Веснин, Виктор Александрович

Виктор Александрович Веснин
Основные сведения
Место рождения	Юрьевец, Костромская губерния, Российская империя (ныне Ивановская область)
Место смерти	Москва, СССР
Работы и достижения
Учёба:	ПИГИ
Награды

Ви́ктор Алекса́ндрович Весни́н (9 апреля 1882, Юрьевец — 17 сентября 1950, Москва) — русский и советский архитектор, преподаватель и общественный деятель, один из братьев Весниных, представитель авангардного и неоклассического направлений в архитектуре. Главный архитектор Наркомтяжпрома (1934), председатель Союза архитекторов СССР (1937—1949), первый президент Академии архитектуры СССР (1936—1949), действительный член АН СССР (с 1943), депутат Верховного Совета СССР 1-го и 2-го созывов.

Биография

Ранние годы

Виктор Александрович Веснин родился 9 апреля (28 марта по старому стилю) 1882 года в купеческой семье в небольшом волжском городке Юрьевец. Виктор был средним из трёх братьев: Леонид родился 28 ноября 1880 года, Александр — 16 мая 1883 года. В принадлежавшей матери будущих братьев-архитекторов небольшой усадьбе на берегу Волги на окраине Юрьевца прошли первые годы их жизни.С раннего возраста родители поощряли интерес сыновей к изобразительному искусству, который, по воспоминаниям самого В. А. Веснина, перерос позднее в увлечение архитектурой:

Любовь к рисованию и живописи проснулась в нас уже в раннем детстве. Приблизительно с десятилетнего возраста мы стали писать этюды с натуры и, будучи очень дружны между собой, проводили прекрасные часы совместной работы на Волге.<…> Уже с первых художественных опытов мы почувствовали большое влечение к архитектуре.

В 1891 году Виктор и Александр поступили в Московскую практическую академию, где к тому времени уже учился их старший брат Леонид. После получения среднего образования в 1901 году Виктор и Александр вслед за Леонидом поступили в Петербургский институт гражданских инженеров (ПИГИ). В столице братья жили вместе, одновременно с учёбой продолжая заниматься рисунком и живописью в студии художника Я. Ф. Ционглинского. В годы первой русской революции Веснины принимали участие в забастовках и демонстрациях, работали в политическом Красном Кресте, студенческом старостате. После закрытия ПИГИ как очага студенческого революционного движения, а также в связи с трудным материальным положением отца архитекторов, Виктор вместе с братьями прервал обучение и возвратился в Москву, где начал работать в архитектурных мастерских известных зодчих — И. А. Иванова-Шица, Р. И. Клейна, П. П. Висьневского, А. Г. Измирова, в врхитектурной конторе Б. М. Великовского и А. Н. Милюкова. В Москве Виктор также продолжил заниматься рисунком вначале у художника К. Ф. Юона, а затем в организованной на своей квартире студии вместе с братьями и В. Е. Татлиным.

С самого начала творческого пути братья Веснины начали работать над проектами совместно. Как отмечает один из исследователей творчества А. А. Веснина С. О. Хан-Магомедов, определить долю участия каждого из братьев в их совместных проектах чрезвычайно сложно. Однако, «что касается Виктора Александровича, то его участие в совместных проектах было более универсальным… Его твёрдый взгляд и рациональность мышления, глубокое понимание конструктивно-технических проблем, тонкий вкус — всё это играло большую роль <…>».

Одновременно с работой в архитектурных конторах, Виктор вместе с братьями принимал в 1910-х годах активное участие в многочисленных конкурсах, проводимых Московским архитектурным обществом (МАО). Известность работам братьев принесло участие в конкурсах на проект здания Московского училища живописи, ваяния и зодчества (первая премия) и дома МАО. Проекты Весниных начали публиковаться в специализированных архитектурных журналах. Диплом об окончании высшего образования В. А. Веснин получил лишь в 1912 году.

Самостоятельное творчество

Дореволюционные работы

В 1913—1916 годах Весниными была осуществлена первая крупная самостоятельная работа — дом-особняк Д. В. Сироткина в Нижнем Новгороде, выполненный в духе русского классицизма. В дореволюционный период Веснины работали в основном в Москве. Среди московских работ братьев Весниных дореволюционного периода исследователи их творчества выделяют доходный дом Н. Е. Кузнецова на Мясницкой улице (1910), фасад Главного почтамта на той же улице (1911), здание банка и торгового дома Юнкера на Кузнецком Мосту (1913, совместно с В. И. Ерамишанцевым), дом-особняк Арацкого на проспекте Мира (1913), скаковые конюшни и жокей-клуб при Московском ипподроме (1914) и ряд других проектов и построек.

