Бернштам, Фёдор Густавович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Густавович Бернштам
Место рождения:

Тифлис

Место смерти:

Ленинград

Жанр:

графика, архитектура

Фёдор Густавович Бернштам (Беренштам[1]) (25 апреля 1862, Тифлис — 9 августа 1937, Ленинград) — российский художник, действительный член Императорской Академии художеств, действительный статский советник.



Биография

Художник и архитектор, директор библиотеки Императорской Академии художеств, искусствовед и общественный деятель, главный редактор журнала «Открытое письмо» в 1904—1906 годах и более десяти лет — редактор архитектурного отдела журнала «Зодчий». Как художник-иллюстратор оставил след в многочисленных периодических изданиях начала века, внёс немалый вклад в книжную графику России. Его памятники-надгробия Балакиреву, Кони, Копытову, Самусьеву и другим весьма высоко оцениваются специалистами. Среди его архитектурных проектов — дворцы, соборы, дачи.

Был одним из лучших художников-рисовальщиков древних орнаментов и старых памятников архитектуры, неоднократно участвовал в археологических экспедициях. Эти качества в нём очень ценили В. В. Стасов и известный русский историк византийского и древнерусского искусства Н. П. Кондаков.

Коллекционерам хорошо знакомы его экслибрисы и открытки Общины святой Евгении, многочисленные плакаты, пригласительные билеты и программы различных вечеров и концертов. С его именем связано участие дореволюционной России в международных выставках.

И хотя 6 октября 1926 года в письме на имя Ф. Г. Бернштама отмечалось:

Ваши библиотечные, археологические, музейные, архитектурные труды известны всем, а художественные знания и опыт были бы для Гос. Художественного Музея в Асхабаде драгоценны… Ваш всегдашний почитатель и слуга А. А. Карелин.

но прошло время, и имя Ф. Г. Бернштама забылось.

Знавшие Берштама говорили о нём почти всегда только с восхищением.

Он всегда лидер в любом обществе. Весёлый, остроумный собеседник. Всеобщий любимец, покоритель дамских сердец и эрудит во всех вопросах!

Рада Молоканова. «Жёлтые листья клёна»

Ф. Г. Бернштама рисовали Репин, Щербов, Кругликова, Жаба, Визель, Фалилеев, Верейский и многие другие художники. Ему посвящали стихи.

Февральскую революцию, по словам Бернштама, он «принял, как сознательный гражданин». В апреле 1917 года Бернштам подал прошение об отставке; приказом Комиссара Временного Правительства над бывшим Министерством Двора и Уделов (№ 13 от 06.04.1917) был уволен со службы согласно прошению.

В 1918—1924 — хранитель дворцов-музеев в Петергофе. В эти тяжёлые годы ему удалось спасти и сохранить дворцы и павильоны; восстановить и пустить в ход фонтаны; зарегистрировать и описать редчайшие рукописи из собрания Марии Медичи. Работая в неотапливаемых помещениях, художник отморозил руки.

Был одним из организаторов библиотечных курсов в Петергофе и при Государственной Публичной библиотеке. В 1919 году разработал шрифты для «библиотечного письма» и карточек «подвижных каталогов».

В 1924—1930 работал в отделе искусств Государственной Публичной библиотеки. В послереволюционное время был активным участником многих творческих союзов и объединений.

В архивах Ф. Г. Бернштама — множество фотографий, писем, дневников, различных черновиков и записок.

Напишите отзыв о статье "Бернштам, Фёдор Густавович"

Примечания

  1. Так писалась его фамилия в официальных документах с начала XX века.

Ссылки

  • [www.rulex.ru/01020367.htm о Бернштаме «Русская история в портрете»]
  • [greatrussianpeople.ru/info1464.html Биография. «Великие люди России»]

Отрывок, характеризующий Бернштам, Фёдор Густавович

– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.