни расчленено на 8 ярусов, соединённых винтовыми лестницами и освещённых щелевидными оконцами, расположенными южнее выступа. Обитателей башни, число которых могло достичь 200 человек, обеспечивал водой глубокий колодец. Своими размерами (высота — 28 м, диаметр — 16—16,5 м)[1] и мощностью стен (5 м у основания и 4 м вверху) Девичья башня значительно превышает замки Апшерона. Не встречает аналогий и её таинственный выступ, который не был ни контрфорсом, ни тайником, ни отражавшей каменные ядра «шпорой». Средства защиты, видимо, сосредоточивались на верхней площадке, характер архитектуры которой документально не установлен.
Необычна и ребристая поверхность корпуса, образованная чередованием выступающих и утопленных рядов кладки. Описания Девичьей Башни, датируемые началом ХХ века и ранее, не упоминают о ярусах.
На фасаде башни со стороны входа находится вставной камень с надписью, которая сделана куфическим почерком. Она гласит: «Башня Масуда, сына Давуда»[2].
- Внутри башни
- Баку Девичья Башня вид изнутри.jpg
Легенды
О возникновении Девичьей башни ходит много легенд. Большинство из них связано со значением слова «Дева». Одна из легенд гласит, что шах решил выдать свою дочь за нелюбимого ею человека. Пытаясь избавить себя от такой участи и отговорить отца, девушка попросила шаха построить башню и подождать, пока строительство не будет завершено. К моменту окончания строительства шах не изменил своего решения и тогда девушка взошла на башню и оттуда бросилась в море. После этого камень, о который царевна разбилась, назвали «Камнем девственницы», и девушки, будучи невестами, приносили к нему цветы. Существует и другой вариант этой легенды: после того, как она бросилась в море, её возлюбленный отомстил за любимую, убив царя, но вскоре он узнал, что русалки спасли девушку. Спустя время возлюбленные смогли найти друг друга и скрепить себя узами брака. Легенда свидетельствует также и о том, что Каспийское море находилось у самого подножия Девичьей башни.
, где согласно источникам погиб Варфоломей, существуют разные версии[3]. -->
Девичья башня в культуре
В 1923 году известный азербайджанский драматург Джафар Джабарлы написал поэму под названием «Девичья башня». В следующем году на экраны вышел первый советский фильм, снятый в Азербайджане, который основывался на сюжете легенды. Девичьей башне посвящён и первый азербайджанский балет, созданный Афрасиябом Бадалбейли в 1940 году. Символу города Баку посвящено и стихотворение Расул Рзы:
Девичья башня
Веков кровавый свет в тебе
Года торжеств и бед в тебе
Неизгладимый след в тебе
Тех лет, Девичья башня.
Шепни, шепни, скажи, скажи
О гордости моей души,
Тебе внимаю я в тиши,
Девичья башня.
И ранних облаков полёт
Нетороплив, как мыслей ход,
Не ты ли родины оплот,
Девичья башня?
Шепни, шепни, скажи, скажи
Пусть люди слушают в тиши.
Наступит вечер у воды.
Года, века молчала ты,
Яви слова из темноты,
Девичья башня!
Пора, пора, шепни, скажи -
Планета слушает в тиши.
Девичью башню можно встретить на картинах известных художников.
- Девичья башня в картинах А. Боголюбова
- Bogolyubov. Baku view.jpg
- Bogolyubov. Baku.jpg
- Баку. Набережная. 1861.jpg
- Баку. Набережная. Боголюбов.jpg
С 2010 года с целью популяризации Девичьей башни проводится международный фестиваль искусства «Девичья башня», в рамках которого художники из различных стран украшают макеты башни.
Девичья башня на почтовых марках
Девичьей башне посвящены марки СССР и Азербайджана
- Девичья башня на почтовых марках
- 1990 CPA 6172.jpg
- Stamps of Azerbaijan, 1992-166.jpg
- Stamp of Azerbaijan 857.jpg
- Stamps of Azerbaijan, 2010-is2-1.jpg
Напишите отзыв о статье "Девичья башня (Баку)"
Примечания
- ↑ Дадашев, Усейнов, 1946, с. 36.
- ↑ Дадашев, Усейнов, 1946, с. 37.
- ↑ [www.pravenc.ru/text/154389.html Апостол Варфоломей] // Православная энциклопедия. Том VI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2003. — С. 706-711. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
См. также
Ссылки
- [blagoverie.org/holy/literature/modi.phtml «Мои путешествия за пределы Бомбея» Дживанджи Джамшиджи Моди]
Литература
- Бретаницкий Л. С., Веймарн Б. В. Искусство Азербайджана IV — XVIII веков / Редактор И. А. Шкирич. — М.: Искусство, 1976. — 272 с.
- Дадашев С., Усейнов А. Архитектурные памятники Баку / Редактор В. А. Веснин. — М.: Издательство Академии архитектуры СССР, 1946. — 111 с.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Девичья башня (Баку)
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