В годы первой мировой войны Александр и Леонид были призваны в действующую армию, тогда как Виктор продолжил архитектурную практику, выполняя заказы на проектирование промышленных зданий военного назначения. Заказы на проектирование химических заводов А. И. Бурнаева под Кинешмой, Красавина в Жилёве, а также заводы в Пензе и Тамбове Веснин получил благодаря своим семейным и деловым связям. При постройке производственных сооружений В. А. Веснин использовал простые композиционные приёмы, иногда обращаясь к стилизациям с использованием элементов ордерной архитектуры. По мнению исследователя биографии и наследия В. А. Веснина, кандидата архитектуры И. С. Черединой, лучшим произведением дореволюционного этапа творческой деятельности зодчего является архитектурный комплекс сооружений Большой Кинешемской мануфактуры «Томна», сооружённый в 1917 году. Применённое архитектором при постройке производственных корпусов сплошное остекление фасадов способствовало не только лучшему освещению помещений, но и свидетельствовало о поиске новых средств художественной выразительности.

Другой исследователь творчества Весниных, А. Г. Чиняков, отводит одно из главных мест в наследии архитекторов дореволюционного периода неосуществлённому проекту универсального магазина акционерного общества «Динамо», строительство которого планировалось на Лубянской площади. Проект был выполнен братьями в 1916—1917 годах с активным использованием возможностей, которые давало применение при строительстве железобетонных конструкций: архитекторы отказались от наружных несущих стен и применили в оформлении фасада большие плоскости остекления. По мнению Чинякова, в этом проекте Веснины создали новый архитектурный образ универсального магазина, используемый в различных вариантах вплоть до сегодняшних дней.

После революции

В первые годы после революция братья работали в основном самостоятельно. В. А. Веснин продолжил проектирование промышленных сооружений: по его проектам в 1918—1921 годах был построен промышленный комплекс Чернореченского суперфосфатного завода и посёлок для рабочих в городе Растяпине, сооружены химический завод в Саратове, Петуховский содовый завод в селе Ключи и канифольно-скипидарный завод в Вахтане. В 1925 году по самостоятельному проекту Веснина был построен комплекс сооружений Центрального института минерального сырья (ЦИМС) в Москве в Старомонетном переулке. Проект ЦИМС получил высокую оценку от посетившего Москву архитектора Бруно Таута: «очень рациональная постройка, прекрасно продуманная во всех деталях».

В. А. Веснин преподавал в МВТУ при котором совместно с А. В. Кузнецовым основал архитектурное отделение, затем архитектурный факультет. Среди учеников В. А. Веснина были ставшие известными впоследствии архитекторы И. С. Николаев и Г. М. Орлов.

Объединение творческих сил братьев впервые после революции произошло при разработке ими в 1922 году конкурсного проекта Дворца труда. Проект стал для Весниных программным и, несмотря на то, что получил лишь третью премию, во многом определил развитие советской архитектуры и фактически стал декларацией её нового направления — конструктивизма. В этом и последующих «конструктивистских» проектах Веснины уделяли особое внимание выразительности объёмно-пространственной композиции и архитектурно-художественному образу сооружения. В. А. Веснин подчёркивал, что «план и фасад составляют неразрывное целое, что любой выступ плана отражается на фасаде, закрепляет его основные пропорции». Виктор Александрович категорически отрицал широко применяемый в те годы метод работы сначала над планом, затем над фасадом и перспективой:

Всякое архитектурное произведение трёхмерно, поэтому необходимо приучиться проектировать, работая над планом, разрезами, фасадами и перспективой одновременно, параллельно, комплексно. Надо приучить себя думать не об отдельных пропорциях и частях, а об объёме, о сооружении в целом.

1920-е годы стали самыми плодотворными в архитектурном творчестве В. А. Веснина. Вместе с братьями зодчий участвовал в многочисленных проектах, многие из которых, по мнению доктора архитектуры М. И. Астафьевой-Длугач, вошли в золотой фонд советской архитектуры. Среди этих проектов — здание московской конторы газеты «Ленинградская правда» на Страстном бульваре, дома акционерного общества «Аркос», Народного дома в Иванове (1924 г.), Центрального телеграфа (1925 г.), Библиотеки имени В. И. Ленина (1928 г.), Музыкального театра массового действа в Харькове (1930 г.) и ряд других.

В это десятилетие по проектам братьев были построены здание Ивсельбанка в Иванове (1928 г.), санаторий «Горный воздух» в Мацесте (1928 г.), рабочие клубы на бакинских нефтяных промыслах (1926—1929 гг.), универсальный магазин на Красной Пресне в Москве (1927—1929 гг.).

К этому же периоду относится активная деятельность Весниных в Объединении современных архитекторов (ОСА): А. А. Веснин в 1925 году возглавил Общество, а Виктор Александрович стал одним из его заместителей. Входил в редакцию журнала ОСА «Современная архитектура».

В 1927 году Веснин получил должность руководителя кафедры промышленных сооружений в Высшем инженерно-строительном училище.

Расцвет творческой деятельности

По мнению А. Г. Чинякова на конец 1920-х — начало 1930-х годов пришёлся расцвет творческой деятельности Весниных. В этот период по проектам братьев проектируется ДнепроГЭС (1929 г.), театр массового музыкального действа в Харькове (1930 г.) и Дворец культуры пролетарского района в Москве (1931 г.). Сами Веснины также выделяли в своём творчестве проекты театра в Харькове и ДнепроГЭС, называя их одними «из наиболее удачных работ». Посетивший в этот период Москву архитектор Ле Корбюзье писал Весниным:

Я снова рассматриваю Ваши проекты и бесконечно восхищаюсь вкусом, с которым Вы их выполнили.

