Безручко-Высоцкие
| Безручко-Высоцкие | |
| | |
| Часть родословной книги: |
VI |
|---|---|
| Родоначальник: |
Иван Иванович Безрученко-Высоцкий |
Подданство: | |
 Гетманщина
| |
 Российская империя
| |
Безручко-Высоцкие[1] — дворянский род.
История
Происходит от Слободско-Украинского помещика, казака старшинского сословия Ивана Ивановича Безрученко-Высоцкого, который был жалован поместьем по грамоте Царя Алексея Михаиловича Романова Тишайшего от 1672 года, за оповещение воеводы князя Григория Григорьевича Ромодановского о начале сепаратных действий и мятеже гетмана левобережной Украины Ивана Брюховецкого и далее уже за боевые заслуги во время усмирения этого бунта против Москвы. Был законсперированным агентом при Гетманщине, подчиняясь непосредственно Ромодановскомуи его сотоварищу Петру Дмитриевичу Скуратову[2], отвечавшему в те годы за дипломатию и разведку на Южном направлении. Предположительно будучи раскрытым, через некоторое время после начала отложения Гетманщины от России, Иван Безрученко ушёл из Гадяча в расположение полков русской армии, предварительно спрятав жену и двух малолетних сыновей у соседей, которые в ту же ночь скрытно вывезли женщину и детей из города в телеге с навозом по предварительной просьбе первого.[3] В числе заслуг И. И. Безрученко-Высоцкого так же числится участие в походах против Крымского Ханства в составе Войска Запорожского и русской армии под общим командованием упомянутого воеводы князя Ромодановского.[3] Отец упомянутого Ивана Безрученко-Высоцкого, так же Иван, «вышел из Польши»[3], являлся «показаченным» православным шляхтичем и служил России в черкасских полках ещё в царствование Михаила Фёдоровича Романова[3]. В родословной росписи[4] дела о дворянстве Безручко-Высоцких от 21 Ноября 1789 года по Слободско-Украинской губернии, указанный родоначальник Иван Иванович Безрученко именуется вотчиником. Уже в конце XVII века, начиная с сыновей Матвея и Ивана служивших (см.диаграмму росписи)[4], а затем «по скорбям своим постриженных в попы», представители рода именуются не как Безрученко(прозвище в казачестве), а как «Безручко-Высоцкие» или чаще просто как «Высоцкие» без фамильной приставки(прозвища) «Безручко». В середине XVIII века род условно разделяется на Константиновичей[5] и Григорьевичей[6], при этом Григорьевичи были причислены к потомственному дворянству на основании заслуг их предка Ивана Ивановича Безручко (Безрученко) и внесены в 6-ю часть родословной книги, в то время как Константиновичи были причислены к дворянству и внесены во 2-ю часть дворянской родословной книги уже на основании собственных заслуг на военной службе самого Константина Александровича Безручко-Высоцкого. Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что по линии Константиновичей благородство по воинским заслугам было подтверждено дважды и хотя представители её позже вносились во 2-ю часть родословной книги (военные дворянские рода), потомки Константина Александровича, на вполне законных основаниях, могли бы быть внесены и в 6-ю часть родословной книги (древнее или столбовое дворянство).
См. также
- Список дворянских родов, внесённых в Общий гербовник Российской империи
- Высоцкие
- Безрученко
- Безручки
Напишите отзыв о статье "Безручко-Высоцкие"
Примечания
- ↑ [bw.ucoz.org/index/rodrosp/0-11 Дворянский род Безручко-Высоцких — Родословная роспись рода по мужской линии]
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/113881/Скуратов Скуратов, Петр Дмитриевич]
- ↑ 1 2 3 4 bw.ucoz.org/arc/1194.pdf
- ↑ 1 2 bw.ucoz.org/10005.jpg
- ↑ bw.ucoz.org/10003.jpg
- ↑ bw.ucoz.org/10010.jpg
Отрывок, характеризующий Безручко-Высоцкие
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
