Ван Дьюзен, Генри Питни

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Генри Питни Ван Дьюзен (англ. Henry Pitney Van Dusen; 11 декабря 1897 — 13 февраля 1975) — американский теолог и религиозный деятель. Племянник политика и юриста Мэлона Питни (англ.). Был женат на Элизабет Когхилл Бартоломью, дочери британского картографа Джона Джорджа Бартоломью (англ.).

Окончил Принстонский университет (1919), затем изучал богословие в Новом колледже Эдинбургского университета, впоследствии там же защитил докторскую диссертацию. На протяжении большей части жизни был связан с Объединённой теологической семинарией Нью-Йорка (англ.), где преподавал с 1926 г. (с 1936 г. профессор), а в 19451963 гг. был её президентом. Одновременно на протяжении 36 лет входил в совет попечителей Принстонского университета. Ван Дьюзен был среди активных участников создания Всемирного совета церквей, активно выступал в поддержку политики Франклина Рузвельта (и, в частности, вступления США во Вторую мировую войну)[1]. В 1963 г. вышел в отставку и поселился в Принстоне. В 1970 г. пережил инсульт. Перед лицом постоянно ухудшавшегося здоровья предпринял попытку самоубийства одновременно с женой; жена Ван Дьюзена умерла, сам он выжил и две недели спустя скончался от инфаркта[2]. Генри и Элизабет Ван Дьюзен прожили в браке 44 года и практически никогда не расставались. В предсмертном письме, адресованном «всем друзьям и родным», они написали: «Мы надеемся, что вы поймете наш поступок, даже если некоторые из вас его не одобрят или будут разочарованы».[3]

Ван Дьюзен был активным приверженцем экуменизма и пропагандировал его во время своих поездок в разные страны. На основании впечатлений от этих поездок написана его книга «К исцелению народов: Впечатления о христианстве со всего мира» (англ. For the Healing of the Nations: Impressions of Christianity Around the World; 1940). К числу других известных книг Ван Дьюзена принадлежит биография генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда «Даг Хаммаршельд: государственный деятель и его вера» (англ. Dag Hammarskjöld: The Statesman and His Faith; 1967), в которой Ван Дьюзен сосредотачивается на внутренней жизни политика, рисуя, с привлечением материала его посмертно опубликованных дневниковых записей, портрет Хаммаршельда как самоуглублённой, рефлексирующей, обращённой к Богу личности[4].

Напишите отзыв о статье "Ван Дьюзен, Генри Питни"



Примечания

  1. Dean K. Thompson. World War II, Interventionism, and Henry Pitney Van Dusen // «Journal of Presbyterian History», Vol. 55 (Winter 1977), pp. 327—345.  (англ.)
  2. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,917217,00.html Religion: Good Death?] // The Time, March 10, 1975.  (англ.)
  3. Leigh Cowan, Allison. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9800E2DC173EF937A15754C0A9679D8B63 IN THE FAMILY; The Van Dusens Of New Amsterdam] (англ.), The New York Times (24 июля 2011). Проверено 13 сентября 2011.
  4. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,902022,00.html Books: Holiness Through Action] // The Time, February 03, 1967.  (англ.)

Ссылки

  • [etcweb.princeton.edu/CampusWWW/Companion/van_dusen_henry.html Van Dusen, Henry Pitney] // Alexander Leitch. A Princeton Companion. — Princeton University Press, 1978.  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ван Дьюзен, Генри Питни

Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.