В 1929 году В. А. Веснин в составе возглавляемой им группы архитекторов победил на конкурсе на проектирование ДнепроГЭС. После окончания строительства электростанции в 1932 году В. А. Веснин отмечал, что коллективу архитекторов в проекте электростанции «удалось достигнуть максимального сочетания целесообразности и красоты».

В 1930 году Виктор Александрович вместе с братьями одержал победу в международном конкурсе на сооружение Театра массового музыкального действа в Харькове. Веснины решили здание в предельно лаконичной манере: увенчанный куполом овальный центральный зал, окружённый полукольцом вспомогательных помещений, примыкал к прямоугольному объёму коробки сцены. Архитектор Г. Б. Бархин писал о проекте Весниных:

В проекте братьев Весниных архитектура огромного театра со всеми новейшими требованиями к ней получила блестящее решение. Особенно поражает удивительная простота архитектурной композиции, где авторам удалось органически сочетать ряд достижений театральной архитектуры с тем ценным наследием, которое получили от архитектуры прошлого.

Во главе Союза архитекторов и Академии архитектуры

После выхода в 1932 году Постановления ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» в стране были ликвидированы большинство существовавших в то время творческих объединений и союзов, включая созданное и работающее при активном участии Весниных Объединение современных архитекторов. В том же году В. А. Веснин возглавил оргкомитет по созданию нового творческого объединения зодчих — Союза архитекторов СССР. В 1936 году Виктор Веснин стал первым президентом Академии архитектуры СССР, а в следующем году возглавил Союз архитекторов. Веснин занимал оба поста более 10 лет и оставил их по состоянию здоровья в 1949 году. Веснин совместно с профессором Д. Е. Аркиным осуществлял общую редакцию выпускавшейся с 1943 года научно-популярной серии книг «Сокровища русского зодчества», а затем и сопутствующей серии «Сокровища зодчества народов СССР». Наряду с общественной деятельностью, В. А. Веснин продолжал активно заниматься архитектурным проектированием. Являясь руководителем архитектурно-проектной мастерской Наркомтяжпрома, Веснин фактически руководил всей промышленной архитектурой СССР. Среди проектов, выполненных архитектурно-проектной мастерской Наркомтяжпрома — реконструкция ЗИЛа, проектирование и строительство Камской электростанции, планировка Большого Запорожья, разработка серии типовых жилых домов, планировка и застройка Октябрьска, Небит-Дага, Новокуйбышевска, Туймазы, Лениногорска и ряд других проектов. Авторскими работами Веснина, выполненными им во главе архитектурной мастерской Наркомтяжпрома, являются неосуществлённые проекты станции метро Павелецкая (1938 г.) и мемориальной железнодорожной станции Горки-Ленинские (1938 г.).

В период 1930-х — начала 1940-х годов Веснины выполнили также конкурсные проекты Дворца Советов (1932, 1933 гг.), эскиз застройки Котельнической набережной в Москве (1934), проект театра им. В. И. Немировича-Данченко, варианты конкурсного проекта здания Наркомтяжпрома на Красной площади (1935, 1936 гг.) и проект Второго дома Совнаркома в Зарядье (1941 г.) и ряд других.

В послевоенные годы В. А. Веснин занимался восстановлением Запорожья. В 1943 году Виктор Александрович был избран действительным членом Академии наук СССР.

Виктор Александрович Веснин скончался 17 сентября 1950 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Памятник на могиле братьев выполнен по проекту А. Веснина.

Награды

• орден Ленина (10.06.1945)

" 2 ордена Трудового Красного Знамени

• орден «Знак Почёта»

См. также

• Конструктивизм в архитектуре Москвы

Литература

• Чиняков А. Г. Братья Веснины. — М.: Стройиздат, 1970. — 179 с.
• Ильин М. А. Веснины. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1960. — 190 с.
• Полякова Л. Л. Зодчие братья Веснины. — М.: Верхне-Волжское книжное издательство. Иванское отделение, 1989. — 238 с.
• Астафьева-Длугач М. И. Л., В. и А. Веснины (1880—1933, 1882—1950, 1883—1959) // Зодчие Москвы. — М.: Московский рабочий, 1981. — С. 122—134. — 302 с.
• Манина А. И. Братья Веснины. — М.: Государственный Комитет по Архитектуре и Градостроительству при Госстрое СССР; Государственный научно-исследовательский музей архитектуры им. А.В. Щусева, 1988. — 71 с.
• Чередина И.С. Архитектор, который умел проектировать всё. К 125-летию со дня рождения академика В.А. Веснина // Вестник РАН. — 2007. — № 4. — С. 341—350.

Ссылки

• Веснины // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49866.ln-ru Профиль Виктора Александровича Веснина] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Веснин, Виктор Александрович

Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.